— Вы вполне уверены, что Эмма-Роза любит вашего племянника? — спросила Анжель.
— Я догадалась об этом сама, так же, как и вы.
— Если эта любовь не забудется, она составит большое несчастье для того или другого, — прошептала Анжель, нахмурившись.
— Несчастье? По какой причине, если в конце концов она закончится браком?
— Но этот брак невозможен!
— Однако же впоследствии…
— Никогда! — перебила Анжель. — Важные причины служат тому препятствием, вы когда-нибудь о них узнаете.
— Если речь идет о состоянии, то я должна вам сообщить, что Леон будет богат.
— В деле любви денежный вопрос не играет важной роли, — перебила Анжель.
— В таком случае что же мешает?
— Не спрашивайте, я не могу, или, вернее, не хочу вам отвечать. Не сомневайтесь в моей глубокой признательности вашему племяннику за спасение дочери. Я сочла бы великим счастьем назвать его своим сыном и тем не менее принуждена умолять вас помочь мне разлучить молодых людей, потому что их союз положительно невозможен.
— Услышав такие слова, Леон придет в отчаяние, — проговорила madame Фонтана.
— Он мужчина… у него больше силы и мужества, чем у моей бедной девочки, и, однако, я употреблю все силы, чтобы заглушить в сердце Эммы эту несчастную любовь.
Приход madame Дарвиль прервал разговор. Наступило время завтрака; Леон и Рене ожидали уже дам в столовой. Анжель становилась все сумрачнее. Предстоящий приезд судей сильно ее заботил. Без сомнения, товарищ прокурора Фернан де Родиль будет в их числе и увидит дочь, которую совсем не знает. Каков будет результат этого свидания?
Найдет ли она в себе достаточно силы, чтобы сохранить хладнокровие? Удержится ли от гнева и ненависти, клокочущих в ее сердце?
«Этот недостойный отец не имеет никакого права на не признанное им дитя, — думала Анжель. — Он не посмеет намекнуть на прошлое, я тоже буду молчать и останусь спокойна — так надо. Я не должна подавать виду Эмме и всем окружающим, что она незаконнорожденная, без имени, и что судья, допрашивающий ее, ее отец.
Завтрак прошел печально. Мрачное выражение лица Анжель, молчание, из которого тщетно старались ее вывести, поставили в неловкое положение присутствующих; одна madame Фонтана догадывалась о причине ее озабоченности.
В половине первого прибыли два поезда — из Парижа и Жуаньи, и остановились на несколько секунд на станции Сен-Жюльен-дю-Со. Начальник станции и полицейский комиссар поспешили навстречу приехавшим. Первыми сошли барон Фернан де Родиль, господин де Жеврэ и начальник сыскной полиции. Почти тут же к ним присоединились прокурор из Жуаньи, его секретарь и судебный следователь.
Все вместе вошли в кабинет начальника станции, от которого и узнали все подробности страшной драмы.
— Что это за молодые люди — Рене Дарвиль и Леон Леройе? — спросил Фернан де Родиль.
— Рене Дарвиль — единственный сын богатой семьи, пользующейся в нашем городе большим почетом, — ответил комиссар. — Молодая девушка, найденная на дороге, перенесена в дом его родителей. Другой же — господин Леройе, сын дижонского нотариуса и племянник начальницы пансиона в Лароше, у которой воспитывается раненая. Я полагаю, что этот молодой человек может дать вам важные сведения касательно личности убитого Жака Бернье.
— Разве он его знал? — с живостью спросил барон.
— Жак Бернье, по-видимому, был старинным и лучшим другом его отца.
— Madame Анжель находится с дочерью?
— Да, сударь, вместе с начальницей пансиона…
— А! Так madame Фонтана тоже приехала?
— Да, как только получила от племянника депешу.
— Не знаете ли вы, — спросил судебный следователь господин де Жеврэ, вмешиваясь в разговор, — в состоянии ли девушка отвечать на мои вопросы? Мы ждали по этому поводу ответа по телеграфу, и, однако, не получили!
— Не знаю, но вы увидитесь у madame Дарвиль с домашним доктором и узнаете у него о состоянии раненой.
В это время заговорил прокурор из Жуаньи, маленький человек лет сорока, с суровым взглядом и резким голосом.
— Если девушка в состоянии произнести хоть пару слов, ее следует допросить, — сказал он. — Правосудие нуждается в разъяснениях. Нам больше нечего здесь делать, господа. Благодарю господина начальника станции за скорое уведомление о случившемся и прошу дать нам провожатого до дома madame Дарвиль.
— Не лучше ли будет, если господин начальник станции сам потрудится нас проводить? — произнес начальник сыскной полиции. — Я думаю, он окажет нам немалую пользу.
— Весь к вашим услугам.
— Так пойдемте вместе с нами, сударь. Дорогой я попрошу господина следователя рассказать мне о следствии и предварительном допросе.
Все направились к жилищу madame Дарвиль. По дороге де Жеврэ сообщил коротко о событиях. Прокурор слушал его, не пропуская ни слова, и обратил внимание на две вещи. Во-первых, на отказ Анжель признать своего отца, во-вторых, на потерю письма.
— Не поразило ли это вас, господа? — спросил провинциальный чиновник своих парижских колег.
