Герман помогал жарить мясо Михасику. Друзья Беллы не являлись его друзьями, не всех он знал лично. У своих знакомых пленки с записями свадьбы он забрал, предстояло выпросить их у кинолюбителей со стороны жениха.
— Случайно не помнишь, кто снимал свадьбу? — спросил он. — Я собираю видеосъемки с отцом. Сам понимаешь, живая память о нем.
— Я снимал, — сказал Михасик, одновременно поливая мясо пивом, затягиваясь сигаретой и шмыгая носом. — Сам не смотрел, чего наваял, может, не получилось, я пьяный в муку был.
— Не имеет значения, я выберу кадры. А еще кто снимал, помнишь?
— Не. Я и свадьбу-то не помню…
Глаза Германа переключились на Беллу и Марата, с ними прощался Андрей, который, кстати сказать, тоже с камерой бегал. Герман подумал, что надо бы Марата попросить, пусть возьмет пленку у Андрея, самому западло с ним даже рядом стоять.
Стемнело. По саду распространился запах дыма и жареного мяса, гомон голосов, Света настрадалась вволю, поднялась, чтобы выйти из душевой…
— …еще ребенок, с ней адски трудно.
Голос Марата. О ком это он? Света задержалась, взявшись за ручку деревянной двери.
— Терпение, дорогой, — наставляла Белла, уж ее голос ни с чьим не спутаешь. — Она нужна тебе? Вот и ищи подход. Мы, женщины, любим настойчивых и терпеливых. Так ты с ней даже не переспал? Ну и ну! Собственную жену не в состоянии соблазнить? — и расхохоталась.
У Светы загорелись огнем щеки и уши. С какой стати Марат рассказывает о ней… о них посторонним? Ужасно хотелось посмотреть, почему они замолчали, ведь не отходили от душевой. Послышался голос Беллы:
— Будет тебе, не дуйся. Ты обязан развлекать девочку, повези ее куда-нибудь…
— На Кипр! Железный Феликс подарил нам поездку, но я отложил.
— Чудесно. Кипр — это изумительно.
Голоса удалялись. Света выждала время, потом высунула голову и огляделась. Никого. Когда вернулась в дом, все уже рвали зубами мясо, нахваливая повара.
— Светильда, куда ты пропала? — встретил ее Марат, вставая.
— Гуляла, — буркнула она. Чуть позже вынудила его вернуться домой.
Сигарета сближает, алкоголь делает человека доверчивым и словоохотливым. На сей раз Герман подцепил Федора — адвокатское светило, которое под воздействием градусов принялось выражать соболезнования по поводу кончины Феликса. Мол, жалко мужика, держал всех в кулаке, силен был, и ваще, человек стоящий — словом, пьяные бредни.
— А парня не жалко? — спросил Герман.
— Жалко. — И Феденька кивнул в знак согласия, Герман испугался, что у него отвалится голова. — Но он дурак. Ну, не повезло ему. Я б вытащил его, а он…
Светило провело большим пальцем по горлу. Понятно, адвокат хвастает, а все же любопытно, как он собирался вытащить парня, вдруг ему известно то, чего никто не знает? Герман пил мало, мысль работала у него четко, диалог вел, не выказывая отношения ни к светилу, ни к Егору.
— Ты забыл, он убил моего отца.
— Чепуха. Ты не думаешь так, не верю. А если думаешь, то… Выпьем?
— Неси. — Не Герману же на побегушках быть. Ждал недолго, Федор принес две рюмки. — Я понял, ты мог его вытащить? А улики?
— Какие улики? — рассмеялся Федор. — Улик-то нету. Было предположение, что убил Егор, а доказательств не оказалось. Хотя отпечатки на подоконнике вещь серьезная, но эфемерная. Будем? — Герман пригубил рюмку, Федор выпил до дна, занюхал кулаком. — У парня есть два свидетеля, то бишь… три! Но третий неизвестен. Они его видели в промежутке… ну, когда Феликса — кх! Если он был с ними, то, естественно, не был на свадьбе и не мог сделать это кх! Понял?
— С трудом. И кто свидетели?
— Однокурсник Митя и официантка из кафе «Ивушка» Люся во-от таких размеров. — Федор обвел вокруг бедер руками. — Они наотрез отказались, что видели парня. А я шкурой чувствовал, что врут.
— Почему они врали?
— А хрен их знает! Может, испугались — суды и все такое… А может, их просто купили! Сечешь? Я надеялся им бабок сунуть и узнать правду. Марат и твоя сестра очень просили ему помочь, я и старался… Еще третьего надо было отыскать… свидетеля. Ну да теперь все равно.
Гости разъехались далеко за полночь, некоторых грузили в машины в состоянии трупов. Белла так и сяк удерживала Германа, но тому не улыбалась перспектива провести ночь в древней избушке. Он притворился пьяненьким, нес ахинею, мол, хочет в родную кроватку.
— Как ты машину поведешь? — беспокоилась Белла.
— Прямо. Я в норме.
— Хорошо, я сяду за руль и отвезу тебя, раз ты так боишься остаться.
— Угадала. Я боюсь тебя. Ты такая красивая…
— …что внушаю ужас? — улыбнулась она, подводя его к машине.
— Именно. — Он плюхнулся на переднее сиденье, потеряв надежду избавиться от нее.
