А он оказался трусом и позорно сбежал. Бесшумно поднялся по лестнице. Открыл окно, хотя руки дрожали. Выпрыгнул из окна и пустился бежать, прочь через лес. А потом пришел Кристер. И бабушка была мертва.
И теперь…. Теперь убийца схватит его.
Он услышал свой собственный дикий вопль. Отчаянно крича, он попытался бежать. Но бежать не получилось.
Мужчина, шедший позади, оторвал его от земли, схватив за руку и за куртку. Ноги Маркуса бежали в воздухе.
– Заткнись! – прорычал мужчина.
– Кристер! – надрывно кричал Маркус. – Кристер!
Потом на него налетело дерево. А потом пустота.
Кристер Эриксон и Свен-Эрик Стольнакке не слышали крика. Они уже сидели в машине по пути в Кируну. Два рыцаря, готовые бороться за то, чтобы Вилли Ниеми, девяти лет от роду, перестал обижать Маркуса Ууситало, семи лет.
Главный управляющий Фаст твердым шагом идет по Кируне. Он как снегоуборочная машина. Люди шарахаются, поспешно здороваясь, поднимают шапки, приседают, пряча глаза.
Его нисколько не заботит, что его боятся. Напротив, он даже рад этому. Людская ненависть делает его лишь сильнее – он как сталь, закаленная в огне.
Строго говоря, он ничего не имеет против того, что народ в Кируне о чем-то догадывается, но ничего не может доказать.
Ему удалось поставить на колени эту строптивую учительницу, и теперь вся Кируна перед ним на коленях.
Единственный человек, имеющий над ним власть, – это директор Лундбум. Но Лундбум – сумасшедший. Фаст написал ему о трагическом происшествии. Сообщил, что расследование показало – у нее были связи с несколькими мужчинами, она родила ребенка, отцом которого могли быть несколько человек. Но убийство, похоже, так и останется нераскрытым.
Лундбум не ответил. Фаст рассчитывает, что теперь тот будет появляться в Кируне еще реже. Отлично.
Однако сейчас мысли управляющего заняты другим. Камнедробилка возле шахты вышла из строя, и он идет упругим шагом, словно разгневанный правитель.
Чертовы работяги, не умеющие делать свою работу! Какой толк добывать руду, если ее нельзя вывезти? Никакого! Руду нужно раздробить и загрузить в вагонетки.
Обычно еще издалека слышно гудение камнедробилки – этой гигантской мельницы, раскалывающей блоки руды. На этот раз рабочие сидят снаружи и курят, однако быстро вскакивают при приближении управляющего.
Один из них кидается в объяснения:
– Там огромный камень, и он, похоже, прочно застрял.
Но господин Фаст пришел не для того, чтобы попить с ними кофейку. Оттолкнув в сторону говорящего, он берет у него из рук лом.
Все послушно идут за ним, как школьники. Камнедробилка словно стоящая на боку в воронке гигантская скалка, утыканная стальными шипами. Обычно она вращается, грохочет, разжевывая камни, – с каждым оборотом они становятся все мельче и мельче, пока не падают наконец в стоящую внизу вагонетку.
Фаст спрыгивает в чашу камнедробилки.
– Это, черт меня подери, ваша работа! – зло шипит он. – Выковыривать отсюда камни.
Он запускает лом под застрявший валун.
– Вы как барышни-учительницы! – рычит он. – Я вам всем за это зарплату урежу!
При слове «учительницы» словно волна накатывает на всех. Им даже не надо смотреть друг на друга – все подумали об одном и том же. Как будто она стоит здесь рядом с ними, круглощекая, с веселыми глазами.
Все косятся на Юхана Альбина, он ведь знал ее близко – помолвлен с домработницей, которая жила с ней под одной крышей.
Внизу в чаше управляющий пыхтит как бык, упираясь в камень. Тот не поддается. Но управляющего заело – сейчас он докажет этим слабакам.
– У вас, видать, между ног чего-то не хватает! – кричит Фаст и скидывает свой пиджак.
А затем снова наваливается на лом.
Младший в бригаде берет пиджак. Оглядывается, ища, куда бы его повесить.
И тут все глаза одновременно останавливаются на одном предмете. Главный рубильник. Его никто не отключил.
Рабочие переглядываются. Никто не восклицает «ах, проклятье!» и не кидается отключить электричество.
И вот управляющему удается выковырять застрявший камень.
Камнедробилка с воем приходит в движение. Камни скрежещут о сталь, друг о друга.
Под ногами Фаста камни осыпаются вниз, как зыбучий песок. Со стороны кажется, что камнедробилка заглатывает его. Никто и глазом не успел моргнуть, а он уже по пояс в руде.
Они не слышат его крика. Видят лишь удивление и страх на лице Фаста. Открытый рот. Все звуки тонут в визге стали, дробящей камни.
Через несколько секунд все кончено. Камнедробилка заглатывает Фаста, перемалывает его вместе с камнями и выплевывает клочья в вагонетку, стоящую внизу.
Юхан Альбин отключает рубильник, и воцаряется тишина.
Подойдя к чаше, он плюет в нее.
– Ну, вот и все, – говорит он. – Пожалуй, стоит позвать полицмейстера.
Примерно через час Монс перезвонил Ребекке.
– Ты уверена, что там написано «Share Certificate Alberta Power Generation»?
– Да, – ответила она. – Я держу их в руках.
– Сколько там долей? – спросил Монс.
– Здесь написано «Representing shares 501–600» на первой, «601–700» на второй и «701–800» на третьей.