— Да, мы обратили внимание на эти факты, — ответил де Жеврэ, — и займемся ими специально по возвращении в Париж. Теперь же нам предстоит другое. Цель нашего путешествия — узнать от дочери madame Анжель, видела ли она убийцу, может ли его узнать и описать его наружность; если да — мы направим полицию на след негодяя, в надежде, что он не скроется от нас.
Разговаривая, они дошли до дверей дома Дарвилей.
— Здесь, — сказал начальник станции и позвонил. Слуга отворил, и в то же время показался Рене. Барон де Родиль почувствовал ужасное смущение. Сердце его билось так сильно, что готово было выпрыгнуть из груди; лицо покрылось страшной бледностью.
Де Жервэ заметил эту перемену и, подойдя к другу, тихонько взял его за руку.
— Ради Бога, придите в себя! Вы сейчас упадете в обморок! Что скажут? Что подумают?
Барон кивнул.
— Господа судьи из Парижа и Жуаньи, господин Дарвиль, — отрекомендовал начальник станции.
— Пожалуйте, — произнес молодой человек, — вы увидите мою мать и наших гостей.
Madame Дарвиль встретила их в передней и попросила войти в залу. Анжель Бернье, madame Фонтана, Леон Леройе и доктор ожидали их в глубоком молчании. При виде барона Анжель не смогла удержаться от презрительного жеста. Он заговорил первый:
— Извините, сударыня, за беспокойство, — произнес он, обращаясь к хозяйке дома. — Вы знаете, что нас сюда привело. Мы бродим в совершенных потемках, но надеемся пролить свет, допросив молодую девушку, которой вы оказали гостеприимство. Мы гости непрошеные, но любовь к справедливости и закону служит нашим оправданием.
— Как и вы, милостивые государи, мы уважаем закон, — возразила madame Дарвиль. — Добро пожаловать, исполняйте ваш долг.
Фернан де Родиль, почтительно поклонившись, спросил:
— Здесь доктор?
— Здесь, — ответил врач, выходя вперед.
— Находите вы сколько-нибудь опасным наш разговор с больной?
— Нет, если будете спрашивать немного и не о том, что может вызвать сильное волнение.
— Мы знаем, как нам следует поступать, сударь, — сухо вступился прокурор из Жуаньи.
— А я знаю, что мне предписывает мой долг, — возразил с жаром доктор. — Девушка поручена мне, я отвечаю за ее жизнь.
— Будьте уверены, сударь, что мы будем осторожны, — сказал барон.
— Благодарю вас, господа, — ответил доктор, — но у меня есть к вам еще одна просьба.
— Какая?
— Вы позволите мне сопровождать вас?
— Конечно!
— Тогда идемте!
— Сию минуту, доктор, — сказал судебный следователь. — Прежде мне нужно задать несколько вопросов присутствующим. Вы, вероятно, madame Фонтана?
— Да, сударь, а вот мой племянник, Леон Леройе.
— Потрудитесь рассказать, сударь, как вам удалось спасти mademoiselle Эмму-Розу?
Леон коротко передал следователю все и сослался на своего друга Рене, подтвердившего его рассказ во всех пунктах.
— Ни один из вас, господа, не заметил, как отворилась дверца вагона?
— Нет, да и как мы могли видеть что-либо? Дул сильнейший ветер, снег падал густыми хлопьями, а поезд мчался с быстротой молнии.
— Теперь я должен обратиться к вам, madame Фонтана.
— Я готова.
— Вы провожали Эмму-Розу на вокзал в Лароше?
— Да, сударь.
— Не найдя места в дамском купе, вы поручили девушку обер-кондуктору?
— Да, сударь, я сама просила его присматривать за нею.
— Вы были около нее, когда она садилась в вагон первого класса?
— Да.
— Вы заметили, что там уже были пассажиры?
— Да, я видела, что там сидели два человека.
— Двое мужчин?
— Да, двое мужчин. Один из них стоял около самой дверцы. По-видимому, он готовился сойти.
— Ничего особенного вы не заметили?
— Положительно ничего.
— Разглядели вы лицо этого пассажира?
— Я видела его только мельком.
— Узнали бы вы его, если бы вам пришлось с ним встретиться?
— О нет! Я вовсе не думала разглядывать его. Мало того, поезд опоздал и стоял в Лароше не более минуты.
— Кто просил вас проводить Эмму-Розу?
Анжель подошла к следователю и резко проговорила:
— Я, мать Эммы-Розы.
— Я не к вам обращаюсь, сударыня, — сухо проговорил судебный следователь, — я спрашиваю madame Фонтана и хочу, чтобы мне ответила именно она.
— Я следовала просьбе madame Анжель, — пробормотала начальница пансиона.
— Устной просьбе?
— Нет, я получила письмо.
Анжель почувствовала глухой гнев. У нее хватило сил сдержаться, но бедная женщина до крови закусила губу, и ногти ее вонзились в ладони рук.
— Да, сударь, это письмо у меня.
— С собой?
— С собой.
— Потрудитесь вручить его мне!
Madame Фонтана вынула из кармана записную книжку и, достав оттуда письмо, подала его господину де Жеврэ:
— Вот письмо, я захватила его на всякий случай.