– Что это? – спросил он.
– Завтрак, – ответил Ричер. – Я передумал. Потому что ты для меня кое-что сделаешь.
– И что же?
– По случаю возвращения Слупа будет грандиозный ланч.
– Уж это точно, – подтвердил Бобби.
– Ты меня на него пригласишь. Как своего гостя. Как будто я твой лучший друг.
– Правда?
– Ясное дело. Если хочешь получить блины и не хочешь до конца жизни ходить с палочкой.
Бобби молча смотрел на него.
– И на обед тоже, – добавил Ричер. – Ты меня понял?
– Боже праведный, ее муж возвращается домой, – сказал Бобби. – Все кончено, понимаешь?
– Ты делаешь неправильные выводы, Бобби. Кармен не слишком меня интересует. Я хочу познакомиться со Слупом. Мне необходимо с ним поговорить.
– О чем?
– Просто сделай то, что я говорю, ладно?
Бобби пожал плечами.
– Как скажешь.
Ричер протянул ему тарелку с блинами и направился назад, в дом.
Кармен и Элли сидели рядышком за столом. Волосы Элли были еще влажными после душа, и сегодня она надела желтое ситцевое платье.
– Мой папа возвращается домой, – сообщила она Ричеру. – Он уже едет, прямо сейчас.
– Я слышал, – кивнул Ричер.
– Я думала, он приедет завтра, а он приедет уже сегодня.
Кармен смотрела на стену и молчала. Кухарка принесла блины и начала раскладывать их на тарелки – два Элли, три Кармен и четыре Ричеру. Остатки она унесла на кухню.
– Я собиралась завтра пропустить школу, – сказала Элли. – Можно?
Кармен ничего ей не ответила.
– Мама, можно мне не ходить завтра в школу?
Кармен повернулась и посмотрела на Ричера, словно это он что-то сказал. Лицо у нее застыло, точно маска. Оно напомнило Ричеру об одном его знакомом, который пошел к окулисту, потому что не мог читать мелкий шрифт. А доктор обнаружил у него опухоль на сетчатке и сразу же договорился, что он ляжет в больницу, где ему удалят один глаз. И вот этот человек сидел в приемной, зная, что завтра отправится в больницу с двумя глазами, а выйдет с одним. Это знание его сжигало. И ожидание. А еще страх. Все это гораздо хуже, чем несчастный случай, происшедший в долю секунды и имеющий тот же результат.
– Мама, можно? – снова спросила Элли.
– Наверное, – ответила Кармен. – Ты о чем?
– Мама, ты меня не слушаешь. Ты тоже волнуешься?
– Да, – ответила Кармен.
– Так мне можно?
– Да, – повторила Кармен.
Элли тут же занялась блинами, которые ела так, словно голодала несколько дней. Ричер ковырял вилкой свои и наблюдал за Кармен. Она не притронулась к завтраку.
– Пойду проверю, как там мой пони, – сказала Элли, сползла со стула и, словно ураган, вылетела из комнаты.
Ричер услышал, как открылась и тут же захлопнулась входная дверь, потом раздался топот башмачков по деревянным ступеням крыльца. Он доел свой завтрак. Кармен держала вилку в воздухе, как будто не знала, что с ней делать, и вообще никогда ничего подобного в своей жизни не видела.
– Вы с ним поговорите? – спросила она.
– Конечно, – ответил Ричер.
– Мне кажется, он должен знать, что это больше не секрет.
– Согласен.
– Вы будете на него смотреть во время разговора?
– Думаю, да.
– Это хорошо. Вы должны на него смотреть. У вас глаза очень жесткого человека. Может, такие были у Клея Эллисона. Я хочу, чтобы он их увидел и понял, что его ждет.
– Мы уже это обсуждали, – сказал Ричер.
– Да, я знаю, – ответила Кармен.
Она ушла, и Ричер принялся убивать время. Ощущение было такое же, как перед воздушным налетом. Он вышел на крыльцо и через двор посмотрел на север, на дорогу, до того самого места, где она упиралась в красную ограду из штакетника, а потом дальше, туда, где она исчезала за поворотом. Было утро, воздух оставался чистым и ясным, и над асфальтом не висела дымка. Дорога походила на пыльную ленту, обрамленную с запада известняковыми пластами, а с востока – линиями электропередач.
Ричер отвернулся от дороги и уселся на качели, висящие на крыльце. Цепи жалобно застонали под его весом. Он устроился боком, так, чтобы видеть ворота: положил одну ногу на качели, а другую опустил на пол. А потом сделал то, что делает большинство солдат во время ожидания. Он уснул.
Кармен разбудила его примерно через час. Она прикоснулась к его плечу, Ричер открыл глаза и увидел, что она стоит около него. Она переоделась в отглаженные голубые джинсы, клетчатую рубашку и сапоги из кожи ящерицы. И надела такой же ремень. Волосы она убрала назад, в хвост, лицо припудрила светлой пудрой и подвела глаза голубыми тенями.
– Я передумала, – сказала она. – Я не хочу, чтобы вы с ним разговаривали. Пока не хочу.
– Почему?
– Это может вывести его из равновесия. Ну, если он узнает, что еще кому-то известно о том, что он со мной делает.
– Раньше вы так не считали.
– Я снова все обдумала. Мне кажется, если мы так сделаем, может быть только хуже. Пусть это исходит от меня. По крайней мере, сначала.
