Из всех своих прежних друзей и товарищей по школе он продолжал поддерживать отношения только с Аннибалом Жервазони.
Значило ли это, что он сохранил к нему прежнюю дружбу? Конечно, нет. В сердце Пароли не осталось больше ни одной чувствительной струны. Все в нем угасло, все умерло.
А если он время от времени продолжал видеться с Жервазони, то делал это потому, что молодой итальянец изредка вынимал из кармана луидор и великодушно делился со своим бывшим приятелем. Мы должны прибавить, что подобное отношение не вселяло в сердце Анджело ни малейшей благодарности.
Когда друг его вышел из «Auberge des Adrets» и пошел по бульвару, Пароли насмешливо поглядел ему вслед.
— Вот что называется быть благоразумным! — с горечью проговорил он. — Как он щедр на советы! Как будто я нуждаюсь в них. Золото, золото — вот единственное, что мне нужно! Это все, чего я жажду. Золота мне! Много золота! Столько, чтобы я имел возможность повергнуть весь Париж к моим ногам и презирать тех, кто презирает меня теперь!
Глаза Анджело устремились на пятидесятифранковый билет.
— Вот тут у меня есть с чем попытать счастья! — продолжал он говорить сам с собой, причем лицо его приняло выражение неописуемой алчности. — Ведь надоест же наконец несчастью преследовать меня! Там играют в крупную игру! Маленькая ставка может принести мне большую сумму, а уж раз у меня будут деньги, никто не помешает мне попробовать свою силу на чем-нибудь более грандиозном!
На минуту молодой итальянец как будто углубился в себя.
— Уехать за границу! — проговорил он, помолчав некоторое время. — Покинуть отечество! И жить где-нибудь в другом месте! О нет, для меня это положительно невозможная вещь! Да он просто с ума сошел! Не пить больше! Не играть! Полно! Вот глупости-то! Я буду играть до тех пор, пока игрой не наживу себе целое состояние! Я буду пить до тех пор, пока, подавив весь мир своим богатством и могуществом, не перестану нуждаться в забвении! Но придет ли когда-нибудь этот день? А почему же и нет? Все возможно! Иногда даже и невозможное! А впрочем, если в действительности не все хорошо, то опьянение дает мне полнейшую иллюзию! А это почти одно и то же!
С этими словами Анджело застучал по столу.
— Что угодно, сударь? — воскликнул прибежавший на его зов слуга.
— Абсенту! Да не уносите бутылку, а оставьте ее около меня!
— Хорошо, сударь.
Слуга повиновался, принес бутылку и оставил ее около Анджело.
Через полчаса бутылка была уже пуста.
Тогда молодой итальянец встал и расплатился.
Он не пошел в большие двери, а вышел на улицу Бонди, прошел переулок, соединяющий последнюю с улицей Марэ, вошел в беднейший отвратительнейший ресторанчик и уселся обедать, стараясь выбирать самые дешевые блюда, чтобы истратить на еду как можно меньше.
У Анджело оставалось еще немного мелкой монеты для уплаты за обед, так что он не притронулся к пятидесятифранковому билету Жервазони. Эти деньги, упавшие точно с неба, он берег для игры.
В восемь часов он ушел из ресторанчика, где не столько утолил голод, сколько наполнил желудок, и, подняв до ушей воротник своего пальто вследствие все усиливавшегося холода, пошел по улице Panillon.
Он остановился перед шестиэтажным домом и прошел мимо комнатки консьержа, ничего не спрашивая и не обратив на себя никакого внимания. Без сомнения, его знали в лицо.
Поднявшись на третий этаж, Анджело остановился перед дверью, выходившей на площадку лестницы, как раз посреди двух других дверей. Газовый рожок ярко освещал все пространство.
Пароли подошел к узкой двери слева и со вниманием ее осмотрел. Крошечный крест, нарисованный мелом, чуть виднелся посередине.
— А! — пробормотал он. — На сегодняшний вечер вход отсюда.
И он слегка постучался три раза. Дверь отворилась. Молодой человек проскользнул в узкий темный коридорчик.
— Дальше… Все прямо, — послышался голос.
Темнота была полная, и Пароли, ощупывая стены, наткнулся на дверь, которая под напором его руки открылась, и он вошел в ярко освещенную комнату.
Женщина, около пятидесяти лет, лицо которой сохраняло следы прежней красоты, сидела перед маленьким бюро и сводила счета в записной книжке. Она подняла голову.
— Ах, это вы, monsieur Пароли, — сказала она, и любезная улыбка появилась на ее накрашенных губах. — Вы пришли сегодня по какому-то наитию.
— Почему так?
— Потому что у нас соберется многочисленная и хорошая компания, и я имею основание думать, что вечер не пропадет даром; народу уже довольно, в том числе игроки настоящие; через минутку начнут.
Пароли вынул из кармана свой билет в пятьдесят франков и протянул его madame Тирон — так звали экс-кокотку, которая в молодости получала денежные средства благодаря своей красоте, а теперь держала игорный дом.
— Пожалуйста, возьмите себе, сколько следует за ужин, — сказал итальянец, — и разменяйте мне деньги.
