— Как перед Богом, клянусь жизнью моей дочери и своей собственной душой: я не знала о записной книжке, — прошептала Анжель. — Вероятно, во время моего отсутствия моя служанка ее нашла и, думая, что она принадлежит мне, положила в вазу…
— Зачем бы ей прятать туда? И куда девались письмо и банковские билеты?
Анжель осознала себя в заколдованном круге: куда бы она ни повернулась — нигде нет выхода, везде пропасть.
— В таком случае я погибла! — проговорила она с отчаянием. — Господь меня покинул, и, однако же, я ничего не делала дурного.
— Приведите сюда служанку!
Казнев спустился и через минуту вернулся в сопровождении Катерины, бледной и дрожащей.
— Катерина, — воскликнула Анжель, — скажи этим господам…
— Молчать! — перебил следователь. — Я один имею право допросить эту женщину. — И затем, показав ей книжку из слоновой кости, спросил: — Знаете вы эту вещь?
— Нет, сударь, я ее никогда не видела.
— Как! Ты не знаешь этой книжки? Ты ее не поднимала?
— Еще раз, молчите!… Так вы не поднимали эту вещь в лавке?
— Нет, сударь, — повторила служанка, опуская голову.
— Вы уверены? Подумайте, ваш ответ чрезвычайно важен!
— Если бы дело касалось моей жизни, я и тогда сказала бы только истину.
— Хорошо, ступайте!
Катерина, полуживая, ушла. Эмма, испуганная, ничего не понимая, крепко прижималась к матери.
По знаку следователя, начальник сыскной полиции вышел на середину и произнес страшную фразу:
— Анжель Бернье, именем закона вы арестованы!
Анжель и Эмма испустили одновременно крик ужаса.
— Но, сударь, вы поступаете несправедливо, гнусно и позорно. Чем вам поклясться в моей невиновности? Какой клятвой убедить? Верьте мне, умоляю вас на коленях, я не знала, что эта книжка в моей квартире, и не могу понять, как она очутилась здесь.
— Приготовьтесь следовать за мной, — возразил начальник полиции.
— Так вы не верите моим словам? Но нет, этого не может быть! Разве я могу идти за вами? Разве я могу покинуть дочь?
— Неужели у вас хватит мужества разлучить меня с мамочкой? — сказала Эмма, громко рыдая. — Разве вы не видите, что я умру от этого!
— Дорогая девочка, голубка моя, успокойся! — произнесла Анжель, прижимая дочь к сердцу.
— Но в чем тебя обвиняют?
— В ужасном преступлении, душечка. Они обвиняют меня в убийстве моего отца.
— Ах! — вскричала с отвращением Эмма. — Обвинять тебя в отцеубийстве!
— Идите с нами! — приказал начальник полиции, кладя руку на плечо Анжель.
Одним прыжком она отскочила, увлекая за собой дочь.
— Не трогайте меня! Я невинна… не увозите меня от моего ребенка!
— Мама, я тебя не отпущу!…
— Не вынуждайте нас прибегнуть к насилию.
— Так вы неумолимы! В вас нет ни души, ни сердца! Моя дочь больна… страдает… Ах, вот я на коленях перед вами… целую ваши руки, обнимаю ноги… умоляю вас… сжальтесь над моею дочерью, если не жалеете меня! Оставьте меня с нею… я никуда не убегу, даю вам честное слово. Вы согласны, господа, не правда ли? Вас тронули наши просьбы и слезы? Вы меня не увезете?
Анжель стояла на коленях вместе с Эммой. Обе плакали, протягивая руки. Следователь, начальник сыскной полиции, письмоводитель, даже Казнев, не могли преодолеть сильного волнения при виде этой раздирающей душу сцены, но исполнение долга не допускает никаких сделок, и господин де Жеврэ повторил:
— Следуйте за нами!
Анжель встала, дрожа от гнева, негодования и отчаяния.
— Ах, это чудовищно! — вскрикнула она. — У этих людей камень, а не сердце, и они действуют по приказанию негодяя, погубившего меня! Так нет же, я за вами не пойду, можете меня убить… Я не покину больную дочь… умру возле нее, с нею.
Эта сцена продолжалась слишком долго. Начальник полиции сказал что-то на ухо Казневу. Агент подошел к Анжель, обнял ее за талию и приподнял, точно маленькую девочку, со словами:
— Отправимтесь, милая барыня, в дорогу!
Анжель тщетно билась в сильных объятиях великана. Эмма-Роза глухо застонала и упала без чувств.
— Моя дочь… моя крошка! Вы видите, она умирает! — кричала Анжель, вне себя от гнева и отчаяния.
Не обращая внимания на ее крики, Казнев спустился по лестнице и вошел в лавку. Бедная Анжель изнемогала. В последний раз она попыталась сопротивляться, но с нею сделался сильный нервный припадок с судорожными конвульсиями, после чего наступила полнейшая неподвижность. Мать лишилась сознания вслед за дочерью.
— Так-то лучше! — пробормотал агент. — По крайней мере она помолчит! Эта женщина хоть и не важная птица, а расстраивает нас до мозга костей! Бррр!!!
— Снесите ее в карету, — приказал начальник полиции, — и как можно живее в полицию… Мы еще не закончили здесь дела.
Флоньи побежал отворить дверцу кареты, а Казнев положил на заднее сиденье бесчувственную красавицу. Крики несчастной матери привлекли внимание нескольких соседей и прохожих, которые столпились перед магазином. Агент дал приказ кучеру, уселся напротив Анжель, и карета тронулась.
