– Tyemno-svyet, – не унимался святой, указывая на даму, к руке коей со своеобразной педантической нежностью склонился Бенедикт Тайс.
Слегка за тридцать, собой весьма хороша, в бледно-желтом, оттенка самородной серы, ансамбле от Уорта ценой по меньшей мере фунтов в двести…
«Ну, разумеется, без вуали вампиру нельзя! – мелькнуло в голове Лидии, но от этой мысли она тотчас же отмахнулась. – Боже, какая вуаль? Времени – пять пополудни!»
Действительно, солнце в арктическом небе стояло еще высоко.
– Он спрашивает: неужто вы сами не видите?
Откинув с лица вуаль оттенка шампанского (игольное кружево в одну нитку, неспособное преградить путь даже взгляду, не говоря уж о солнечном свете), дама поправила боа из черно-палевых соболей, свисавшее с ее плеча до самых каблучков.
Правильный, четкий овал лица, жесткая линия подбородка, кожа в лучах весеннего солнца бледна, словно воск…
– Еще одна из них, – перевела мадам Вырубова, встревоженно глядя то на отца Григория, то на Лидию, а доктор Тайс тем временем помог даме в желтом взойти на подножку глянцевито-алого гоночного авто, снял шляпу и тоже скрылся в кабине. – Кто они, эти демоны, что носят тьму будто платье, и ходят, ходят среди людей?
– Не знаю, – негромко выдохнула Лидия. – Я в жизни с этой женщиной не встречалась и… и о чем говорит отец Григорий, даже представить себе не могу.
Тут, хвала звездам, место отъехавшего от крыльца алого гоночного авто занял автомобиль князя Разумовского, и Лидия сбежала к нему по лестнице так быстро, что шофер едва успел вовремя распахнуть перед нею дверцу.
Глава тринадцатая
Прагу Эшер полюбил с первого взгляда. В начале восьмидесятых его, еще студента, заворожили, очаровали древние стены и вымощенные булыжником улочки богемской столицы, не говоря уж об ореоле множества тайн, витавшем над ветхим зданием университета. Во время исследований к нему, натуре сугубо рациональной, вновь и вновь возвращалось ощущение, будто этот город стал для него порогом (ведь «праг» или «прага» в славянских языках и означает «порог») дверей, ведущих в царство странных дохристианских верований, уже тогда доставлявших ему ни с чем не сравнимое наслаждение. Из Праги он больше десятка раз отправлялся в походы по близлежащим горам, изучая своеобразие глагольных форм чешского, словацкого, сербского и прочих загадочных, сложных для постижения диалектов и еще более любопытные верования, зародившиеся и до сих пор бытовавшие в укромных долинах, в глухих деревнях, где словаки жили бок о бок с турками на протяжении половины тысячелетия…
Пожалуй, во всей Европе не найти было города, подходящего для вампиров лучше, чем Прага.
Арендованный Исидро особняк в Старом Месте выглядел так, точно изначально служил проездной башней какой-то гораздо более крупной постройки. Внизу, под особняком, имелся склеп, темный, будто бездна самой Преисподней, – туда-то грузчики по распоряжению Эшера и снесли почти весь их багаж. Переезд из Германии в Богемию занял считаные часы, и со спутником Эшер не виделся уже второй день. О том, что в столице Германии предмета их поисков нет, а посему обоим предстоит ехать дальше, ему сообщили только билеты на поезд да блокнотный листок с пражскими адресами, обнаруженные в берлинской квартире.
Его собственная временная резиденция на другом берегу реки, в Малой Стране, отличалась в высшей степени елизаветинской разницей между уровнем пола в гостиной и в спальне, а также полным отсутствием отопления, водопровода и канализации, чем живо напомнила Эшеру студенческие времена. Шагая к себе через огромный мост, сквозь холод вечерних сумерек, пришедших на смену дню, проведенному в облицованной дубом библиотеке наемного гнезда Исидро, он поразмыслил, не направить ли стопы в Гетто, чтоб нанести визит одному из бывших наставников. Удержали его лишь опасения, как бы местный хозяин не догадался о некоей связи между Исидро и ним самим. Маловероятно, конечно, но все-таки.
Однако после того как огни города один за другим угасли, он еще долгое время сидел у окна спальни, глядя то вниз, на темную улицу, то на россыпи звезд в бархатно-черном небе над островерхими крышами.
«Джеймс!
Вот уж три года хозяин Берлина чувствует, что в столице Германии по шесть, а то и по восемь раз в год появляется некто посторонний – ловкий, хитроумный, никому не показывающийся на глаза. Поскольку попыток охотиться посторонний не предпринимал, хозяин Берлина его (либо ее) не видел, однако появления, как и отбытия сей особы спустя две-три ночи, всякий раз замечал.
Хозяина Праги я пока что ищу.
В городе творится странное. Если вам дорога жизнь, не выходите на улицы с наступлением темноты».
– Есть ли в Праге вампиры?
– Джеймс…
Чуть склонив голову (привычка, знакомая Эшеру со студенческих еще пор), старый доктор наук, Соломон Карлебах, высоко поднял невероятно густые брови и воззрился на бывшего ученика поверх оправы очков. Губы его надежно – куда надежнее прежнего – скрывала пышная ассирийская борода.
– Джеймс, ты ведь ученый.