Madame Тирон взяла билет, посмотрела его на свет и долго и подозрительно разглядывала с большим вниманием.
Уверившись наконец, что он не фальшивый, она положила его в ящик бюро и сдала Пароли сорок восемь франков монетами по сто су.
— У вас сегодня будет такой ужин, что пальчики оближете, — произнесла она, улыбаясь, — я раскошелилась сегодня!
Итальянец сунул в карман деньги, отворил дверь и вошел в маленький зал, бормоча сквозь зубы:
— Да, ужин в пятьдесят су, оплаченный пятьюдесятью франками. Знаю я тебя, старая мегера!
Маленький зал был совершенно пуст. Пароли прошел через него, отворил вторую дверь и очутился в довольно просторной комнате, середину которой занимал длинный и широкий стол.
Покрывавшее стол зеленое сукно было разделено мелом на равные пронумерованные пространства. Вокруг стола сидело уже до дюжины мужчин и женщин.
Обычные посетители притона болтали у камина и возле окна, ожидая начала игры.
Некоторые из женщин были молоды и красивы, отдеты нарядно, но безвкусно, и украшены множеством драгоценных вещей. Другие, неопределенного возраста, походили на старых спекулянток, в тревожном ожидании бродящих вокруг решетки биржи.
Некоторые игроки носили на себе следы бурных страстей — ввалившиеся щеки и лихорадочно горящие глаза служили тому доказательством. Многие молодые люди, красивой наружности, но с подозрительными манерами, одеты были в безукоризненные вечерние костюмы: черный фрак, белый галстук и открытый жилет — и казались богачами.
Остальные, напротив, походили на бедных студентов или провинциалов в праздничной одежде. В числе гостей находились и старики, честные физиономии которых, конечно, были обманчивы, а седые волосы не внушали уважения.
Одним словом, смесь мошенников и проходимцев. Одни пришли попробовать счастья, другие — в полной уверенности, что они заранее приняли все необходимые предосторожности для удачной игры.
Анджело Пароли приблизился к тому столу, где играли в баккара.
— Если вы сядете возле меня, милый мой, я сменю место, — сказала ему довольно красивая особа. — Вы всегда приносите несчастье, не раз и не два я испытала это на себе.
Не отвечая, итальянец опустился на стул. В ту же минуту его соседка вскочила со словами:
— Следовало бы занимать место по жребию!
Хозяйка дома, madame Тирон, вошла в зал в сопровождении четырех постоянных посетителей.
— Мы больше никого не ждем, — проговорила она, — и поэтому ничто не мешает нам начать. Ну-с, кто хочет заложить банк? Господа, кто будет банкиром?
Никто не ответил ни слова.
— Как! Ни одного банкомета? — продолжала Тирон. — Неужели не найдется банкометика на двадцать пять луи?
То же молчание.
— Ну, значит, надо проделать два или три круга в ландскнехт, чтобы разойтись. А потом, когда игроки немножко разгорячатся, найдутся и банкометы.
С этими словами Тирон взяла из какого-то ящичка и бросила на стол тридцать новых колод. По крайней мере обложки казались нераспечатанными.
Она сорвала обертку и, энергично перетасовав карты, положила их перед собой и попросила снять.
— Кому сдавать? — спросила одна из женщин.
— А вот сейчас вынем по карте.
Судьба указала на какого-то молодого человека, который немедленно принялся сдавать.
Время шло, и Анджело Пароли то выигрывал, то проигрывал, в результате получился ноль.
— Двадцать франков! — воскликнул итальянец, поставив на стол четыре монеты по пять франков.
— Ва-банк!
Анджело повернул карты и выиграл.
— Пятьдесят франков!
— Ва-банк!
Положительно, счастье повернулось к молодому человеку. После целого ряда удачных ставок Анджело передал ставку. Его четыре монеты по пять франков принесли ему три тысячи.
Лихорадка овладела всеми. Начали играть уже по-крупному.
Пароли понтировал щедро, но довольно осторожно, и продолжал выигрывать.
Снова пришла его очередь ставить.
Он выставил пятьсот франков и выиграл.
— Тысяча франков! — воскликнул он.
— Ва-банк!
Восемь раз метал Пароли, и все восемь раз взял банк.
Поколебавшись с минуту, он наконец решился и несколько взволнованным голосом воскликнул:
— Восемь тысяч!
Сначала игроки сидели в глубоком молчании. Никто не смел держать против такого банка.
— Господа! — повторил итальянец. — Восемь тысяч франков на стол! Если они не будут покрыты, я передаю очередь, и банк за мной.
— Ва-банк! — внезапно проговорил один из игроков.
И один за другим полетели на стол банковские билеты.
Пароли снова взял банк. На этот раз азарт игры и опьянение выигрыша не позволили ему подумать ни минуты.
— Шестнадцать тысяч франков! — пылко воскликнул он. — Кто держит?
Но, о ужас! Как раз в эту минуту двери маленькой залы внезапно распахнулись, и чей-то повелительный голос воскликнул:
— Именем закона! Никто ни с места!
Все оглянулись и, к общему ужасу, увидели на пороге полицейского комиссара, опоясанного шарфом, в сопровождении полудюжины агентов, одетых в штатское платье.