— Гуляла. Прости, пожалуйста, я нечаянно.
— И кто тебя нечаянно напоил?
— Сама.
— Ну и ну! Понимаешь, Светильда, — улыбнулся Марат, — нормальные люди напиваются в компаниях, а вот алкаши в одиночку.
— Не дави на психику, — припомнила Света выражение Мити. — Мне и так стыдно…
— Прими контрастный душ, он стыд смоет.
Если бы можно было так просто смыть все. В ванной она каялась, винила себя во всем. Не зная Марата, оскорбляла его на свадьбе, а ведь сама дала согласие выйти за него замуж. Какое-то уродливое слово — замуж. А Марату зачем все это нужно? И Света злилась, не понимая ни его, ни себя.
Потом пила на кухне кофе, приготовленный Маратом, и думала, искоса наблюдая за ним, что, в сущности, он неплохой человек, а она хамка.
Несколько дней спустя Федор принес новость, которую Света едва пережила. Марат открыл дверь, а тот сразу и выпалил:
— Прошлой ночью в камере повесился Егор.
— Тише! — шикнул Марат. — Светке ни слова…
Поздно. Она вышла из комнаты как раз при сообщении. Марат уже знал, что делать при истерике, не отходил от нее ни на шаг, нянчился с поразительным терпением. Накачанная транквилизаторами, Света отключалась, приходя же в себя, снова билась в истерике, обливаясь слезами.
Вечер. Герман у телевизора, вглядываясь в людей, водил авторучкой по экрану, чтобы не пропустить ни одной детали. Рита, лежа на боку, долго не сводила с него глаз. Невыносимо.
— Ты хочешь найти убийцу по записям? — поинтересовалась она.
— Возможно.
— Думаешь, он позволил себя снять?
Последнее время все, что отвлекало, мешало сосредоточиться, раздражало его. Он резко развернулся к ней, жестко сказал:
— Я хочу найти того, кто убил отца. Не знаю, как найду и где, но пока не изучу пленки, не успокоюсь. Убийца мог допустить ошибку, его могли снять случайно, мало ли… Неужели не понятно? Ты бы лучше поплавала в бассейне, чем мне…
Прервал его телефон. Рита взяла трубку, услышав взволнованный голос Марата, протянула ее Герману.
— Ну, что там еще стряслось? — проворчал он, вставая.
Несколько секунд спустя Герман стал бледным, на лбу выступили мелкие капли пота. Он нажал на рычаг, потом положил трубку на аппарат, сел на кровать, растирая пальцами лоб, руки у него дрожали. Рита беспокойно спросила:
— Что? Со Светланой?.. Господи, Герман, не молчи.
— Звонил Марат… — выдавил он.
— Это я знаю. И что?
— В камере повесился Егор.
Пауза зависла долгая. Рита, онемев от ужаса, разводила руками, открывала и закрывала рот. Она чувствовала, что должно произойти еще что-то страшное, и вот глыба, висевшая над ними, обрушилась разом и давит, давит… Когда прорезался голос, Рита растерянно пролепетала:
— Повесился… Как? У них же все отнимают — шнурки, ремни…
— Порвал футболку и сплел жгут.
— Ты говорил, с ним ничего не случится. Ты говорил — остальное приложится. Что приложилось? Мальчик погиб. Повесился… Как страшно!..
— Замолчи!!! — взревел Герман, подскочив, ибо упрек был справедлив, имел прямое отношение к нему. — Что я мог сделать? Что? Что?
— Не знаю! Он не убивал, сам знаешь. Почему ты не помог ему? — Рита перешла на крик. — Он ведь один у матери. Почему ты не внес залог, чтоб Егор не оставался там? Ты должен был что-нибудь сделать, хотя бы попытаться! Но ты… ты ничего не сделал!
Герман в бешенстве ходил по спальне, отшвыривал стулья, попадавшиеся на пути, пнул кресло, бил кулаком в стену. Едва она закончила, прорычал:
— Разве я думал, что этим кончится?
— А ты вообще когда-нибудь думаешь? Не пробовал подумать о других, каково тем, кто рядом с тобой находится? Нет! Ты и твой отец только о себе пеклись!..
— Не трогай отца!
— Ах, вот как! Не трогай! — Она стала напротив Германа, похожая на драчливого петуха. — Значит, когда меня Феликс заставил прийти на свадьбу изображать твою беззаботную подружку после всей грязи, пригрозив, что уволит меня в случае неявки, что работу я в этом проклятом городе больше не найду, — это нормально, да? Светку вы заставили выйти замуж, чтоб отмазать тебя от тюрьмы, — тоже в порядке вещей? Теперь мальчишка заплатил жизнью за твою прихоть, так как тебе надо найти настоящего убийцу, но для этого ты решил подержать парня в тюрьме, — а вас трогать нельзя? Вы кто? Кто вы такие, что взяли себе право играть людьми? Да, ты прав: любой мог убить Феликса, любой, кому он перекрыл кислород и изгадил жизнь.
Герман ударил ее по щеке. Он не выдержал. Он был оскорблен и уязвлен. Рита замерла, на секунду зажмурившись, потом с достоинством сказала, улыбнувшись:
— Когда нет других доводов, распускают руки. Что, рабыня вышла из повиновения? Так вот, дорогой, я твое величество сносить больше не намерена. — Она поставила на кровать баул, побросала туда вещи, которых, к счастью, оказалось немного. Быстро переоделась. — За полтора года мы прошли все этапы супружеской жизни. Хватит.
— Что ты собираешься делать? — растерялся он.
— Я ухожу. Навсегда. И больше ко мне даже не приближайся!
