– О профессор, – с жеманной улыбкой протянула мадам Вырубова.
– И это было немалой утратой для медицины, – сказала Лидия. – Однако последняя ваша статья… по-моему, она свидетельствует о совершенно новом направлении ваших исследований.
Конечно, то был выстрел наугад, поскольку Лидия лишь проглядела последнюю из работ Тайса – опубликованную в «Журналь де Медисин» полтора года назад – по диагонали, однако Тайс засиял, будто от похвалы в адрес тончайших ее нюансов. Надев очки, Лидия с учтиво следующей за ней по пятам мадам Вырубовой немедля была препровождена на экскурсию по лаборатории за дверьми, очевидно (на ее искушенный взгляд), предназначенной для скрупулезного изучения, фильтрации, дистилляции и химического анализа самых разных составляющих крови.
– О, микроскоп у вас – просто на зависть! – в шутливом восторге вскричала она.
В ответ Тайс галантно поклонился ей, приложив руку к сердцу, будто и сам был всей душой рад возможности побеседовать с тем, кто понимает, ценит стремление к знанию ради знания. Лидии разговор с коллегой-врачом тоже казался отдыхом. Как бы ни нравилось ей вращаться в кругах высшего общества, куда ввела ее сестра Разумовского («Зовите меня Натальей, дорогая: мадам Коровина – это так официально…»), в поисках информации о тех, кто никому не показывается на глаза при свете дня, непрестанные попытки юных армейских офицеров и придворных забраться к ней в постель утомляли неописуемо. Сплетничали в высшем свете Санкт-Петербурга не больше, чем в кругах лондонских знакомых, зато накал страстей достигал невообразимых высот: казалось, здесь все – за исключением мадам Вырубовой, словно бы не ведавшей ни о чем подобном, – изменяют друг другу со всеми.
Вдобавок, как и предупреждал Джейми, НИКТО не ложился спать до рассвета и не вставал с постели до вечерних сумерек. Если б не банковские счета, Лидия заподозрила бы, что в гробах спят все до единого.
Ну а Бенедикт Тайс, не в пример прочим, подобно ей самой, оказался исследователем по призванию. Возможно, поэтому Лидия и прониклась к нему такой необычной симпатией… и, если бы не присутствие Текселя в его доме да не обескураживающая реакция «святого старца» Распутина на даму в алом гоночном авто, наверняка решила бы, что искать тут нечего. Стоило Тайсу завести речь о работе глубоко за полночь, о сложностях получения результатов при весьма небольшом («Интересно насколько?» – подумалось Лидии) количестве образцов, о затруднениях с получением самых свежих научных журналов, проверяющихся российской цензурой подобно всему остальному, ею овладели нешуточные опасения, как бы не позабыть обо всем, что рассказывал Джейми насчет германских планов союза с вампиром.
В голове уже не впервые зашевелились сомнения: «Что, если Джейми ошибся?»
– Ах! – воскликнул Тайс, взглянув на часы. – Прошу прощения, дорогие дамы… я совсем позабыл о несчастных, так долго и так терпеливо ждущих меня в клинике… а на свете так мало тех, кто готов оказать им помощь… Тексель!
Голос он повысил разве что самую малость, однако его молодой ассистент появился в дверном проеме без промедления.
– Тексель, будьте добры, продолжите рассказ о моих экспериментах. Расскажите доктору Эшер обо всем, что ее заинтересует. Помощь Текселя просто неоценима… благодарю вас, Тексель.
Пожав ассистенту руку, Тайс поспешил назад, к пациентам.
– Я просто в восторге от процесса фильтрации, примененного доктором Тайсом, – улыбнувшись заметно недовольному эльзасцу, заговорила Лидия. – Слабоконцентрированный раствор спирта через гипсовый фильтр, по методу Пастера?