Увидев гостя, сошедший при помощи одного из многочисленных правнуков в гостиную старик (а стариком он был еще двадцать лет тому назад, когда Эшер свел с ним знакомство) нисколько не удивился. Похоже, ученого, ни на миг не обманутого его маскировкой, не смутил даже тот факт, что бывший студент, облысев на две трети, обзавелся пенсне и черными бачками на американский манер.
– Главное свойство истинного ученого – непредубежденность взглядов.
Повинуясь жесту хозяина, Эшер уселся в одно из выцветших кресел, каких в гостиной имелось великое множество. Шторы на окнах были задернуты, чтоб приглушить шум с узкой улочки, и в полумраке вся обстановка комнаты казалась такой же, неопределенно-серой, словно сгустки теней, нисколько не изменившейся за минувшие годы. Кружевные салфетки на сиденьях и спинках по-прежнему белели во мгле, будто кляксы помета исполинских птиц, а полдюжины абажуров, окаймленных бахромой из стекляруса, таинственно, жутковато мерцали под потолком подобно скоплениям почти невидимых звезд.
– По крайней мере, именно это я не раз слышал от вас. И вот в недавнее время задумался, нет ли за вашими убеждениями некой определенной причины?
– О-о…
Откинувшись на спинку бархатного (красного? пурпурного? коричневого?) кресла, старый еврей огладил бороду. Сдал он с годами изрядно, но беспощадней всего старость обошлась с его пальцами: мизинцы и безымянные скрючились от артрита так, что отросшие желтые ногти оставили в мякоти ладоней заметные шрамы. При виде этого сердце в груди защемило от жалости.
– А что же такое случилось с тобой в недавнее время? Что побудило тебя задаться этим вопросом?
Блеснув темно-карими глазами, хозяин взглянул в сторону окна, будто желая удостовериться, что меж полотнищами парчи цвета тени еще видна узенькая полоска света.
– Так есть ли в Праге вампиры?
– Вампиров, Джейми, в мире полным-полно.
Оглянувшись, Карлебах улыбнулся внуку, вошедшему в гостиную с серебряным подносом. Чай в его доме подавали на восточный манер, «вприкуску»: стеклянные стаканы, узорчатые серебряные подстаканники и блюдца с колотым сахаром, который полагалось держать во рту, прихлебывая напиток.
– И не все они из Неупокоенных, – добавил старик, дождавшись ухода мальчишки.
– Знаю, знаю, – подтвердил Эшер, вспомнив, как непосредственный начальник по Департаментской службе немногословно поблагодарил его – спасшего операцию в Южной Африке, убив шестнадцатилетнего парня, с которым их связывала искренняя дружба, – а после, не успев перевести дух, завел разговор о новом задании.
– Ле-хаим[40], – провозгласил доктор Карлебах, отсалютовав Эшеру поднятым стаканом. – И, судя по шрамам на горле, а также серебряной цепочке вон там, под правой манжетой, кто из них кто, ты знаешь сам. Так уточни же, Джейми, о ком именно речь? О вампирах или же об Иных?
«Об Иных?»
Эшер отхлебнул чаю. Едва хозяин дома поднял стакан, он сразу заметил, что доктор Карлебах тоже носит серебряные цепочки – как минимум на запястьях, а может быть, и на шее.
Судя по слегка дрогнувшей бороде, Карлебах улыбнулся:
– Объясни, отчего ты об этом спрашиваешь?
– Не могу.
– О-о… – Устремленный на Эшера взгляд старика внезапно исполнился грусти. – Значит, ты, Джейми, стал их слугой? Не верь им, мой мальчик. Что бы они ни говорили…
– Я и не верю.
Однако здесь Эшер слегка покривил душой. Исидро он кое в чем верил, хотя и понимал, что тот, подобно всем вампирам, вовлек его в поиски леди Ирен обманом… а кайзер, и бомбы, и ядовитые газы волновали его максимум в последнюю очередь, а скорее не волновали вообще.
И Карлебах его веру, очевидно, почувствовал.
Негромкий вздох старика едва заметно всколыхнул экстравагантные седые усы. Точно так же наставник, помнится, вздохнул, услышав, что Эшер намерен пойти на службу в Департамент…
– Что ж, хорошо… – Отрывистые гласные пополам с напевными, переливчатыми согласными австрийского диалекта немецкой речи, наверняка практически непонятного кайзеру и его берлинским приспешникам, гремели в глубоком, чуть хрипловатом голосе Карлебаха раскатами грома. – Кто таковы и что представляют собой эти Иные, мне неизвестно, однако, по-моему, вампиры боятся их не на шутку. Уж точно сильней, чем кого-либо из живых. Упоминаний о них я не слышал нигде, кроме Праги. А видел их – правда, всего несколько раз – возле мостов и на речных островах. Заметить Иных нелегко, но если их не разыскивать, они, как правило, не опасны.
– Кто же они? Разновидность вампиров?
– Как посмотреть… Убийств они не чураются, – ответил старик, подняв кверху палец, увенчанный пожелтевшим ногтем. – Убивают, по-моему, не так часто, как вампиры, но и не так осторожно. Порой двух-трех человек в один месяц, порой годами – ни одного. Случается, убивают они и вампира: вскрывают склеп, созывают крыс – тысячи крыс, с которыми состоят в… в своего рода родстве, и те пожирают его во сне.