Вытащив последний гвоздь, Эммануил швырнул его в дальний конец помещения. Рун подхватил за плечи ничего не весящее тело Пирса.
Эммануил сорвал с себя влажную сутану и, оставшись в защитном кожаном костюме, обернул своей сутаной старого пастора. Рун положил его на пол. Эммануил потянулся за своей фляжкой с вином, но Надия остановила его.
– Он уже перестал быть праведником, – объяснила она. – Твое вино не пойдет ему на пользу, а скорее повредит.
Эммануил бережно взял Пирса на руки.
– Что они делали с вами?
– Blut und[66] кость, – пробормотал старик. – Libri.
Эрин, стоявшая возле него, оживилась:
– Libri? По-латыни это «книга». Возможно, это распятие здесь как-либо связано с тем самым Евангелием?
Рун понимал, что связано.
Эрин протянула Руну руку. На ладони лежал осколок камня пепельного цвета.
– Я нашла эти осколки древнего бетона, состоящего из известняка и золы, валявшимися вокруг пьедестала. Это может означать то, что Евангелие было заложено внутрь оболочки, сделанной из этого древнего бетона. Кто-то разбил оболочку прямо здесь, в этом помещении. Может быть, падре Пирс был распят здесь как хранитель этого артефакта, как та маленькая девочка в Масаде?
– Это знает только он, – ответил Рун. – А что осталось от его ума, мне неизвестно.
– Давайте его лечить.
– Такие дела выше моих возможностей. Возможно, и церковь с этим не справится.
Рун взял с ее ладони осколок камня и стал внимательно изучать. Его пальцы, так же как и глаза, сразу же обнаружили надпись на арамейском языке, тисненную на одной стороне. Если бы его сердце билось, то сейчас оно выпрыгнуло бы из груди.
Книга была здесь. Кто-то нашел ее и вынул из каменного блока, в котором она была замурована. Но удалось ли им ее открыть?
Этого не могло быть. Если бы это произошло, то воры, для которых нет ничего святого, получили бы в свое распоряжение силу, которую дает Книга. Но кто же тогда взял ее?
Ему необходим ответ на этот вопрос – в этом Эрин права.
И только один-единственный человек может его дать.
– Падре Пирс, – произнес он речитативом, пытаясь уловить момент просветления в сознании несчастного пастора. – Вы меня слышите?
Глаза старика снова скрылись под веками.
– Гордыня… постыдная гордыня.
О чем говорит Пирс? О спесивости и самомнении нацистов или он имеет в виду нечто более страшное?
– Как вы попали к нацистам? – не оставлял надежды Рун. – Вы рассказывали им о Книге?
– Es ist noch kein Buch, – прошептал Пирс бескровными губами.
– Дело не в Книге, – перевел Джордан.
– Рун, должно быть, они его пытали, – сказал Эммануил. – Так же, как ты пытаешь его сейчас. Мы должны вылечить его, а уже потом донимать своими вопросами.
– Еще нет, – сказал падре Пирс. – Еще не Книга.
Надия обвела взглядом мраморные стены.
– Скоро рассветет. Ты это чувствуешь?
Рун утвердительно кивнул. Слабость начала разливаться по его телу. Милостью Христовой им дозволялось ходить под дневным солнцем, но из-за своих особенностей они всегда в ночное время обладали большей силой, чем при дневном солнце.
– Как мне нравятся звуки рассвета, – мечтательно произнес Джордан.
– Мы не можем выносить Пирса на дневной свет, – предупредила Надия. – Он утратил благословение, которое дает кровь Христа. Солнечный свет для него смертелен.
– Тогда отсидимся здесь, – без всякого энтузиазма произнес Джордан, подняв глаза к потолку. – Это, конечно, не пятизвездочный отель, но раз летучие мыши утихомирились, то, я думаю, мы можем…
– Да он не доживет до заката, – сказал Эммануил, показывая жестом на скопление мышей, рассевшихся по стенам, – если не накормит этих проклятых тварей.
– Я не допущу этого, – заявила Надия. – Это же грех.
– И я не оставлю Пирса умирать во грехе, – Эммануил выхватил нож, угрожая ей.
Рун, встав между ними, поднял вверх руки.
– Если мы не будем медлить, то еще сможем добраться до молельни в Хармсфельде. Там мы сможем совершить над ним обряд очищения. После этого он снова сможет вкушать кровь Христа.
– А что, если он не сможет очиститься? – почти закричала Надия в запале. – Что, если он не был пешкой в руках нацистов…
Рун поднял руку, призывая ее замолчать, но молчать она не собиралась.
– Что, если он сам разыскал их?
– Узнаем, – сказал Рун.
Надия высказала вслух те страхи, которые он таил глубоко в себе: интеллектуальная гордыня Пирса довела его до союза с нацистами. Руну была знакома подобная гордыня, причем знакома очень хорошо; знал он и то, к чему она может привести даже убежденного сангвиниста.
– Хватит разговоров, пора строиться, – приказным тоном обратился он к стоявшим вокруг. – Мы должны достигнуть молельни в Хармсфельде до рассвета.
