— Понял и сделаю, если только представится возможность.
— И как только вы увидите, что волк вернулся в свою нору, вы являетесь ко мне и сообщаете об этом.
— А куда?
— У вас есть записная книжка?
— Да, вот она.
— Ну, так пишите: гражданин Оскар Риго, улица Генего, 21.
Бутылочку прикончили, а затем бывший носильщик вложил в руку посыльного монету в пять франков.
— А вот это вам в счет потерянного времени.
— Благодарю, сударь, — смеясь, ответил посыльный, — за эту цену я готов был бы терять время по целым дням.
Оскар вышел из лавочки виноторговца в сильном раздумье.
— Только бы посыльный не ошибся и не принял кого-нибудь другого за моего злодея. Меховая, богатая шуба, перчатки, совсем шикарный господин. Может ли это быть «резник» с Лионской железной дороги? А у того, судя по словам булочницы с улицы Клиши, руки были черные, загрубелые. Что это за необъяснимая тайна? Что за путаница?
Часов около одиннадцати, разодевшись до невозможности элегантно, Жанна Дортиль отправилась к директрисе, где уже находились Поль Дарнала и его соавтор по пьесе «Преступление на Лионской железной дороге».
Ночью они закончили третий акт и только что прочли его директрисе.
Как она, так и актеры рассуждали о раздаче ролей в этом акте, так как тут появились две новые женские роли; в это время вошла горничная и доложила о приходе mademoiselle Жанны Дортиль.
— А ведь она может нам пригодиться! — воскликнул Поль Дарнала. — Это замечательно красивая девушка. Вся беда в том, что она необычайно глупа! Впрочем, не беда, попытаться все-таки можно! Ведь на ее долю приходится всего одна сцена, положим, сцена довольно важная…
— Ну так что. же, — возразила директриса, — если вы думаете, что она нам пригодится, то почему бы вам и не порепетировать с нею, конечно, если она не будет слишком требовательна?
— Требовательна? — расхохотался Дарнала. — Да полноте, я уверен, что она ровно ничего не спросит, даже, скорее, сама заплатит, если только будет нужно! Ведь она не рассчитывает составить себе состояние на театре, у нее есть еще другие источники дохода.
— Просите сюда mademoiselle Дортиль, — приказала директриса.
Жанна вошла нарядная, улыбающаяся, действительно прелестная, и пожала руки директрисе и Полю Дарнала.
— А мы только что толковали о вас, милочка!
— Ба! — воскликнула Жанна. — И вы говорили много дурного?
— Напротив!
— Уж не вспомнили ли вы меня для какой-нибудь из ролей вашей неигранной пьесы? По поводу двух первых актов, прочитанных вчера, в Париже ходят самые чудесные слухи. Говорят, что эффект будет поразительный.
— Замечательно будет, что и говорить, моя милая! — рассмеялся Поль Дарнала. — И знаешь, чем дальше, тем лучше. Первые два акта ничто в сравнении с двумя последующими. Я пари держу, что пьеса выдержит пятьдесят представлений.
— Да вы мне скажите, есть мне там роль или нет?
— Да, душечка, есть, есть роль и для тебя.
— Во всей пьесе?
— Нет, в одном только акте, и всего одна сцена, но знаешь, сцена, что называется, шик! Сцена сумасшествия, после которой зал будет дрожать от аплодисментов, а может быть, даже и вконец обрушится.
— Когда будут читать пьесу?
— Завтра.
— Хорошо, я приду на чтение, и тогда мы увидим, что будет дальше.
— Разумеется, но к чему тебе слушать чтение? Раз я говорю, что роль великолепна, значит, она великолепна, уж будь уверена! Ну послушай, милочка, ведь можешь же ты сыграть роль в одну сцену, для того чтобы оказать услугу нам всем? Ты одна только, с твоей торжествующей, бурной, яркой, гипнотизирующей красотой и твоим уже давно известным и по достоинству оцененным талантом, можешь придать этой роли необходимый для нее блеск. Решай сейчас же, милая. Скажи нам, можем ли мы рассчитывать на тебя?
Жанна Дортиль подумала с минутку и.затем ответила:
— Ну хорошо, так и быть, сыграю!
— Браво, душечка!
— Но позвольте! Услуга за услугу!
— В чем же дело?
— Я хочу, чтобы меня прослушали.
— Кто именно?
— Два директора парижских театров. Я уже виделась с ними. Они просили меня поставить какую-нибудь пьесу и обещали прийти на первое представление.
— Что ж, это зависит от того, что именно вы хотите поставить, — сказала директриса.
— Пьеса у нас готова, и Дарнала уже играл ее раз в театре «Жимпаз».
— Что за пьеса?
— «Серж Панин».
— Вы хотите играть «Сержа Панина?» — воскликнула директриса.
— Очень просто! Я недавно играла все и могу вам поручиться, что доставила и себе и другим очень много удовольствия.
Дарнала кусал губы, чтобы не расхохотаться.
— Она не даст ни одного су сбора, — продолжала директриса.
— Я уплачу все расходы.
— Ну, это другое дело. Только пьеса пойдет не более трех раз.
— Это мне совершенно безразлично, только бы Дарнала играл роль Сержа Панина.
