Рун, не снижая скорости, промчался мимо.
Через несколько крутых поворотов перед ними возникло величественное, поднимающееся ввысь сооружение в стиле барокко, по обеим сторонам которого тянулись вытянутые в линию строения с башнями. Куполообразная крыша в центре, упиравшаяся в небо, была увенчана массивным золотым крестом, сиявшим в лунном свете. Под бесчисленными арками, украшающими фасад, либо ютились разные статуи, либо в них были вставлены окна витиеватого вида.
– Эттальское аббатство[53], – с благоговейным страхом в голосе произнесла Эрин, выпрямляясь на сиденье. – Я всегда надеялась, что когда-нибудь его увижу.
Услышав снова ее голос, Джордан буквально воспрянул.
С душевным волнением в голосе она продолжала:
– Людвиг Баварский выбрал это место для аббатства, потому что его конь трижды кланялся, оказавшись здесь.
– А как можно заставить лошадь кланяться? – изумился Джордан.
– Очевидно, с помощью божественных сил, – предположила Эрин.
Он ответил ей широкой улыбкой, а потом, наклонившись вперед, обратился к преподобному:
– Это и есть тот монастырь, падре, о котором вы говорили? В нем функционирует секретный университет?
– Он расположен внутри. И еще, я прошу вас называть меня Рун, а не падре.
Машина притормозила, заворачивая за угол, и туча гранитной крошки взметнулась из-под шин. В лучах фар возникло простое здание, стоящее на заднем плане, белое под красной шиферной крышей, более скромное и аскетическое, чем окружающие его строения. Оно казалось наиболее соответствующим сангвинистскому стилю.
Рун подвез их и к одному ничем не примечательному зданию и сразу резко остановился. Пастор выскочил из машины, даже не дождавшись, пока двигатель полностью остановится. Он замер возле седана, осматривая окружающие горы, двигая только глазами. Его ноздри раздувались.
Эрин, намереваясь открыть дверь, взялась за ручку, но Джордан остановил ее.
– Подождем, пока он не предложит нам выйти из машины. И пожалуйста, застегните молнию на плаще.
Он, насколько это было возможно, хотел защитить ее.
Снаружи Рун медленно вертелся вокруг себя, словно готовился дать отпор нападению с любой стороны.
03 часа 18 минут
Рун напрягся изо всех сил, вслушиваясь в сердцебиение людей, спавших в расположенном по соседству монастыре. Он ощущал запах сосен, доносившийся из леса, и запах горячего металла от автомобиля. Он слышал мягкий свист рассекаемого воздуха – это ночная сова летала над лесом; слышал суетливую возню мыши-полевки возле своей ступни.
Пока ничего опасного.
Рун облегченно вздохнул: хорошо быть одному ночью. Большую часть жизни он провел в помещении в молитве или в полях, занимаясь охотой, на то, чтобы любоваться природой, времени у него не было – он был слишком занят войной. Когда Корца впервые надел на себя облачение своего Ордена, новые, возникшие при этом чувства напугали его: они всегда напоминали ему о его сущности, не давая забыть о том, что на нем проклятие; но вот теперь он стал ценить такие редкие моменты, когда мог остановиться и пообщаться с созданием Божьим со всей полнотой и без всякой утайки. Рун никогда не чувствовал такой близости к Богу, как в такие моменты одиночества, он был намного ближе к Нему, чем в те минуты, когда стоял на коленях в какой-либо подземной часовне.
Рун решил побаловать себя еще одним вдохом.
И тут женщина зашевелилась в машине, призывая его заняться порученным ему делом.
Корца стоял перед громадой главного здания и двумя его крыльями. Он внимательно смотрел на дальние окна, проверяя, нет ли в каком-либо из них наблюдателя. Нет, сейчас никто не шпионил за ним изнутри здания. Толстая дверь, расположенная внизу одного из меньших замков, была закрыта. Он напряг все свои чувства, стараясь услышать хоть что-то из-за крепкой и прочной деревянной обшивки этой двери, но изнутри не доносилось даже ударов сердца – и только шепот уловило его чуткое ухо.
Рун, входи, пожалуйста. Все спокойно.
Корца расслабился, услышав этот знакомый голос с немецким акцентом.
Повернувшись, он быстро кивнул Джордану. У этого парня, по крайней мере, хватило ума на то, чтобы все это время оставаться вместе с Эрин в машине. Пара, неловко двигаясь и с громким шумом, раздражающим чуткое ухо Руна, выбралась наружу.
Пока они были в безопасности, находясь в его тени, Рун поспешил к обитой деревом двери.
Джордан стоял между Эрин и темным лесом, прикрывая ее с той стороны, откуда вернее всего можно было ожидать нападения. У него был хороший инстинкт – Рун подметил это еще раньше. Может, этого и будет достаточно.
Они еще не успели дойти до массивной двери, как она уже отворилась.
Рун отошел в сторону, давая возможность своим спутникам пройти первыми. Чем скорее они покинут открытое пространство, тем лучше.