— Не смей… — Герман вырвал из рук Риты баул.
— Что?! Ты запрещаешь мне уйти? А кто ты такой? Муж? Всего-навсего любовник, который надоел мне до смерти. Отдай! Мне давно следовало вычеркнуть тебя, но я надеялась, что ты изменишься. Глупо. Для тебя существуют только твои интересы. Ты считаешь, что имеешь право на самолюбие, гордость, достоинство, а мне отказываешь в элементарном — в уважении. Отдай баул!
— Не отдам. Рита, нам же хорошо вместе…
— Мне этого мало! Я хочу, чтобы меня уважали, любили, а не обращались, как с тряпкой. Постель, дорогой, еще не все. Отдай сумку… Не отдашь? Хорошо, я уйду так.
Выбежав из спальни, Рита понеслась по ступеням вниз, но ее догнал Герман. Попытка удержать взбесившуюся Риту окончилась плачевно. Она оттолкнула его с такой неожиданной силой, что он не устоял на ногах, упал на пол. Хлопнула входная дверь, до слуха долетал лязг замков на железных воротах.
Герман медленно сел на ступеньки лестницы, он не ушибся при падении, просто куда-то подевались силы. Теперь он остался один. Рита ушла, ушла… Вновь он задумался о значении этого слова. Оно легкое, летучее. Ушла, значит, ненадолго, вернется. Перебесится, отойдет и вернется, почему-то был уверен Герман. Полегчало. А вот Егор не вернется, он исчез навсегда, перестал существовать. Ненависть забилась в Германе, свела скулы до боли и произнесла его голосом:
— Ты мне заплатишь и за пацана.
Больше он ни о чем не думал, на страдания времени нет, он должен найти убийцу, на счету которого уже двое. Вернулся к телевизору, быть может, там есть намек, совсем крохотный, но он поможет угадать, распознать, найти…
По улице Рита бежала сломя голову. Споткнулась, упала. А упала потому, что темень была непроглядная. Фонари лишь у дома Феликса, остальная часть улицы едва освещается из окон домов. Некоторые промежутки пути вообще во власти тьмы. Разбитая коленка ныла, из ранки текла кровь, а до остановки было далеко.
Тишина улицы живая, ее наполняет множество звуков: собака залаяла, кошка прыгнула на дерево, зашипев, по листве прошелся ветерок… Вдруг показалось — шаги сзади… Рита оглянулась. Ночь надежно укрывала что бы то ни было. Но ощущение, что она не одна, не проходило. Возможно, больное воображение будоражит всякие там страхи со дна души, Рита ведь большая трусиха. Точно: кто-то ее догоняет! Более не оглядываясь, она помчалась со всех ног, интуитивно угадывая ухабы и перепрыгивая их…
Заняться было нечем — время отпускное, поэтому вечерние часы превратились в наказание. Она ходит на работу. Каждый день. В школе ремонт, ее присутствие необходимо… Так ли уж необходимо? Там только и ждут, чтобы она не пришла. Но она не может не ходить в школу, не может оставаться одна.
«Ну что, Кирочка, — слышался посторонний голос внутри, — спасаешься за работой? А как тем приходилось, кого ты невзлюбила и вышвырнула за ерунду? Тем, кому трудовую книжку подпортила? Может, у них тоже было одно спасение — работа? А ты их лишила этого спасения».
Она отбросила журнал, в котором не прочла ни строчки, прошлась по комнате, выглянула в окно. Летний вечер, чудный вечер, нежаркий… Петра нет. Приходит поздно, сразу заваливается спать, почти не разговаривает с ней. Когда его нет, она готовит монологи в духе шекспировских героев, планируя высказать их мужу, но вот он приходит, а она ни слова. Решив выпить чаю, Кира Викторовна поставила чайник на плиту…
Он давно не спит с ней. Поначалу она радовалась. Тут в школе с утра до вечера на ногах, дома планы-тетради, еще и мужа ублажай. Простите, возраст уж не тот. Проходит месяц, два, на исходе третий… И вдруг до нее дошло, что он вовсе перестал прикасаться к ней, не было даже намеков, которые она часто осаживала фразой: «У меня еще куча работы, спи». Наступил момент, когда пришлось бороться с позывами плоти. В самом деле, не станет же она говорить прямо, мол, хочу! Это унизительно, пошло, стыдно, в конце концов. Она нервничала, срывалась, а Петя не понимал причин ее внезапных обид. Подсказал ему Андрей:
— Папа, извини за нескромный вопрос, но ты с мамой давно спал?
— Сегодня, — недоумевал Петр Ильич.
Андрей от смеха чуть не врезался в дерево, так как оба находились в машине, где и выслушал сын жалобы отца. Отсмеявшись, Андрей спросил:
— Сексом давно занимался с ней?
— Не помню, — честно признался отец.
— Поэтому она и бесится. Исправь положение и можешь недели две отдыхать.
— Думаешь? — не был уверен Петр Ильич.
— Ты как маленький, — усмехнулся Андрей. — Папа, ей же тоже надо. Ты свое получаешь на стороне, а ей где прикажешь удовлетворяться?
В ту же ночь Петр Ильич решил честно выполнить супружеский долг и полез к жене с определенными намерениями. Кира Викторовна не получила ожидаемого результата, была крайне удивлена и растеряна, полночи думала почему? Осознание пришло недели через три, за это время новых попыток к близости любимый муж и не думал предпринимать. Когда он в очередной раз явился очень поздно, лег спать и уснул тут же, она поняла, что он не хочет ее! Не хочет прикасаться, обнимать дряблое тело, целовать губы в мелких морщинках. Ему противно! Зав