– Ах ты, черт! А на обороте что-нибудь написано по поводу передачи?
– Сейчас посмотрю… «Transferee» и «4 марта 1926 Франс Ууситало». А ниже: «Transferor Яльмар Лундбум». Рассказывай!
– Компания существует до сих пор. Довольно большая фирма в области гидроэнергетики со штаб-квартирой в Калгари. В ней произошло много новых эмиссий. Изначально эти акции составляли десятую долю капитала компании. Сейчас – десятитысячную.
– И что?
– Но они все-таки кое-чего стоят.
– Сколько? Стоит ли мне засунуть их под куртку и кидаться на первый рейс в Южную Америку?
– Именно так я и посоветовал бы тебе поступить. Если бы на обороте не значилось, что они переданы конкретному лицу.
– Что ты такое говоришь, Монс? Сколько? Говори же!
– Я говорю, что для тебя эти акции гроша ломаного не стоят.
– Но…
– Но для Франса Ууситало или его наследников их ценность составляет около десяти миллионов.
– Ты шутишь!
– Канадских долларов.
На несколько мгновений воцарились тишина. Ребекка глубоко вздохнула.
«Суль-Бритт была богата, – подумала она. – Сидела в своем обветшалом домишке в Лехтиниеми, считая каждую крону, и даже не подозревала…»
– Украсть акции невозможно, – сказала она вслух, – поскольку на них указано имя владельца.
– А у ее отца были другие наследники? – спросил Монс.
– Я тебе перезвоню, – пробормотала Ребекка.
– Ты ничего не забыла?
– Спасибо, Монс! Спасибо, мой милый, умный, чудесный Монс. Обожаю тебя! Но… черт подери. Перезвоню попозже!
– Только не наделай глупостей, – произнес Монс.
Но Ребекка уже бросила трубку.
– Я, собственно, пыталась сказать тебе об этом, когда ты звонила в прошлый раз, – сказала Соня на коммутаторе, когда Ребекка позвонила ей. – Но ты ведь…
– Да, знаю!
– Ну вот, видишь.
– Прости, я слушаю.
– У него был еще сын. Старше Суль-Бритт. От другой женщины. Но после него не осталось денег даже на похороны.
«Само собой», – подумала Ребекка. Вслух она сказала:
– Стало быть, у Суль-Бритт был единокровный брат. Как его звали?
– Счастье мое, ты думаешь, я все это держу в голове? Хочешь, чтобы я узнала?
– Да, и прямо сейчас! – выпалила Ребекка. – Мне нужна вся родословная!
Вилла семьи Ниеми располагалась в Курравааре на мысу, уходящем в залив. Хозяйка дома впустила полицейских, желавших переговорить с ней и с ее мужем. Поначалу она испугалась, но они заверили ее, что ни с ее детьми, ни с родными ничего не случилось.
Это была высокая стройная крашеная блондинка, лет тридцати с небольшим. Волосы коротко пострижены на затылке, но спереди доходили до уголков рта. В левом ухе и в одной ноздре были вдеты колечки. Жуя жвачку, госпожа Ниеми то и дело бросала взгляд на экран телевизора, работавшего на кухне. Там кто-то рекламировал магическое приспособление для резки овощей, способное изменить жизнь потенциального покупателя и заставить его детей страстно полюбить огурцы и морковку.
Свен-Эрик Стольнакке и Кристер Эриксон сели, и госпожа Ниеми позвала своего супруга. Он появился и остановился в дверях, представившись как Лелле. Блондин, как и его жена, с натренированными бицепсами. Нос когда-то был разбит, что придавало ему вид красивого, но слегка потрепанного боксера.
– Полиция, – коротко произнесла госпожа Ниеми.
– Да, но мы не по служебному делу, – уточнил Кристер Эриксон.
– Хотите чего-нибудь? – спросил Лелле с такой улыбкой, словно к нему зашли два друга детства. – Кофе? Пива?
Кристер и Свен-Эрик подняли руки в знак вежливого отказа.
– Речь идет о вашем сыне Вилли, – начал Кристер Эриксон, – и мальчике, который ходит в ту же школу, Маркусе Ууситало.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Лелле Ниеми.
«Теперь пива уже не предложат», – пришло на ум Свену-Эрику.
– Ну вот, опять, – пробормотал Лелле и крикнул в сторону верхнего этажа: – Вилли, иди сюда!
На лестнице послышались тяжелые шаги, затем в дверях появился юный господин Ниеми. Отец поставил его так, чтобы оказаться за спиной у сына.
– Если вы хотите говорить со мной по поводу того, что кто-то кого-то обижает, то пусть парень слушает. Ведь это его вы намерены обвинять?
– Ты хочешь, чтобы я обращался к нему или к тебе? – спросил Кристер.
– Говори напрямую с Вилли. Я так его воспитал – что надо все обсудить напрямую с тем, кого касается дело. Или как, Вилли? Лицом к лицу. Все как есть.
Вилли кивнул и сжал губы.
– Ты и твои друзья, – сказал Кристер, обращаясь к Вилли, – я хочу, чтобы вы оставили Маркуса Ууситало в покое. Раз и навсегда.
– Какого черта? – заныл мальчишка. – Ничего я такого не делал. Я уже говорил – я ничего не делал. Скажи ему, папа.
– Все в порядке, Вилли, – произнес Лелле Ниеми, кладя руку на плечо сыну. – Надеюсь, ты не станешь называть моего сына лгуном?