Когда Джордан и Эрин, пригнувшись, проходили через невысокий дверной проем, Корца обернулся назад и в последний раз осмотрелся. Он не заметил ничего угрожающего, но чувство опасности все-таки не давало ему покоя.
Глава 29
27 октября, 03 часа 19 минут по центральноевропейскому времени
Этталь, Германия
Укрывшись на вершине поросшего лесом холма, оттуда было видно аббатство, Батория, лежа на животе на куче прошлогодних листьев и не обращая внимания на холодную сырость, пробиравшую ее до костей, наблюдала за Руном Корцой.
Голые толстые ветви липы, под которой она лежала, скрипели и потрескивали под напором ветра. Приставив к глазам мощный бинокль, Батория видела, что этот рыцарь оставил седан за зданием монастыря. Свой наблюдательный пункт она расположила на таком расстоянии от монастыря, чтобы оставаться вне зоны досягаемости чутья сангвинистов. То, с каким напряженным вниманием рыцарь осмотрелся перед тем, как войти в дверь, ясно говорило о его подозрениях, однако ее он не обнаружил.
Но сейчас ее единственным врагом был сгущающийся туман.
Как только Корца скрылся в аббатстве, Батория, опустив голову на руки, решила передохнуть и расслабиться.
Рисковая игра, которую она затеяла, позволит ей расплатиться со всеми и за все сполна.
Она послала фото нацистской медали трем историкам, связанным с велиалами. Поскольку они не пришли к единому мнению о важности этой улики, она решила изменить направление своей работы, сосредоточившись на шпионской информации, добываемой ее агентурой на Святой земле. Батория получила известие о том, что Корца намерен вылететь на самолете в Германию, но точно узнать, где именно он намерен приземлиться и куда потом направится, ее агентура не смогла.
Но она-то это знала – или, по крайней мере, предполагала.
Корца не станет откладывать поиски Книги в долгий ящик. Он наверняка возьмет эту единственную улику, добытую в усыпальнице, и обратится к историкам, лояльно относящимся к его Ордену, точно так же, как она обратилась к историкам, лояльным к ней. Батории было известно об Эттальском монастыре и о том, что ученые Епископального университета проводили историческое исследование, связанное с событиями конца Второй мировой войны.
Разумеется, именно сюда он и должен был направиться.
Батория тоже начала действовать, не сказав никому ни слова о своих планах, поскольку понимала, что их одобрение может затянуться невесть на сколько времени. Она собрала все силы, которыми располагали стригои в песках Святой земли – армия получилась небольшой, – и расположила их здесь, в засаде, среди суглинков и опавшей листвы.
Это был отчаянный шаг, поддержанный Тареком, который, в чем она была уверена, тайно надеялся на то, что она снова провалит дело.
Магор, лежавший рядом с ней, зашевелился, его голова покоилась на ее плече. Батория склонилась к нему. Несмотря на плотное, подбитое мехом пальто, защищавшее ее от холода баварской ночи, ей доставляло несказанное удовольствие жаркое тепло, исходившего от тела Магора, – более того, она буквально млела от его привязанности, от чувства близости, исходившего от него. Да и он сам, ощущая ее покровительство, чувствовал себя рядом с ней более защищенным. Батория ощущала некоторое подспудное и непонятное для волка беспокойство, стеснявшее его грудь.
Для волка пустыни это был новый, непонятный мир.
Успокойся… – мысленно внушала она ему… – кровь из добычи льется здесь так же хорошо, как и в песках…
Существо, лежавшее возле другого ее бока, тоже зашевелилось, это был тот, к кому она испытывала лишь презрение.
– Может, мне вместе с другими выдвинуться ближе? – спросил Тарек. – У меня ведь нет сердца, так что сердцебиение меня не выдаст. А вот у тебя-то все иначе.
Батория пропустила мимо ушей и его реплику, и последнюю фразу, в которую он вложил оскорбительный для нее смысл. Она была уверена, что Тарек думает лишь о том, как украсть у нее славу.
– Сиди здесь, – осадила она его. – Мы не можем рисковать нашими силами.
Запах прелых листьев заполнил ее ноздри. В отличие от Магора, Батория словно глотала его. После многих лет, проведенных в жаркой Иудейской пустыне, слушать звуки леса и вдыхать лесные запахи доставляло ей огромное удовольствие. Все здесь напоминало ей о ее родном доме в Венгрии, и эти счастливые воспоминания словно прибавляли ей сил. Какое чудное было то время, пока на ее теле не появилась Его отметина…
– На этот раз у нас больше сил, – наседал на нее Тарек. – Мы можем взять их. Вытянуть из них информацию и завладеть Книгой.
В его словах Батория слышала кровожадное желание: Тареку не терпелось отомстить за тех, кого он потерял в Масаде, утолить свою ненасытную жажду крови. Она прижала к глазам окуляры бинокля. Неужто он не понимает, что и она одержима таким же желанием отомстить, такой же жаждой крови? Но она не будет делать глупостей и спешить, да и Тареку не разрешит подобного. Батория помнила основную задачу союза, созданного и предводимого Велиалом: умело сочетать дикость стригоев с тщательно вымеренными коварством и хитростью людей.