— Изволь, сделаю, если только ты согласишься сыграть в моей пьесе ту роль, которую мы тебе предлагаем.
— Да ведь это уже решено и подписано!
— Значит, все наши переговоры окончены к общему удовольствию, — сказала директриса и, обращаясь к Жанне Дортиль, прибавила: — Когда вы хотите ставить вашу пьесу?
— Ну, так через недельку.
— Хорошо. Через неделю, считая от послезавтра. Таким образом, у нас будет время для репетиции.
— Это придется как раз на субботу, и великолепно, а теперь займемся расходами. Сколько вы с меня возьмете?
— За три дня, так как это будут праздники после Нового года, я возьму с вас семьсот франков.
— Идет! Я вам отсчитаю немедленно. Потрудитесь выдать мне расписку.
— Черт побери! Можешь похвалиться, что ты ловко и скоро обделываешь свои делишки! — проговорил Дарнала, смеясь.
— Я хочу, чтобы все шло как по маслу! Все должно работать на славу!
— И в том числе револьвер, из которого в последнем акте убивают Сержа Панина.
— Вот именно!
Жанна Дортиль дала ей тысячефранковый билет, получила сдачу и спросила:
— Когда мы начнем репетировать?
— Завтра Новый год. Мы начнем репетировать послезавтра, по окончании чтения третьего акта «Преступления на Лионской железной дороге». Вы тоже должны явиться на это чтение, имейте в виду.
Жанна пожала руку директрисе и обоим авторам, и вышла, вполне довольная собой и твердо убежденная, что она произведет настоящую революцию в парижском театральном мире, когда сыграет роль в «Серже Панине».
Настал Новый год, крайне печальный для большинства героев нашего рассказа.
Леон Леройе и Рене Дарвиль провели часть дня на улице Риволи, у нотариуса Мегрэ.
Софи собирала обильную жатву подарков со своих многочисленных друзей.
Оскар, окончательно превратившийся в сиделку, ни на шаг не отходил от больной Эммы-Розы, здоровье которой ничуть не поправлялось, а отчаяние достигло крайних пределов.
На следующий день в театре Батиньоль артистам читали третий акт драмы Поля Дарнала, прежде чем приступить к репетиции «Сержа Панина».
Бывший обожатель Сесиль сумел очень ловко воспользоваться фактами, рассказанными в газетах, и теми, в которых он был совершенно случайно замешан.
Третий акт, который должен был неминуемо произвести самый поражающий эффект на публику, заключал в себе описание той сцены, в которой Дарнала принес Сесиль письмо, найденное им на дижонском вокзале, и отдал его в присутствии опекуна.
Оба актера, пользуясь правом примешивать к фактам вымышленные события, сценические комбинации, взятые ими из собственного воображения, сделали из опекуна дочери убийцу отца, не подозревая, что это измышление, казавшееся даже им самим чрезвычайно смелым, было на деле чистейшей правдой.
Имена действующих лиц изменили, но тем не менее лица выделялись как живые на темном фоне мрачной драмы, заключавшей в себе для Анджело Пароли массу грозных, ужасных намеков.
Возвратясь вечером домой после чтения третьего акта, произведшего на слушателей потрясающее действие, Жанна Дортиль узнала от своей матери, что доктор вернулся и теперь у себя.
— Я побегу поболтать с ним — он будет очень рад меня видеть.
С этими словами она легко взбежала наверх и постучалась в дверь Пароли. Последний тотчас же открыл ей дверь.
— А, это вы, милое дитя, — сказал он, крепко пожимая ей руки. — Очень рад вас видеть. Ну что же, нет ли у вас чего-нибудь новенького?
— Да. Переговоры мои с директрисой удались.
— Вы ставите спектакль, чтобы дать нам возможность послушать вас?
— Да, и тот самый, который я хотела, — «Сержа Панина».
— Браво! А найдется ли у вас хороший партнер?
— У меня будет Поль Дарнала.
— А он согласился?
— Он не мог отказать мне. Тут услуга за услугу. Оказалось, что я ему нужна.
— Вы ему нужны?
— Я взялась за роль, в сущности, дрянную, но без которой не может обойтись третий акт драмы Дарнала, который он нам сегодня читал.
— А в чем состоит этот акт? — тоном полнейшего равнодушия спросил итальянец.
— Просто изумительно! Удивительно! Поразительно!
Пароли недоверчиво улыбнулся.
— Ужасные вещи! Хотите, я вам расскажу?
— Почему же нет?
Будущая звезда, за неимением других качеств, обладала необычайной памятью и воспроизвела все сцены знаменитого третьего акта.
Слушая ее, Пароли дрожал. Ему казалось, что он слышит свои собственные слова, видит собственные действия. Какая адская сила открыла проклятому актеру истину?
Итальянец чувствовал, что еще минута — и он упадет в обморок. Но он сумел сделать нечеловеческое усилие и подавил овладевшее им волнение.
— Когда же пойдет ваша пьеса?
— В будущую субботу.
— Следовательно, через пять дней! Однако как все это у вас быстро!
— О нет, не слишком. Подумайте только, ведь все роли уже выучены. Остается только все скрепить, отделать, а там уж пойдет отлично.