…И это была их большая ошибка! Орудийные болты не пробили козырьки, разве что оставили на них новые вмятины. К тому же затем стрелки занялись перезарядкой, а ручная перезарядка баллестирады после долгой стрельбы отнимает куда больше времени, если стрелок запыхался и его натягивающие воротом тетиву руки дрожат. И когда тюремщики снова угостили нас снарядами, все самое интересное внизу уже закончилось, а «Гольфстрим» катил обратно к воротам, на ходу поднимая трап…
Посадку произвели довольно-таки организованно.
– Трап! – гаркнул я Малабоните еще до того, как приказал Сенатору остановиться.
Мое долгое отсутствие не сказалось на профессиональных навыках. Я подрулил к дверям так, что конец трапа опустился аккурат на порог, и наши товарищи взошли на борт, не сделав по двору ни шага. Пока они поднимались по сходням, а стрелки на крышах, кряхтя, взводили баллестирады, из Ведра в этот момент разбегались заключенные. Заехав внутрь тюрьмы, мы открыли им выход, и они, забыв обо всем, скопом ринулись на свободу. Больше никто не преграждал им путь, хотя со стен и из дверей по ним все еще стреляли, и немало их погибло, успев отбежать от тюрьмы всего сотню-другую шагов…
Хвала богине Авось: все кабальеро и северяне были живы. Правда, дона Балтазара волочили под руки два гвардейца, а Херлуф прыгал на одной ноге, опираясь на плечо Тура. У команданте была жестоко изувечена левая кисть. Кто-то из compañeros наскоро перетянул ее платком, но кровь все равно текла из нее ручьем. Уж я-то догадывался, от чего пострадал дон! Вряд ли обычная рана вызвала бы у него, старого рубаки, болевой шок. Лишь контакт с метафламмом, что пронзил руку команданте тысячами игл, мог причинить ему такую свирепую боль. У Херлуфа в правом бедре торчал арбалетный болт, вытащить который на месте не представлялось возможным – слишком глубоко он вонзился. Мелкие раны остальных вояк можно было не брать в расчет. Тем более что сами они, радуясь победе, не обращали на эти царапины особого внимания.
Снаряды баллестирад запоздало ударили в поднимающийся трап. И отскочили от него, не причинив никому вреда – все кабальеро и северяне уже скрылись под палубной кровлей. Охрана рвала и метала, но отныне она была нам не страшна. Больше нас здесь ничего не задерживало, и «Гольфстрим», раздавив на прощание фонтан и распугав последних заключенных, покатил к выходу.
Гигантский, открытый мир, который я не чаял больше увидеть, несся мне навстречу со скоростью разогнавшегося под горку истребителя. И даже несмотря на наше туманное будущее, я радовался вновь обретенной свободе, словно ребенок. Потому что гнить годами заживо в тюрьме – самая отвратительная смерть, которая может быть уготована вольнолюбивому перевозчику…
Глава 15
Идти по пятам механизированной армии просто. Даже слишком просто, ведь ее след широк и пролегает по накатанному маршруту. Дорога, по которой не так давно прошли и не застряли три десятка бронекатов, скорее всего, выдержит еще один. Главное, вовремя съехать с нее, дабы ветер успел «состарить» нашу колею, не позволяя ей выделяться на фоне отпечатков множества других колес.
Впрочем, к восточным пограничным землям – территории, где Владычица учинила охоту на «Геолога Ларина», – мы и близко не подобрались. По сложившейся за минувшие месяцы традиции, опять не обошлось без сюрпризов. Да каких сюрпризов! Водовоз, которому следовало скрываться на просторах Индианы и чье местонахождение было сегодня загадкой даже для нас, катил полным ходом нам навстречу! И катил, ориентируясь по тем же следам, что и мы! Но если «Гольфстрим» с каждым часом удалялся от Садалмалика, танкер двигался прямо к центру южных земель.
Чудеса, да и только!
Как и при бегстве со Змеиного карниза, мы вновь объединились с Кавалькадой. И уже не временно, а, похоже, до конца, каким бы он для нас ни выдался. Конечно, для выжившей чертовой дюжины кабальеро это было слишком громкое имя, и даже дон Риего-и-Ордас нынче редко упоминал его. Но эта кучка изгоев и бунтарей еще намеревалась заявить о себе на весь мир. Пока же они путешествовали за компанию с нами, поскольку у нас была общая цель – Владычица Льдов. Разве что мы разыскивали ее, чтобы попытаться вызволить из плена Дарио Тамбурини, а кабальеро собирались поквитаться с ней за унижение команданте и за казненных compañeros. Иной цели в жизни у этих «всадников Апокалипсиса» сегодня не было.
Вот почему первыми танкер заметили не мы, а гвардейцы. Они скакали в дозоре далеко – километрах в двадцати, – впереди истребителя и в итоге доставили нам эту весть еще до того, как я заметил бронекат Вирена с мостика. Где в этот момент разъезжала эскадра Владычицы, мы могли только догадываться, но ее дозорные почему-то не обнаружили водовоз.
Это было весьма странно. С трудом верилось, что такая медлительная махина могла улизнуть от целой своры охотников. Они при всем желании не успели бы захватить «Геолога Ларина» и перегнать его за четыре тысячи километров от того места, где он предположительно должен был сейчас скрываться. Чтобы очутиться сегодня здесь, в двух днях пути от Садалмалика, Вирену требовалось выехать на запад сразу же, как только они расстались с «Гольфстримом». То есть задолго до того, как в тех краях объявились бронекаты южан.
Складывалась весьма неприглядная картина. Выходило, что Вирен попросту обманул моих товарищей. И едва они рванули мне на выручку, Тойво, вместо того чтобы ехать на восток, взялся прокладывать себе путь в противоположном направлении.
Но зачем, хотелось бы знать? И если табуиты отыскали эту дорогу после того, как по ней прошла армия, почему Владычица, побывав на их прибрежной заправочной стоянке, до сих пор не настигла танкер по его же следам?
Все эти загадки мне категорически не нравились. Поэтому было неразумно двигаться навстречу вероломному альт-селадору. Предупредив дозор, чтобы он также держался от «Геолога Ларина» подальше, я развернул истребитель и погнал его в обратном направлении.
Это не было бегством. Я всего лишь предпринимал тактическое отступление и перестраховывался. За пару часов до этого мы проезжали мимо большого скопления скал, запомнившихся мне своими причудливо выветренными формами. Скопление тянулось вдоль дороги на многие километры, однако я заметил в нем лишь единственный сквозной проход, по какому мы могли бы преодолеть преграду, не тратя время на объезд. Проход был узок и извилист, но я сумел бы провести по нему «Гольфстрим» на малом ходу. А вот танкер через тот каменный лес уже не продрался бы, даже являйся Вирен величайшим шкипером Атлантики всех времен и народов.
Что находилось за скальным нагромождением, мы не видели. Характер местности позволял надеяться, что хамада по ту сторону также проходима для истребителя. Побережье пролегало километрах в ста пятидесяти к югу, но чтобы туда попасть, придется перевалить через десяток пологих возвышенностей – работа нудная, но в целом привычная. Впрочем, наведываться в те края мы пока не собирались. Глупо убегать от «Геолога Ларина» сломя голову, не попытавшись выяснить, что за нелегкая его сюда принесла. Тем более что мы так и так не сохраним наше присутствие в тайне. Вирен запомнил отпечатки протекторов «Гольфстрима» и обнаружит нас, едва увидит свежую колею поверх множества старых.
Этим я и планировал воспользоваться. За считаные часы, что остались до встречи с табуитами, ветер не засыплет следы истребителя песком до неузнаваемости. А значит, нужно просто взять и обернуть невыгодное нам обстоятельство в нашу пользу. Тем более что проделать такой финт с неповоротливым танкером куда проще, чем с любым другим бронекатом.
Прежде чем я решил вернуться к скальному проходу, на мостике состоялось краткое обсуждение доставленной дозором обескураживающей новости. Все вопросы были адресованы, естественно, селадору Шлейхеру, чьим непосредственным командиром и являлся альт-селадор Вирен.
– Понятия не имею, что вам и сказать. Ерунда какая-то! Да я разбираюсь во всем этом не больше вашего! – разводил руками Шлейхер. Однако по его бегающим глазам было очевидно, что он лукавит. У него имелось объяснение происходящему, но он боялся высказать это вслух. В конце концов, смекнув, что северяне и команданте просто так от него не отстанут, табуит решил выложить нам все без утайки.
– Разве что… – голос селадора звучал надтреснуто, а сам он сразу сник и понурил плечи. – Разве что в мое отсутствие на «Геологе Ларине» случился переворот, и командование перешло к помощнику шкипера Морено… Но это настолько дикое предположение, что я даже не знаю…
– Переворот?! – практически в один голос переспросили я, Малабонита и несколько краснокожих.
– Мы не обсуждали этот вопрос в вашем присутствии тогда, у Мадагаскара, – продолжал Шлейхер, – но спорили между собой в кают-компании чуть ли не каждый день… Помните, сеньор Балтазар, вы предложили нашей команде добровольно сдаться Владычице? За что она якобы нас помилует, заставит присягнуть ей на верность и отправит работать на свои гидромагистрали.
Дон Риего-и-Ордас кивнул – конечно, он этого не забыл, – но ничего не ответил. Он еще не оправился от кровопотери, и его покалеченная левая рука продолжала зверски болеть. На ней теперь отсутствовала часть кисти вместе с тремя пальцами: мизинцем, безымянным и средним. Половина указательного также была оторвана, а оставшаяся часть кисти напоминала клешню краба, чьи окаменелые останки до сих пор находят в хамадах. Хорошо, что команданте был правшой и что он не стал подвергать увечьям ту руку, в какой обычно держал шпагу. Как ни стремился он вырваться из тюремной камеры, здравомыслие все-таки не оставило его. И сейчас главный кабальеро наверняка хвалил себя в мыслях за проявленную осторожность.
Заигрывание с метафламмом обошлось сеньору Балтазару дорого, но промедли он со вскрытием замка, это могло стоить ему еще дороже. Выбить двери «элитных» камер-одиночек ручным тараном было невозможно, а ключи от них, судя по всему, охрана унесла с собой на крышу. И не отдала бы их без боя, а он затянулся бы неизвестно насколько. Воспользовавшись линзой-отмычкой и пожертвовав кистью руки, команданте, возможно, спас жизнь не одному своему спасителю. И, облегчив им задачу, позволил нам слинять из тюрьмы задолго до прихода из Садалмалика поднятого по тревоге войска.