В силу долгой привычки Эммануил и Надия заняли свои места: он впереди, она слева от него. Рун, встретившись глазами с Джорданом, указал кивком на Пирса.
Они вышли из тесного помещения, миновали вестибюль и снова свернули в черный бетонный туннель.
Джордан нес на руках Пирса, тело которого все еще было завернуто в сутану Эммануила, Эрин шла чуть позади.
– Ich habe Euch betrogen, – прошептал Пирс. – Stolz. Buch.
Рун слышал, как Джордан перевел его слова:
– Я всех вас предал. Гордыня. Книга.
Эммануил остановился и, обернувшись, посмотрел на Пирса. Его глаза были полны слез. Рун взял его за руку. Пирс хотя бы сейчас вынужден признать, что предал их Орден нацистам.
Рун отвернулся, пытаясь понять. Был ли его друг одержим всепоглощающим желанием первым найти эту Книгу? А это желание привело его к нечестивому союзу с «Аненербе»? А немцы, наверное, в конце концов предали его самого? Рун припомнил его слова, произнесенные словно в бреду: Это не Книга. Означают ли эти слова то, что нацисты здесь по какой-то причине потерпели неудачу в чем-то? А в наказание они распяли Пирса?
Независимо от того, чем все закончилось, если Пирс пришел сюда по своей воле, то они никогда не смогут очистить его от грехов настолько, чтобы он вернулся в сообщество сангвинистов.
Когда они дошли до перекрестка коридоров, Пирс повернул голову влево.
– Sortie.
По-французски «выход». Эрин догадалась: он пытается указать им обратный путь.
Став на колени, она пальцем нарисовала на пыльном слое на полу руну Одал. Показав на нее, она спросила:
– Пирс, вы можете указать, где выход?
Джордан повернул Пирса так, чтобы он мог видеть нарисованную на полу руну. Старик указал на левую «ногу» руны своим вытянутым вперед костлявым пальцем. А их команда входила сюда через правую ногу.
– Там второй выход, – сказала Эрин, окинув спутников обнадеживающим взглядом. – В другой «ноге» руны. Возможно, летучие мыши используют их как вход и выход.
Пирс опустил на глаза тонкие, как бумага, веки, и его голова снова откинулась на плечо Джордана.
– Если мы поспешим, – сказал Рун, – то, может быть, успеем донести его до Хармсфельдской молельни до восхода солнца.
Но даже если это и получится… все равно какой-то непонятный страх гнездился в душе Руна.
А вдруг уже слишком поздно предпринимать что-либо во спасение души Пирса?
Глава 37
27 октября, 06 часов 45 минут по центральноевропейскому времени
Хармсфельдское нагорье
Батория, поплотнее запахнув соболиное манто вокруг своего стройного тела, остановилась в еще окутанном темнотой лесу. Край неба на востоке уже начал светлеть. По тревожным взглядам, которые ее обеспокоенные спутники бросали в эту сторону, она поняла, что до восхода солнца остается не более четверти часа.
Воздух сделался жгуче-холодным, словно ночь мобилизовала весь холод перед атакой на наступающий день. Облачка белого пара от горячего дыхания слетали с губ Батории – так же как и из пасти волка. Ни у кого из ее сопровождающих не было заметно ничего подобного. Они оставались такими же холодными и недвижимыми, как лес, в котором они стояли, но не все они были одинаково спокойными.
– Мы должны идти. И немедленно.
Тарек неожиданно возник рядом с ней; рот его скривился, когда он прорычал ей эти слова. Его брат Рафик неотступно, как на коротком поводке, следовал за ним, его губы все еще были распухшими после того соприкосновения с Баторией.
Батория покачала головой. Пока не поступило ни единого слова от наблюдателя, оставленного ею возле мотоциклов. Сангвинисты не возвращались назад прежним путем – но для нее это не было неожиданностью. Батория была уверена, что это место было не тем кроличьим садком, который кролики покинули бы с охотой[67]. Она нутром чувствовала это.
– Никогда не лезь к животному в нору, – посоветовала Батория.
Она не отрывала глаз от двери бункера. Магор нашел среди валунов нору. Она была чуть больше барсучьего логова, но острейшее чутье парней из компании Тарека определило источник запаха, привлекшего волка.
Икаропсы.
Батория представила себе вонючее скопище, появляющееся из этой дыры каждую ночь. Что-то ведь породило орду крылатых тварей, и это что-то, должно быть, все еще находится там.
Ее помощники с ожесточением расширяли дыру, выкапывая землю, которую нацисты использовали для сокрытия потайной двери. Когда слой земли был снят, обнаружилось, что мыши проделали своими когтями ход в каменном основании рядом с крышкой люка, через которую выбирались из бункера на свои ночные прогулки.
При таком открытом доступе в бункер открыть люк изнутри не составит никакого труда, что послужит приглашением тем, на кого она охотится, выйти на поверхность именно этим путем.
– Мы перебьем их, как только они выйдут из двери, – объявила Батория.
– А если они дожидаются рассвета? – Тарек метнул быстрый взгляд на восточный край неба, цвет которого уже сделался серо-стальным.