Кровавое дело — страница 98 из 125

— Да Тюльери не лучше меблирован! Неужели ты и мебель продаешь?

— Да.

— А за сколько ты хочешь продать все?

— За пятьдесят тысяч франков.

Ночь вступала в свои права. Софи заперла двери и пошла с братом обратно.

— Будь я на твоем месте, я не был бы спокоен, — сказал Оскар.

— Почему?

— Я бы боялся, что в одну прекрасную ночь украдут мебель.

— Ба! О дачных мошенниках здесь и слуху нет: мне бояться нечего.

— А я все-таки нанял бы сторожа.

— Ему надо платить, а к чему попусту бросать деньги?

Брат и сестра зашли на обратном пути к господину Демишелю.

— Очень сожалею, сударыня, что не застали меня, прошу извинить, — сказал он. — Вы получили от меня записку?

— Сегодня утром. Вы пишете, что нашелся покупатель?

— Да, и серьезный. Но он требует уступки.

— Сколько?

— Десять тысяч франков. Он дает сорок тысяч. Согласны?

— Ни за что!

— Он отдаст наличными.

— Все равно, я не уступлю ни гроша. Я хочу пятьдесят тысяч или не продам.

— В таком случае подождем других охотников.

— Уж лучше так! Вот ключи.

— Вы ходили туда?

— Да.

— Все ли в порядке?

— Все как следует.

Приближался час отхода парижского поезда; Софи и Оскар простились с хозяином и направились к станции. В четверть седьмого они прибыли в Париж. Мариетта приготовила для Оскара обед, о котором он мечтал. Носильщик уписывал за обе щеки. Софи и Мариетта восхищались его прекрасным аппетитом!

— Сегодня ты переночуй в первом попавшемся отеле, — сказала Софи после обеда, — а завтра займись поисками комнаты.


Глава XLIII
ДРУЖЕСКАЯ БЕСЕДА

Рене Дарвиль и Леон Леройе пообедали на улице Риволи у жены нотариуса Мегрэ, но самого хозяина не дождались. В половине десятого они расстались с гостеприимной хозяйкой и отправились на свою квартиру. Леон осмотрел свою комнату и, найдя все прекрасным и удобным, поблагодарил Рене за хлопоты, затем сел на стул с унылым видом.

— Устал? — спросил его друг.

— Телом я не утомлен, но душа болит… я страдаю.

— В самом деле, меня поразила твоя бледность. Что с тобой?

— Если ты мне задаешь такой вопрос, значит, ничего не знаешь… — прошептал Леон.

— Я ровно ничего не знаю. Что случилось?

— Со времени твоего приезда в Париж думал ли ты об убийстве Жака Бернье?

— Я случайно слышал о нем при таких обстоятельствах, о которых сообщу тебе впоследствии.

— Так ты знаешь, кого обвиняют в преступлении?

— Да… некоего Оскара Риго…

— Оскара Риго? — повторил Леон с сильным изумлением. — Может быть, как соучастника. Но знаешь ли ты, кого обвиняют в подготовке и руководстве?

— Нет.

— Анжель Бернье!

— Но это невозможно!

— Однако же так.

— Но это лишено здравого смысла. Кто тебе сказал?

— Мой отец, а он слышал от самого следователя де Жеврэ.

— Сколько раз подозрения падали на невиновных! — возразил Рене Дарвиль.

— По-видимому, против madame Бернье собрали веские улики.

— Но как часто все это оказывается в конце концов ложью!

— Во всяком случае, все против меня: Эмма-Роза — в самом деле незаконная дочь Анжель Бернье, которая, как ты и предполагал в Сен-Жюльен-дю-Со, дочь Жака Бернье, сперва им признанная, а потом отвергнутая. Уже это одно препятствовало бы исполнению моих планов. Но к этому я был готов, я бы не уступил, просил бы, умолял! Но теперь все погибло! Между нами — непроходимая пропасть… Если бы только отец узнал, что я хочу жениться на дочери Анжель Бернье, обвиняемой в отцеубийстве, он бы отрекся от меня и проклял навеки. А я люблю Эмму-Розу, без нее мир для меня — пустыня!

Сильно взволнованный горестным признанием друга, Рене взял его за руки и дружески пожал.

— Ну полно, дорогой Леон, — сказал он, — к чему это уныние и отчаяние? Не следует так скоро терять надежду. Может быть, в настоящую минуту madame Анжель уже свободна, завтра мы сходим к ней в Батиньоль и узнаем о положении дел.

— Завтра утром я должен идти к господину Мегрэ, который вернется домой ночью, и освобожусь только после полудня.

— Так пойдем вечером!

— Где мы встретимся?

— Я тебя буду ждать здесь с трех часов.

— Ах, какое счастье увидеть Эмму-Розу! — воскликнул Леон.

— Отдохни ночь хорошенько…

Сын дижонского нотариуса пожал руку Рене, прошел в свою комнату и лег в постель, но, несмотря на усталость, томился несколько часов — мысль об Эмме-Розе не давала ему покоя.


Глава XLIV
НА ПУТИ К ПРЕСТУПЛЕНИЮ

С самого раннего утра Луиджи отправился к барышнику и купил недорого пегую старую лошадь, еще довольно бодрую.

— Я заплачу деньги сейчас же, — сказал он, — но возьму лошадь завтра утром.