– Вы уверены?
– Я хочу первая поговорить с ним, – кивнула она.
– Когда?
– Сегодня вечером. А завтра я вам расскажу, как все прошло.
Ричер сел, опустив обе ноги на пол.
– Вы были совершенно уверены, что завтра утром у вас будет сломан нос, – напомнил он ей.
– Я думаю, так будет лучше, – сказала Кармен.
– Почему вы переоделись?
– Так будет лучше, – повторила она. – Я не хочу его провоцировать.
– Вы выглядите так, словно родились в семье ковбоев из Амарилло.
– Ему нравится, когда я так одета.
– А если вы оденетесь иначе, в одежду, которая вам нравится, вы его спровоцируете?
Она поморщилась, и Ричер подумал, что видит перед собой человека, потерпевшего поражение.
– Не отступайте, Кармен, – сказал он. – Сражайтесь.
– Я буду, – пообещала она. – Сегодня вечером. Я скажу ему, что больше не намерена это терпеть.
Ричер ничего не ответил.
– Поэтому не нужно с ним сегодня разговаривать, ладно? – попросила она.
Ричер отвернулся.
– Это ваше решение.
– Так будет лучше.
Она вернулась в дом, а Ричер снова посмотрел на дорогу, идущую с севера. Сидя, он видел на целую милю меньше. Началась жара, и над асфальтом повисло марево.
Кармен разбудила его еще через час. Одежда была той же самой, но она смыла косметику.
– Вы считаете, что я неправильно поступаю, – сказала она.
Ричер сел и потер руками лицо.
– Я считаю, что лучше действовать открыто, – ответил он. – Он должен знать, что кому-то еще известно о его безобразиях. Если не мне, тогда, возможно, его семье.
– Я не могу им сказать.
– Да, наверное, не можете.
– И что же мне делать?
– Вы должны позволить мне поговорить с ним.
– Не сейчас. Будет только хуже. Пообещайте мне, что не станете этого делать.
Ричер кивнул.
– Это ваше решение, – повторил он. – Но вы тоже должны пообещать мне кое-что. Поговорите с ним сами сегодня вечером. Но если он возьмется за старое, вы должны выбежать из комнаты и орать до тех пор, пока мы все не прибежим на ваши крики. Вопите изо всех сил. Требуйте вызвать копов. Умоляйте о помощи. Он окажется в трудном положении, и это изменит ситуацию.
– Вы так думаете?
– Когда все в доме услышат ваши крики, он уже не сможет делать вид, что ничего не происходит.
– Он будет все отрицать, скажет, что мне приснился кошмар.
– Но в глубине души он будет знать, что нам все известно.
Она молчала.
– Обещайте мне, Кармен, – сказал он. – Или я сам с ним поговорю, первым.
– Хорошо, я вам обещаю, – после короткого раздумья ответила она.
Ричер снова устроился в гамаке и попытался поспать еще час, но внутренние часы подсказывали ему, что время истекает. По картам Техаса получалось, что Абилин находится менее чем в семи часах езды от округа Эхо. Скорее шесть, если за рулем сидит окружной прокурор, который является представителем закона, а следовательно, не слишком беспокоится насчет штрафа за превышение скорости. Если предположить, что Слуп без всяких задержек вышел в семь, он может быть дома к часу дня. А он наверняка выйдет без задержек, потому что в тюрьме, где он сидел, весьма гуманные условия содержания преступников и вряд ли принято заполнять множество бумаг. Они поставят галочку в списке заключенных и откроют перед ним ворота.
По представлениям Ричера, было уже около двенадцати, и он посмотрел на часы, чтобы убедиться в том, что не ошибся. Он увидел, что Бобби вышел из конюшни и зашагал по дорожке мимо гаража. Бобби нес в руках пустую тарелку, моргал на ярком солнце и шел так, словно у него затекли все конечности. Он пересек двор и начал подниматься на крыльцо. Молча. Вошел в дом и закрыл за собой дверь.
Примерно в половине первого Элли пришла со стороны загонов для лошадей. Ее желтое платье было перепачкано в земле и песке, волосы спутались, лицо раскраснелось от жары.
– Я прыгала, – доложила она Ричеру. – Я делаю вид, будто я лошадка и прыгаю через барьеры, очень быстро, как только могу.
– Иди сюда, – позвал ее Ричер.
Она встала рядом с ним, и он ладонью стряхнул с ее платья песок и землю.
– Мне кажется, тебе следует снова принять душ, – сказал он. – И голову вымыть.
– Зачем?
– Чтобы быть красивой, когда твой папа вернется домой.
Она задумалась над его словами, напряженно и сосредоточенно принимая решение.
– Ладно, – сказала она наконец.
– И побыстрее.
Она пристально посмотрела на него, затем повернулась и умчалась в дом.
Без четверти час Бобби вышел из дома. Он помылся и надел чистые джинсы и футболку и сапоги из кожи аллигатора с серебряными пластинами на носах. На голове у него красовалась другая бейсбольная кепка, надетая задом наперед. На боку у нее было написано: «Квалификационная серия 1999».
– Они ведь проиграли? – сказал Ричер.
– Кто?
– «Техасские рейнджеры». В квалификационной серии тысяча девятьсот девяносто девятого года. А выиграли «Янки».