мои.
Это моя тайна: может быть, я и люблю любовные игры, но в каком-то смысле я яростный собственник. Во время их кругосветных путешествий с ними всегда остается по частичке моего сердца, и я всегда отчаянно мечтаю с ними воссоединиться. Мы трое были созданы друг для друга, и я не чувствую себя полностью самим собой, пока они обе не заключат меня в свои объятия.
Мы вышли из одной прогнившей семьи, пережили вместе одну очень личную войну. Мы навеки связаны и всегда будем любовниками, несмотря на расстояние и время.
– Я скучал, – вздохнул я, и мое дыхание, невесомо коснувшись губ Магдалены, всколыхнуло распущенные локоны Констанцы.
– По кому конкретно? – спросила Магдалена с хриплым смешком.
– По обеим, – ответил я, уже торопливо расстегивая пуговицы на ее блузке. Она с улыбкой мягко оттолкнула мою руку.
– Терпение, малыш Алексей. Я так давно тебя не видела. Дай мне время насладиться.
Констанца, подарив мне последний долгий поцелуй, шагнула в темноту моей маленькой гостиной.
– Пойду освежусь, – пропела она. – Развлекайтесь.
Я испустил жалобный протестующий стон, но Магдалена не хотела ничего слышать. Она была в восторге от возможности побыть со мной наедине и не собиралась ее упускать. Она запустила пальцы в мои волосы и слегка потянула, причиняя ровно столько боли, чтобы меня заинтересовать.
Я снова заскулил, на этот раз от удовольствия.
– Мой милый мазохист, – промурлыкала Магдалена, прижимаясь своими губами к моим. Она крепко держала меня за подбородок, оставляя следы на коже. Я растаял в пьянящем ощущении, что она подчиняет меня, владеет мной.
– Но не самый милый, конечно, – сказал я – и, когда она отстранилась, потянулся к ее губам. – Что бы сказал на это Фабрицио?
Магдалена впилась мне в кожу ногтями, и я зашипел от приятной боли.
– Фабрицио мой, и я могу делать с ним все, что захочу, – прямо как с тобой, – сказала она. О, как же я любил эту игру. Игру в боль и отрицание, которая всегда заканчивалась экстазом. Магдалена играла в нее лучше всех, кого я когда-либо знал, и сейчас, как разыгрывала свой первый гамбит.
Я отплатил ей той же монетой, прикусив острыми клыками ее пальцы. Магдалена шлепнула меня по щеке достаточно хлестко, чтобы доставить мне приятную боль, но недостаточно сильно, чтобы навредить. Совсем не так, как когда меня избивали в гневе, – и тем приятнее ощущался этот ее деликатный, сдержанный жест.
Но Магдалена была не настолько быстра, чтобы сберечь свои красивые пальчики от моего укуса, и на ее указательном пальце выступила рубиновая бусинка.
– Слижи ее, Алексей, будь добр, – произнесла она тем же властным тоном.
– Ну, просто принцесса, – усмехнулся я, но с готовностью выполнил приказ. Я открыл рот и провел влажным языком по подушечке ее пальцу, наслаждаясь пробежавшей по ее телу легкой дрожью. Царственная Магдалена изо всех сил старалась это скрыть, но я знал, что с ней делаю. Мы всегда питали слабость друг к другу и падали в постель с бесстыдной торопливостью подростков.
Я высосал капельку крови и низко, утробно застонал от ее вкуса. У моей Магдалены был уникальный вкус, насыщенный и одновременно сладостно острый. Столь восхитительной патиной времени, бегущей по ее венам, не мог похвастаться никто – за исключением, пожалуй, Констанцы.
– Все играете? – промурлыкала Констанца, выходя из ванной. Она сбросила брюки и стояла босая, в развевающейся белой рубашке. Ее рыжие волосы свободно падали ей на лицо. Я чуть не упал на колени от такого совершенства. Констанца была так красива, что могла обратить в свою веру кого угодно, – в том числе и меня. Я хотел войти в собор ее тела и поклоняться ей, пока воздух не зазвенит от ее стонов, как звенят колокола во время воскресной мессы.
– Как и всегда, – ответила Магдалена, со звонким хлопком вынимая палец из моего рта. – Он такой голодный, Констанца.
– Значит, ничего не изменилось, – произнесла та со смешком, который пронзил меня, будто электрический разряд. Попроси она, и я подполз бы к ней на четвереньках, как собака.
– Констанс, – сказал я охрипшим от желания голосом. – Прошу.
– Скажи это, Алексей, – велела Магдалена, запуская длинные ноготки в мои кудри. – Попроси о том, чего хочешь.
– Я хочу вас обеих. Одновременно. Прошу.
Констанца лишь улыбнулась, будто Мона Лиза, и, опустившись на край моей кровати, поманила меня в свои объятия. Я потянул Магдалену за собой, скинул туфли и стянул жилет, отдавая себя в умелые руки Констанцы.
Она уронила меня на кровать, припечатав к ней поцелуями, пока Магдалена проворно расстегивала мой ремень.
– Какой нетерпеливый, – произнесла Магдалена, обнажив зубы в улыбке и сжав сквозь джинсы мой член. Я хотел было придумать хитроумный ответ, но от прикосновений ее проворных пальцев перехватило дыхание. Она была права; он уже отвердел и напрягался под тканью. Прошла целая небольшая вечность с тех пор, как я видел своих девочек в последний раз, и мне не терпелось наверстать упущенное.
– И правда, – задумчиво произнесла Констанца. Взгляд ее карих глаз блуждал по моему лицу. – Но ты печальный.
– Я не печальный, – запротестовал я, скользя руками ей под блузку и водя пальцами по ее обнаженной спине. Она нахмурилась, сочувственно и понимающе. Это всегда задевало меня за живое. Черт бы побрал ее интуицию.
– Но ты выглядел печальным, когда мы сидели в кафе. В твоем взгляде притаилась тень, милый принц. Что случилось?
Я напряженно сглотнул: отчасти потому, что Констанца меня раскрыла, а отчасти потому, что Магдалена наклонилась и поцеловала меня сквозь джинсы.
– Ничего не случилось, – фыркнул я. – Просто скучал по вам, вот и все.
– М-м-м, – недоверчиво протянула Констанца. Но все равно поцеловала меня. Остальное не имело значения. Я просто хотел быть рядом с ней и Магдаленой, так близко, кожа к коже и кровь к крови. Это точно положило бы конец всем моим вероломным мыслям. И я бы снова почувствовал себя цельным.
Магдалена подползла ко мне, гибкая, опасная, как крадущаяся кошка, и обвила тонкими пальцами мою шею. Она почти не давила, но и этого было достаточно, чтобы мое горло затрепетало от предвкушения. Констанца освободила меня от плена джинсовой ткани, и я против воли закрыл глаза. Выгнул бедра, которые уже двигались сами по себе.
Вот оно. Вот по этому я скучал.
– Прошу, Мэгги, – умолял я. – Чуточку сильнее.
Магдалена послушалась, а Констанца умело взяла в рот мой член, почти доведя меня этим до безумия.
– Боже, – прохрипел я, прижимаясь к Магдалене.
О, порочная Магдалена. Она знала, как заставить меня задыхаться, не перекрыв кислород и не задушив меня полностью. Она могла сжимать мое горло столько, сколько пожелает, и я был бессилен ей противостоять.
– Господь всемогущий, Мэгги.
– Богохульник, – упрекнула Констанца с улыбкой и облизала мой член. Я невольно ахнул, вцепившись пальцами в простыни.
– Я скучал по вам, – прохрипел я. – Так скучал по вам обеим.
– Так вот почему ты весь вечер в таком мрачном настроении? – спросила Констанца, обводя языком головку, словно карамель.
– Констанца, – простонал я. – Серьезно, сейчас?
– Да, именно сейчас, – ответила Магдалена, вдавливая меня в матрас с такой силой, что у смертного остались бы синяки. Они сговорились, я видел это по искоркам во взглядах, которыми они обменивались, пока мучили меня. Я хотел прекратить это, хотел взять себя в руки и подняться с кровати. Но мне слишком нравилось происходящее. Нравилось распадаться под ними на части.
– Скажи, что не так, – велела Констанца, лениво играя со мной пальцами. Она сжала их и провела большим пальцем по всей длине члена, как будто по своей любимой игрушке. – И мы продолжим.
– Шантажистка, – обвинил ее я.
– И тебе это нравится.
– Туше.
Магдалена поцеловала меня так крепко, что я почти забыл собственное имя, продолжая уверенно и надежно сжимать мое горло. Затем укусила меня своими острыми клыками и начала тянуть кровь из моей нижней губы. Слизывать ее горячим, проворным языком. Когда она заговорила, ее голос был хриплым от жажды крови.
– Ответь ей, Алексей. Чтобы я могла заняться тобой так, как ты того заслуживаешь.
Я выгибался под их искусными пытками, чувствуя одновременно блаженство и унижение. Не стоит им этого говорить. Лучше держать это при себе, накрепко запереть в самом темном уголке сознания, и тогда все будет хорошо. Вдруг я поделюсь своими чувствами, а они охладеют ко мне или бросят меня в Нью-Йорке? Вдруг обидятся или впадут в ярость, как прошлые мои любовники?
Констанца сжала меня так безжалостно, что я лишь беспомощно ахнул, и слова вырвались сами:
– Вы уже не заботитесь обо мне, как раньше, – выпалил я.
В комнате мгновенно воцарилась тишина. Магдалена отпустила мое горло, а Констанца заправила член в джинсы с таким выражением лица, словно я только что уличил ее в бестактности. На одно ужасное мгновение мне показалось, что из-за меня наша любовь разбилась вдребезги. Я, тяжело дыша, приподнялся на локтях, к глазам подступили слезы.
Но потом Констанца протянула руку и погладила меня по щеке. Констанца, мой ангел-хранитель. Моя защитница.
– Ты правда так считаешь? – тихо спросила она.
Я перевел взгляд с нее на Магдалену. Ее глаза потемнели, как будто она обдумывала конфликт международного масштаба. У нее меж бровей залегла знакомая морщинка, словно она хотела исправить меня дипломатией или непотизмом.
– Я просто волнуюсь, вот и все, – пробормотал я, вдруг почувствовав себя неловко.
Не нужно было ничего говорить. Следовало бы держать рот на замке.
Магдалена и Констанца переглянулись, а затем обняли меня с таким рвением, что у меня перехватило дыхание. Я крепко вцепился в них, позволяя укачивать меня, будто капризного ребенка.
– Алексей, Алексей, – тихо проговорила Констанца. – Я не смогу разлюбить тебя, даже если на кону будет стоять моя жизнь. Будь ты даже самим солнечным светом, я бы горела, но осталась с тобой.