Попав в свою комнату, Герман быстро настрочил по горячим следам диалог с Федором в тетрадь, затем разделся и лег, обдумывая, каким образом пригодится ему эта информация. А Белла и не собиралась возвращаться к себе. Обойдя дом, она приятно удивилась: в захолустье находится оазис, не уступающий мировым стандартам. Она понежилась в ванне, нашла халат в шкафу возле бассейна, улеглась в гостиной перед телевизором. Спать не хотелось…
Ей исполнилось двадцать три года. И была она уверена, что прекрасному не будет конца. Туз брал ее в поездки за границу, она обошла лучшие магазины Европы, жила без забот. И вдруг! Белла вышла из подъезда, помахала ему, сидевшему на заднем сиденье, рукой. Водитель завел мотор, Белла запахнула шубку…
Сначала она не поняла, что произошло. Рвануло так, что Белла зажмурилась и зажала ладонями уши. Когда открыла глаза, не поверила, что видит горящую машину и валивший черный дым. Но это была его машина, и он только что был там… Она закричала. Кричала беспрерывно. Подбежала насколько возможно близко к автомобилю. Ее поразило, что мартовский снег тает слишком быстро. Белла металась, пытаясь подобраться ближе, ведь ему нужна помощь. Ее кто-то хватал и отталкивал, она вырывалась, снова бросалась к машине, оторвался рукав шубки…
В конечном счете взрыв разорвал ее жизнь. Началось. Вызовы в прокуратуру, показания, следствие. Далеко не все проявляли вежливость, да и кто она такая для них была? Молоденькая шлюха, рванувшая из провинции покорять столицу, ей подфартило поймать богатенького дедушку, а не промышлять в гостиницах или на панели. Допросы проходили с унизительными намеками, зачастую не имевшими отношения к сути дела. Белла путалась, понимая, что копание в отношениях с Тузом праздное, и долдонила одно:
— Я любила его.
И плакала. Но никто не верил ни ее слезам, ни ее словам. Тем временем родственники быстро разделались с ней. Приперлась старая жаба с жабятами, вежливо попросила Беллу выместись из квартиры. А он накануне гибели собирался подарить ей квартиру, только не успел. Жабята хотели конфисковать еще иномарку и ценности, но Белла нагло заявила:
— Машина моя по документам, вы ее не получите. А драгоценности… ищите!
Хрен там они нашли. Золотые безделушки, завернутые в целлофановый пакет, Белла сообразила сунуть в большую банку с кремом для тела прямо на глазах жабы с жабятами, предвидя, как развернутся события.
Оставшись с машиной, до отказа забитой тряпками, она ездила по Москве, обливаясь слезами. Сняв небольшую квартиру, продавала бриллианты вдвое дешевле их стоимости, на то и жила. Вопрос «что делать и как с этим бороться?» возник сам собой, когда золотишка осталось с гулькин нос. К кому обратиться за помощью? Конечно, к мадам Тюссо. Уговорила ее встретиться в дорогом кабаке, а мадам начала с обид, уплетая креветки в соусе.
— Суки вы все, ой суки. Делаешь вам доброе дело, а вы вспоминаете обо мне, оставшись на бобах. Кем бы ты без меня была? А? Дорога одна у вас — проституция.
Белла, несмотря на шикарный прикид, оставалась все той же провинциальной простушкой. Выпив водки, она ревмя ревела, умоляла помочь, ибо скоро жрать будет нечего.
— Ты что, не скопила бабок? — вытаращилась мадам Тюссо. — Полная идиотка! Ты знаешь, кто он был? Да у него денег… Он не давал тебе?
— Давал, — ревела пьяная Белла. — Я покупала ему подарки, себе кое-что…
— Ну, дура… каких свет не видел! Подарки ему дарила! Ха! Ты сама для него подарок.
— Я лю-у-би-ла его…
— Еще и клинически больная на голову. Он тебя просил любить его? Люби в кровати сколько хочешь, а в остальное время извилинами ворочай. Девчонки похуже тебя состояния сколачивают, а ты… Нет, я с даунами не работаю.
— Что же мне дела-ать? — выла Белла. — Хоть вешайся…
— А домой к маме и папе не хочешь?
— Не-ет, — рыдала несчастная красавица.
— Ну да, я забыла, вы все Москву покорять приезжаете, а Москва слезам не верит, слыхала такое? Ладно, не реви, смотреть противно. Попробую пристроить тебя, а ты будешь отстегивать мне каждый месяц по 500 зеленых. Сумма ничтожная, но это из человеколюбия с тебя мало беру, даунов надо жалеть.
— А если он, — Белла имела в виду нового покровителя, — не будет столько давать?
— Это твои проблемы. Не сумела воспользоваться шансом, учись вертеться. Да и должок у тебя передо мной, не считаешь? За первого расплатилась, а за своего туза нет.
— Так ведь я сама его нашла…
— Милая моя, к друзьям жопой не поворачиваются. Сегодня ты мне по дружбе накинула, завтра я тебе помогу. Поняла? Так как, по рукам?
И поехало. Белла переходила из одних рук в другие, мужчины ее не бросали, она была молода, необыкновенно красива. Уходила она, требуя у мадам нового покровителя. Мадам Тюссо… Белла поняла смысл клички. Молоденькие девушки, как восковые фигурки в коллекции, полностью были в ее руках, зависели от того, куда она их определит. Но мадам оказалась не самым страшным злом в этом мире, так что можно считать, ее девушкам повезло. Так вот мадам, считая Беллу жемчужиной своей коллекции, брала плату и с Беллы, и с мужиков, к которым она переходила. Короче, вертеться умела.
Годы летели, а Белла все прыгала из одной постели в другую. Почему так происходило? Да потому что никто не мог сравниться с Тузом, а Белла мечтала повторить прекрасные годы, проведенные с ним. Так и двадцать восемь ей стукнуло, отмечала их в ресторане с мадам Тюссо, к которой привыкла как к родной. Та изучала ее несколько странно, потом огорошила: