За этими словами Сесиль наступило долгое молчание.
— Хорошо ли вы подумали о том, чего от меня хотите? — спросила наконец красавица Анжель, устремив на Сесиль свои чудные глаза сфинкса.
— Я думала, что вы сжалитесь над моим отчаянием, над моим ужасом, и пришла к вам с полным доверием.
— Кто подал вам мысль обратиться ко мне?
— Мне смутно, намеками говорили о вас…
— Как о личности, способной помочь вам в вашем затруднении?
— Да, сударыня. По крайней мере я так поняла.
— Так вот какова моя репутация в квартале! — воскликнула Анжель. — Чем я ее заслужила? Но, несчастное дитя, — с участием и оживлением обратилась она к Сесиль, — ведь вы хотите совершить преступление.
— Преступление?…
— Конечно! И хотите сделать меня своей соучастницей! Да разве вы не знаете, что, исполнив вашу просьбу, я могу подвергнуться наказанию? Вы знаете, что мне угрожает тюрьма?
— Да, сударыня, я знаю! Но опасность существовала бы в том случае, если бы вас кто-нибудь выдал правосудию. Я одна могла бы это сделать, а согласитесь, что это вовсе не входит в мои расчеты. В моих интересах, вечно хранить тайну.
— А вы ни во что не ставите опасность, которая будет грозить вам лично? Ведь вы можете умереть!
— Пусть я умру, — твердо ответила Сесиль, — только бы отец никогда не узнал о моем позоре!
— Вы не любите того человека?
— Я не могу сказать ничего положительного. У меня в голове все смешалось. Одно только ясно: ужас перед гневом отца! Я согласна лучше умереть!
— Да неужели у вас нет никакого материнского чувства?
— Я ненавижу этого ребенка! Мне девятнадцать лет. Я думала вполне искренне, что люблю человека, которому внушила безумную, бешеную страсть. Я отдалась ему, не понимая и не сознавая, к каким последствиям может привести мое несчастное увлечение. Теперь я хорошо вижу, что ошибалась. То, что я принимала за страсть, было мимолетным увлечением.
Голос молодой девушки задрожал, и слезы ручьем полились из ее прекрасных глаз.
— Увы! — продолжала она. — Я загубила свою жизнь. Я уже говорила вам, что для моего отца честь прежде всего. Он любит меня, больше чем любит, — обожает! У него я одна, совершенно одна на свете. Он питает честолюбивые замыслы, хочет, чтобы я вступила в какой-нибудь блестящий брак, который станет радостью и гордостью его старости. Моя позорная слабость разом разрушит все его надежды. Я опозорена навсегда! Да, я знаю, что моя просьба ужасна. Но разве существует другое средство для того, чтобы помешать мне слететь в пропасть? Если вы откажетесь помочь мне, мой отец убьет меня, и я буду причиной его смерти. Я прошу спасти мою честь, мою жизнь! Спасая мою жизнь и честь, вы спасете моего отца! Я заплачу вам, сударыня! Назначьте сами цену! Я заранее принимаю ее и заранее согласна на все!
— А я не принимаю подобного торга и не согласна! — с живостью воскликнула красавица Анжель. — Я знаю, есть женщины, которые избрали своим ремеслом подобного рода преступления, но я не из таких! Можете обратиться к одной из них, если вам угодно!
— Значит, вы отказываетесь спасти меня?
— Спасти вас таким образом? Да!
— И у вас нет ни малейшей жалости ко мне?
— Нет, мне жаль вас. Но я не хочу брать на себя ответственность за поступок, противный моей совести, который, кроме того, может привести меня на скамью подсудимых.
Сесиль горько рыдала.
— Боже мой! Боже мой! — восклицала она вне себя от отчаяния, ломая красивые руки. — Неужели я не могу найти слов, которые бы тронули вас и разжалобили?
Она упала на колени и, умоляюще протягивая руки, воскликнула:
— Умоляю вас, прошу, заклинаю! Спасите меня от бесчестья! Спасите от смерти! Я еще слишком молода. Если вы не придете мне на помощь, я не буду дожидаться возвращения отца! Клянусь, я убью себя!
— Встаньте, — сказала Анжель, взяв за обе руки продолжавшую стоять на коленях девушку.
— Нет, нет, я не встану, пока не трону ваше каменное сердце! Пока не добьюсь помилования! Да, помилования, потому что в настоящую минуту перед вами стоит осужденная на смерть. Я сумею молчать, уверяю вас! Тайна услуги, которую вы мне окажете, будет похоронена в глубине моей души. Неужели вы хотите обременить свою совесть моей смертью? Уверяю вас, я пойду не домой, а прямо в Сену.
— Молчите, молчите, — промолвила красавица Анжель, дрожа.
«А ведь этот несчастный ребенок говорит правду, — думала она. — Если я буду настаивать на своем отказе, она непременно покончит с собой или обратится к одной из тех ужасных женщин, о которых я ей говорила. Нет, лучше сделаю вид, что согласна. Так я могу выиграть время, могу видеться с ней, а может быть, и спасти».
— Хорошо, я уступаю! Но это ужасно! — Голос Анжель страшно дрожал.
Сесиль вскочила с радостным восклицанием:
— Благодарю! Благодарю от всей души!
И она поднесла к своим губам руку красавицы Анжель.
— Не благодарите меня! Мое участие в таком деле ужасает меня. Но я не могу противостоять жалости! Да и последствия моего отказа страшат меня, потому что это повлечет смерть вашего отца и вашу. Я согласна. Давно вы убедились в вашем предположении?
— Месяца два, два с половиной.
Анжель принялась давать Сесиль наставления, как ей следует поступать, чтобы достичь желаемого.
— Но выходить вам будет уже нельзя, — закончила она свою речь.
— Так как же?
— Я сама приду, если хотите. Отпустите в тот день вашу служанку. Я приду послезавтра, часов в одиннадцать утра. Где вы живете?
— О, очень близко. На этой же улице, дом № 54.
— 54. Буду помнить. Теперь скажите мне ваше имя.
— Сесиль Бернье.
Анжель задрожала, отступила назад, ее красивое лицо приняло совершенно мертвенный оттенок.
— Сесиль Бернье! — повторила она задыхающимся голосом.
— Да, сударыня, — подтвердила Сесиль, очень удивленная и почти испуганная страшной переменой.
— Вы дочь Жака Бернье?
— Да, сударыня.
— Жака Бернье, бывшего богатого купца в Марселе?
— Действительно, мой отец был прежде купцом в Марселе.
Красавица Анжель устремила на Сесиль пристальный и враждебный взгляд.
— Она! Здесь! У меня! И она просит меня совершить преступление, чтобы спасти ее! Действительно, случайность принимает иногда самые ужасные формы!
Анжель почувствовала отвращение и ужас.
В комнате в продолжение нескольких минут царило глубокое молчание.
Сесиль первая нарушила его.
— Вы знаете отца?
Казалось, эти слова внезапно пробудили красавицу хозяйку.
— О да, да! Еще бы! Я его великолепно знаю! — с горечью промолвила она.
— Но ведь это не помешает вам помочь мне? Вы ведь не откажетесь?
— Выслушайте меня, и вы тогда сами рассудите, что я могу и что должна сделать.
Тон, которым были произнесены эти слова, наполнили душу Сесиль настоящим ужасом.
Анжель продолжала говорить, слова вырывались из-за стиснутых зубов с каким-то шипением и свистом:
— Тридцать три года назад моя мать, бедная швея, жила в Марселе и тяжелым трудом зарабатывала себе кусок хлеба.
Несмотря на лишения, бессонные ночи и страшный, утомительный труд, она была хороша, почти так же хороша, как вы.
Мужчины не проходят мимо красивых девушек; каждый день моей матери приходилось бороться с более или менее предприимчивыми молодыми людьми.
Она была честна. Блестящие предложения не ослепляли ее, а если ей обещали деньги, она только возмущалась и с негодованием гнала от себя прочь дерзких ухажеров.
Одним словом, ей не стоило никаких трудов сопротивляться всем искушениям, пока не заговорило ее собственное сердце. Но вот она полюбила сама! Полюбила, как любят в двадцать лет, всей своей чистой душой, всем пылким девичьим сердцем! Она доверяла человеку, которого полюбила, и… отдалась ему.
Бедная мама! Вследствие этого увлечения родилась дочь, эта дочь — я!
Обольститель ее хорошо знал, что моя мать никому не принадлежала, кроме него, поэтому не мог сомневаться, что отцом ребенка был именно он. Он и признал меня за свою дочь, то есть позволил дать мне свое имя, но имел жестокость отказать в нем бедной, честной, работящей девушке, которую погубил.
В детстве я не знала ничего из всего того, что я вам только что рассказала. Я думала, что моя мать вдова.
Только умирая, она открыла тайну моего рождения и сказала имя отца. Мне было в то время шестнадцать лет.
И меня обольстили, и я носила под сердцем живое доказательство своего проступка.
Оставшись совершенно одна, я решила идти прямо к отцу, искать у него защиты и помощи. Он был богат и уже женат. Я ничего не скрыла от него.
«А! Вы дали обольстить себя! — воскликнул он. — Тем хуже для вас! Я не желаю принимать участие в погибшей девушке! У вас есть любовник, ну вот и обратитесь к нему: пусть он даст имя тому ребенку, которому имеет несчастье приходиться отцом!»
Зловещая улыбка пробежала по лицу Анжель, между тем как лицо ее становилось все мрачнее и мрачнее.
— Это было возмутительно, ужасно, не правда ли? Этот человек даже не захотел вспомнить, что я его дочь и что он сделал с моей матерью то же, что сделали со мной! Он забыл о своей подлости! Мужчины так скоро забывают подобные вещи! И, повторяю, он был женат! У него была дочь, плод законного союза, воспитывавшаяся дома и росшая в холе, окруженная любовью и заботами, девочка, занимавшая место, которое по праву принадлежало мне гораздо раньше. Ей — все радости семейного очага, теплое гнездышко, как пухом согретое родительской любовью, а мне — ничего.
«Но если я пала, — возразила я моему отцу, — так это случилось потому только, что моей единственной поддержкой, единственным руководителем в жизни была слабая, больная, умирающая женщина! Потому что вы покинули нас, вместо того чтобы поддержать».
Так как ему нечего было ответить, он поступил как нельзя проще: выгнал меня, запретив под каким бы то ни было предлогом переступать порог его дома.
Я ушла опустив голову, с разбитым сердцем.