Луиджи расплатился, взял расписку и пошел прямо в лечебницу. Первым делом он взял перо, лист бумаги и твердым, но не своим почерком написал следующие строки:


«Mademoiselle!

Хотя ваша матушка и не виновата в совершений того преступления, в котором ее обвиняют, но все улики против нее, и ей грозит ужасное осуждение, даже, может быть, смерть. Ее друзья решили вырвать ее из рук правосудия, которое отнеслось к ней так несправедливо… Завтра вечером она будет свободна: мы подготовили побег… Сохраните тайну, потому что от этого зависит свобода, даже жизнь бедной мученицы, невиновность которой мы когда-нибудь докажем.

Ваша мать не может жить без вас, как и вы без нее, и потому все приготовлено для вашего свидания, после которого вы уже больше не расстанетесь.

Завтра, в два часа пополудни, карета остановится на улице Дам, против того дома, где вы живете. Вам надо только сесть в экипаж.

Не забудьте, что побег следует скрыть от Катерины — она захочет вас сопровождать, и все наши планы рухнут. Кучеру приказано уехать без вас, если вы выйдете не одна.

Один из преданных друзей».


Луиджи внимательно перечитал письмо, вложил в конверт и надписал адрес: «Mademoiselle Эмме-Розе, улица Дам, № 108 в Батиньоле».

Он вышел из лечебницы и направился в Валь-де-Грас, где отыскал посыльного.

Луиджи вручил посыльному монету в пять франков.

— Ждать ответа? — спросил посыльный.

— И да, и нет… Особа, которой вы должны вручить письмо в собственные руки, — слышите? — не ответит, но вы должны прийти ко мне и сообщить, исполнено ли мое поручение.

— Где вас найти?

— На этом самом месте… в кабачке, я там позавтракаю.

— Хорошо, я скоро вернусь.

— Но помните самое главное: в собственные руки!

— Будьте спокойны!

В то время как негодяй готовил с таким хладнокровием похищение Эммы-Розы, Пароли принялся измышлять средства, как бы еще сильнее скомпрометировать Анжель. Исчезновение Эммы-Розы произведет сенсацию, но как бы его увязать с убийством?

«В тюрьму можно передавать посылки, — размышлял он. — Если я вложу записку компрометирующего свойства в хлеб или дичь, наверное, надзиратели при осмотре ее обнаружат…»

В продолжение нескольких минут он раздумывал, но потом покачал головой, нахмурив брови.

— Нет, нет, — прошептал Анджело, — это очень дурно, еще, пожалуй, могут заподозрить… надо придумать что-нибудь другое.

Похоронив Бернье, Анджело спустился пешком с возвышенностей, окаймляющих Париж, и дошел до Сен-Жер-менского бульвара.

Тут он попал в число свидетелей уличного происшествия: два фиакра столкнулись, и один из них опрокинулся, тотчас собралась толпа зевак и загородила дорогу.

Несколько минут Пароли простоял у большого колониального магазина на углу бульвара. Товары были разложены в витрине с большим вкусом, даже, можно сказать, артистически. На стеклянных полках виднелись кондитерские изделия, бутылки ликера, сверкавшие на солнце всеми цветами радуги. Пониже, в ящиках, помещались английские печенье, бисквиты, маленькие сухарики в виде фантастических животных и смешных человеческих фигурок. В других ящиках лежали груды пряников, изображавшие буквы величиной в два с половиной сантиметра.

Взгляд убийцы, до сих пор равнодушный и рассеянный, загорелся внезапным огнем. Странная улыбка промелькнула на губах негодяя. Он вошел в магазин. Приказчик подбежал к нему и спросил:

— Что вам угодно, сударь?

— Фунт пряников с животными и фигурками и фунт — с изображением букв.

— Смешать вместе или в разных мешках?

— Вместе.

По приезде домой Пароли снес мешок с пряниками в кабинет и приказал лакею:

— Узнайте, дома ли господин Луиджи. Если да, скажите, что я хочу его видеть. Если его нет, велите швейцару предупредить меня, когда он вернется.

Лакей вернулся через несколько минут.

— Господин Луиджи заходил, но сейчас же опять ушел.

— Вы сказали швейцару?

— Да, господин доктор.

— Хорошо. Не забудьте, что я никого не принимаю, кроме господина Луиджи; я занят — ни под каким предлогом не мешайте мне.

Лакей поклонился и вышел. Итальянец, оставшись один, повернул ключ в двери два раза, подошел к бюро, на которое положил покупки, и разложил пряники на столе. Выбрав несколько пряников с изображениями людей и зверей, он положил их в мешок. Закончив, он сел к столу и написал:


«Продолжайте отпираться. Деньги в верном месте. Дочь исчезнет. Скоро будете свободны».


С запиской Пароли подошел к бюро с пряниками и выбрал из них нужные буквы. Остальные бросил в горящий камин. Взяв карандаш и выбрав букву «п», начинающую слово «продолжайте», он надписал в низу пряника и осмотрел результат своей работы.

— Мало заметно, — прошептал Анджело, — не бросится в глаза: придется надписать чернилами.

Заменив карандаш чернилами, он пометил букву «п» цифрой 1, букву «р» цифрой 2 и далее всю фразу. Перенумеровав, он вложил эти буквы в мешок с отобранными пряниками, хорошенько встряхнул и ловко завернул его. Тщательно собрав оставшиеся крошки, он спрятал мешок в ящик письменного стола. Едва он успел вынуть ключ из замка, как услышал стук в дверь.