В больницу Глорию забирала бригада с Семьдесят шестой подстанции. Маккалеб позвонил туда, но оба фельдшера, дежурившие вечером 22 января, заступали на смену только в воскресенье. Однако начальник подстанции сообщил, что согласно правилам «криминальной перевозки» любые вещи потерпевшего, обнаруженные на носилках или в машине «скорой помощи», в обязательном порядке передаются полиции, о чем составляется специальный рапорт. А таковой в деле Глории Торрес отсутствовал. Следовательно, серьгу-крестик никто не находил.
Помимо чужого сердца, Маккалеб носил в себе стойкое убеждение, что его спасли напрасно. Заветный донорский орган должен был достаться кому-то другому. Долгие недели, месяцы Маккалеб готовился к неминуемой смерти и в итоге смирился. Он давно утратил веру в Бога – ужасы, свидетелем которых он становился, мало-помалу заставили его разувериться. Незыблемой оставалась лишь догма о безграничности человеческого зла. Проживая последние, как ему чудилось, дни, Маккалеб не цеплялся за утраченную веру в попытке уберечься, сгладить страх перед неизвестностью, а, напротив, смиренно ждал конца. Примирился с небытием.
Впрочем, особого труда это не составило. Будучи агентом, он нес важную миссию, успешно выполнял свой долг, приносил ощутимую пользу. Спасал людей больше самого именитого кардиохирурга. Боролся с чудовищными проявлениями зла, искоренял самые злокачественные опухоли, и эта борьба – суровая, изматывающая – придавала смысл его существованию.
Смысл испарился в тот самый миг, когда Маккалеб рухнул посреди кабинета как подкошенный. Два года он не жил, а существовал, пока пейджер, завибрировав, не сообщил, что подходящий донор наконец найден.
Сейчас Маккалеб обрел новое сердце, но живым себя не ощущал. Скорее, птицей без крыльев, что грезит о полете. Все фразы про второй шанс, сказанные журналистке, – просто пыль в глаза. Его угнетало мирное существование. Лишь взявшись за расследование гибели Глории Торрес, он вновь обрел вкус к жизни, расправил крылья.
Желание восстановить справедливость во имя погибшей девушки заглушало внутреннюю борьбу. Но сейчас все переменилось. Исчезнувший крестик пробудил дремавшие инстинкты. Познав истинную природу зла, Маккалеб научился угадывать его обличья.
И одно из них было прямо перед ним.
Глава 19
За неделю Маккалеб настолько примелькался в управлении шерифа, что дежурный безропотно пропустил его внутрь без звонка или сопровождения. Джей Уинстон сидела за столом и, орудуя дыроколом, подшивала тонкую стопку документов в папку. Защелкнув металлическое крепление, она подняла глаза на посетителя.
– Решил у нас поселиться?
– Вроде того. Разобралась с бумагами?
– Из четырехмесячного завала разгребла только за два. Каким ветром? Ты же вроде никуда не собирался.
– Злишься, что я умолчал про пересадку?
– Кто старое помянет.
Джей откинулась на спинку стула и вопросительно вздернула бровь.
– У меня появилась зацепка, – выпалил Маккалеб.
– Опять насчет Болотова?
– Нет, кое-что новенькое.
– Маккалеб, не тяни кота за хвост, – улыбнулась Джей.
– Не буду.
– Тогда выкладывай.
Облокотившись на стол, Маккалеб подался вперед и понизил голос. Несмотря на поздний час, многие коллеги Джей засиделись на работе, стараясь успеть закончить насущные дела к выходным.
– Арранго с Уолтерсом упустили важную деталь. На первых порах я тоже ее не заметил. Но сегодня утром, когда взялся перечитывать материалы и пересматривать записи, меня вдруг осенило. Без шуток, Джей. Это в корне меняет все дело.
Джей нахмурилась, посерьезнела.
– Хватит ходить вокруг да около. О какой детали речь?
– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. – Маккалеб расстегнул брошенную на пол кожаную сумку и извлек из нее кассету. – Видеомагнитофон свободен?
– Вроде как.
Джей решительно двинулась в видеозал, включила аппаратуру, но, прежде чем вставить кассету, задержалась на ней взглядом.
– Это что?
– Запись с камеры видеонаблюдения.
– Кассета другая, не та, которую я записывала для тебя в среду.
– Это копия. Оригинал я отдал одному человечку.
– Какому еще человечку?
– Отличному спецу, в свое время он сотрудничал с ФБР, а сейчас увеличивает для меня кое-какие кадры. Ему это раз плюнуть.
– Ну и что ты хотел мне показать? – Джей нажала воспроизведение.
– Где тут пауза?
Уинстон кивнула на кнопку на пульте, и Маккалеб занес над ней палец в ожидании нужного момента. На записи Глория Торрес шагнула к прилавку и улыбнулась Кану. Через мгновение появился стрелок, грянул выстрел, тело девушки отбросило на витрину. Маккалеб остановил пленку и, достав из нагрудного кармана ручку, ткнул ею в левое ухо жертвы.
– Изображение смазанное, но, если приблизить, можно разглядеть три серьги. – Маккалеб принялся водить ручкой по экрану. – Гвоздик с полумесяцем, колечко, а вот здесь, на мочке, крест.
– Не вижу, но поверю тебе на слово, – откликнулась Джей.
Маккалеб снова запустил запись. Выстрел. Глория падает на прилавок, а после заваливается на стрелка. Прикрывшись девушкой, тот палит в мистера Кана, а сам отступает вне зоны досягаемости камеры и укладывает Глорию на пол.