— Вы не можете оставаться здесь, — сказал начальник полиции Катерине, громко рыдавшей в углу. — Мы должны запереть лавку и взять с собой ключи.
— Но, сударь, — пролепетала служанка, — что станется с дочерью madame Анжель? Вы знаете, что она очень больна…
— Отправим ее в больницу или к вам.
— У меня только каморка на чердаке; я бедная служанка, но все-таки не хочу, чтобы барышня была в больнице. Я уведу к себе милую девочку, я кое-что скопила из моего жалованья… теперь придется все издержать! Да, можно быть из простонародья и бедной, но иметь сердце, понимать положение ближнего!
— Закройте ставни и уведите девушку.
Катерина повиновалась и, закрыв ставни, поднялась в верхние комнаты. Эмма-Роза пришла в себя.
— Моя мать? Где мама?! — воскликнула она, увидев верную служанку. Та разрыдалась, и девушка повторила:
— Где мама?
— Уехала… уехала, барышня. Полиция увезла… А нам надо уйти из дома.
— Я хочу отыскать ее.
— Вам не позволят.
— Но она невиновна.
— Что толку, если они считают ее виновной?
Эмма-Роза думала, что сходит с ума.
— Так надо уйти отсюда? — пролепетала она.
— Да, барышня, сейчас же.
— Куда же я пойду?
— Ко мне, голубушка, в мою бедную комнату. Может случиться, что ваша мама пробудет долго в тюрьме… Иногда не скоро доказывают невиновность. До ее возвращения я позабочусь о вас, вы не будете чувствовать ни в чем недостатка. Как ни мала моя каморка, но в ней уместится матрац около кровати, которая будет вашей.
Катерина быстро собирала белье и одежду.
— Пойдемте, барышня, нам больше нечего здесь делать… Обопритесь на мою руку!
Когда они направились к двери, господин де Жеврэ жестом остановил их.
— Нам будет необходимо допросить mademoiselle, — сказал он, — дайте ваш адрес.
— Рядом, дом номер 108, чердачок на пятом этаже, — ответила Катерина, — здесь нельзя было нанять комнату.
— Хорошо, возьмите этот банковский билет на первые расходы. Можете уходить.
— Но мама, сударь, мама! Не позволите ли вы мне увидеться с нею?
— Вам это позволят, только не теперь.
— Она невиновна.
— К несчастью, я думаю совсем иначе… Все ее обвиняет. Доказательства ее виновности все увеличиваются.
— Но это ложные доказательства! Повторяю вам, она невиновна! Я ее хорошо знаю!… Ее обвиняют какие-то безумцы! Я проклинаю их, а Бог накажет!
Произнеся последние слова, Эмма оперлась на руку Катерины и вышла из лавки. Господин Жеврэ против воли вздрогнул, но почти сейчас же улыбнулся своей минутной слабости.
— Поедемте! — прибавил он вслух.
Начальник полиции в последний раз осмотрел каждую комнату, велел Спичке запереть ставни на антресолях и поспешил за следователем, вместе с которым и уселся в карету посреди густой толпы любопытных. Оружейник Луиджи следил за всеми перипетиями происходившей драмы.
«Я отлично понимаю! — думал он. — Записная книжка послужила поводом ко всей этой сумятице, доказав что-то важное, чего я не знаю… Мой окулист — порядочный плут! Полагаю, что лучше иметь его другом, чем врагом».
Анжель Бернье еще не пришла в чувство, когда карета приехала в депо. Светляк перенес ее в лазарет, будучи уверен, что не получит за это выговора. Красавицу раздели и уложили в постель, фельдшер быстро приготовил сильное лекарство и дал его, вернее, влил насильно в горло, разжав зубы ложкой. Лекарство скоро оказало свое действие. Анжель вздохнула, раскрыла глаза и приподнялась на локте.
— Где я? — спросила она дрожащим голосом, осматривая с удивлением окружавшие ее предметы.
— Вы в лазарете префектуры, — ответил фельдшер.
Дрожь пробежала по телу Анжель. Этих слов было достаточно, чтобы она вспомнила все произошедшее. Выражение ужаса появилось на ее лице.
— Моя дочь! Я хочу видеть мою девочку! Приведите ко мне больную дочь; она не может обойтись без меня! — закричала она.
— Успокойтесь, волнение вам вредно.
— Эх, сударь, — возразила Анжель, — я вовсе не больна. Я лишилась чувств из-за сильного волнения, но это пустяки… Мне невозможно оставаться здесь… Я хочу видеть господина де Родиля. Распорядитесь, чтобы его предупредили о том, что я его жду, и пусть он поторопится!
Имя товарища прокурора было, конечно, известно всем служащим полиции.
— Но, сударыня, господин товарищ прокурора, по всей вероятности, не придет… — ответил фельдшер.
— Ах, вы так думаете, потому что ничего не знаете; пусть скажут ему, что Анжель Бернье его ждет и что его приход необходим, — и вы увидите!
«Эта женщина не совсем в своем уме», — подумал фельдшер и сделал знак помощнику. Тот вышел и появился через несколько минут, но не один. Его сопровождали сторож и надзиратель. Фельдшер направился к ним и сказал:
— Женщина, привезенная в лазарет час назад полицейским агентом, пришла в чувство. Я не могу ее оставить здесь, так как она заявила, что совсем здорова.