– Таким образом жертва оказывается за пределами объектива.
– Хочешь сказать, он сделал это намеренно?
– Зришь в корень.
– Но зачем?
Маккалеб выудил из сумки протокол инвентаризации и протянул его Джей.
– Вот опись личных вещей, изъятых у жертвы при поступлении в клинику. Как ты помнишь, она еще жива. Ее раздели, сняли украшения и передали их патрульному. Прочитай и скажи, чего здесь не хватает?
Уинстон бегло изучила протокол.
– По-моему, все на месте… хотя… Не хватает серьги в форме крестика?
– Именно. Он его забрал.
– Патрульный?
– Нет. Стрелок. Он оставил крестик себе.
По-прежнему не улавливая сути, Джей озадаченно нахмурилась. Несмотря на общую сферу деятельности, опыт у них с Маккалебом был разный. Она не видела того, что видел он.
– Погоди минутку, – встрепенулась Джей. – Почему обязательно забрал? Может, серьга просто отстегнулась и свалилась.
– Исключено. Я разговаривал с сестрой жертвы и фельдшерами, дежурившими в ту ночь.
Маккалеб слегка погрешил против истины с единственной целью – убедить Джей в своей правоте, не позволить ей найти другое объяснение.
– Сестра Глории подтвердила, что серьга была с замочком и вывалиться не могла. А если бы и вывалилась, фельдшеры непременно обнаружили бы ее на носилках, или в машине «скорой помощи», или в приемном покое. Однако крестик как испарился. Джей, он забрал его. Убийца. Да и замочек мог расстегнуться только в магазине, от прямого попадания в голову. Ведь этот мерзавец стрелял в упор. Только серьгу на месте преступления не нашли. Ее унес убийца.
– Ладно, допустим, он ее унес. Я пока не утверждаю, но допустим. И что с того?
– Неужели не понимаешь? Это в корне меняет дело. Речь уже не о банальном ограблении, а Глория – отнюдь не случайная жертва, оказавшаяся не в том месте не в то время. Она изначально была его мишенью. Добычей.
– Да перестань! Терри, тебе повсюду мерещатся серийные убийцы.
– Ничего мне не мерещится, так оно и есть. Только вы – точнее, мы – на первых порах все проморгали.
Покачав головой, Джей перебралась в противоположный угол комнаты и оттуда посмотрела на Маккалеба.
– Хорошо, обоснуй свою версию. Лично я доказательств в ее пользу пока не наблюдаю. Мне, конечно, доставит огромное удовольствие посадить этих придурков из управления полиции в лужу, но на основании чего?
– Начнем с серьги. Ты знаешь, я беседовал с сестрой погибшей. Она уверяет, что Глори не расставалась с крестиком. Другие украшения периодически меняла, чередовала, но только не крестик. Его она носила каждый день. Религиозный подтекст тут очевиден, но для простоты назовем его талисманом. Следишь за моей мыслью?
– Слежу.
– Теперь предположим, что серьгу забрал убийца. Ни в клинике, ни в машине «скорой помощи» ее не нашли. Значит, предположение не лишено смысла, согласись?
Маккалеб испытующе глянул на Джей, и та нехотя кивнула.
– Отсюда возникает два закономерных вопроса: когда и зачем? Ответ на первый напрашивается сам собой. Вспомни запись. Убийца стреляет, подхватывает тело Глории, кладет его на пол – так, чтобы оно не попадало в поле зрения камеры, – и спокойно снимает серьгу.
– Ты забываешь одну деталь.
– Какую?
– Добрый Самаритянин. Он забинтовал Глории голову, а в процессе мог умыкнуть крестик.
– Такой вариант тоже присутствует. Но я ставлю на убийцу. Добрый Самаритянин – фигура второстепенная. Зачем ему красть серьгу?
– Не знаю. А зачем она понадобилась убийце?
– Вот мы и добрались до второго вопроса. Не забывай, речь идет не просто о серьге, а серьге в форме крестика. Религиозный символ, оберег, талисман. Глория не расставалась с ним ни на секунду. Он был частью ее, фирменным, если можно так выразиться, знаком, что придавало ему особую, хоть и не материальную, ценность.
Маккалеб выдержал паузу. Джей получила расклад. Ей оставалось привести факты к единому знаменателю. Процесс слегка застопорился, однако Маккалеб не сомневался в профессионализме коллеги. Она справится. В крайнем случае он направит ее мысли в нужное русло.
– Доподлинно знать, как Глория дорожит крестиком, мог кто-то из близких. Коллег. Или тот, кто пристально следил за ней неделями, месяцами.
– Например, маньяк?
Маккалеб кивнул.
– На первых порах он собирает информацию. Наблюдает. Изучает привычки, разрабатывает план. А попутно присматривает себе какой-нибудь сувенир. В память о жертве.
– Серьгу, – подсказала Джей.
Снова кивок. Уинстон принялась расхаживать по комнате, не глядя на Маккалеба.
– В голове не укладывается. Давай переберемся туда, где можно сесть и все хорошенько обдумать.
Не дожидаясь ответа, она направилась к двери. Маккалеб торопливо вытащил из видика кассету и поспешил следом. Джей привела его в конференц-зал – тот самый, где его принимали в первый визит. В помещении не было ни души, зато пахло как в «Макдоналдсе». Покрутив носом, Уинстон извлекла из-под стола источавшую миазмы урну и выставила ее в коридор.