Вооруженная очками, она лишь утвердилась в первоначальном впечатлении: от ассистента по-прежнему веяло неким убожеством, причем дело тут было не просто в форме лица или прическе. Казалось, в его случае природа поскупилась буквально на все – лишь бы производство обошлось как можно дешевле. На вопросы он отвечал коротко и не поведал Лидии ничего нового, а в двух случаях, когда она с видом святой наивности расспрашивала о процессах, прекрасно ею изученных, скатился до откровенной лжи.
Что мог бы извлечь Джейми из его выговора? Действительно ли он родом из Страсбурга? Место рождения любого из обитателей Оксфорда, будь то ученый, слуга или лавочник, Джейми, побеседовав с ним всего пять минут, определял с точностью до десяти миль, а, по его словам, региональные диалекты немецкого отличаются один от другого гораздо сильнее, чем в Англии, почти как разные языки. Насколько заметны эти отличия, если разговор идет по-французски? Как знать, как знать… А вот что все оборудование в лаборатории новенькое, причем в одной и той же степени, купленное не более полутора лет назад, Лидия отметила сразу, даже не обладая поразительной наблюдательностью Джейми.
Новенькое… и при этом весьма недешевое. Дар одной из состоятельных благотворительниц, с которыми познакомила доктора мадам Вырубова? Великой княгини Станы или этой страхолюдины, мадам Муремской, готовой часами вещать об уникальной роли Славянского Рода в Истории Космоса?
Или кого-либо не столь бескорыстного?
И как бы спросить об этом, чтоб о ее расспросах не узнал, не почуял за собой слежки искомый вампир?
– Уверен, дамы, вы совсем заскучали, – с натянутой, притворной улыбкой подытожил Тексель, ненавязчиво подталкивая обеих к дверям. – Вижу, бедная мадам Вырубова уже зевает…
– Вовсе нет! – любезно солгала толстушка. – Положа руку на сердце, – созналась она Лидии, – я часто думаю, что нашему драгоценному доктору Тайсу непременно нужно исследовать с научных позиций мозг отца Григория. Каков гений! Несомненно, подобный дар Господа не мог не облагородить, не изменить субстанцию его тканей самым коренным образом… Я уж со счета сбилась, сколько раз он излечивал эти уж-жаснейшие мигрени – и мои, и нашей дорогой императрицы – одним прикосновением… а порой лишь сказав пару слов по телефону…
Прежде чем переступить порог двери в клинику, Лидия сняла очки (пусть даже все эти люди – рабочие с фабрик да портовые грузчики, показываться им на глаза в виде очкастой цапли она вовсе не собиралась) и в тот же миг увидела доктора Тайса, оживленно беседующего с той самой дамой в черно-палевом соболином боа, встречавшей его на алом гоночном авто после чаепития у великой княгини Станы без малого неделю назад.
Лидия поспешила водрузить очки на нос. И эти меха – ценой не в одну сотню гиней, – и рост, и манера держаться… нет, обознаться она не могла.
«Темный свет, – как выразился Распутин. – Демоны, что носят тьму будто платье и ходят, ходят среди людей… Вот и еще одна из таких… Кто этот человек, которого вы любите? Человек, окруженный… окутанный тьмой…»
Вспомнив все это, Лидия с дрожью, прерывисто перевела дух. Кем бы ни оказалась эта дама, сегодня она надела полынно-зеленый с золотом костюм от Дусе[45], превосходно оттенявший ее медвяные волосы, не крича на весь свет: я, дескать, стою дороже этого здания… хотя костюмы от мсье Дусе действительно стоили изрядно дороже.
Как там говорил дон Симон однажды вечером, во время той долгой, жуткой поездки в Константинополь? Насчет того, что даже довольно скромный капитал за две сотни лет обрастет феноменальными процентами?
Тем временем Тайс подвел даму в соболях к одной из скамей. Со скамьи поднялся молодой человек – явно из деревенских мальчишек, подобно многим, недавно пришедший в столицу искать место на фабрике: тощий, темноволосый, застенчивый, в линялых крестьянских штанах, сапогах, стачанных на деревенский манер, и рубахе в красно-синюю полосу. Стоило ему неловко поклониться, дама в зеленом, взяв его за руки, отрицательно покачала головой и сказала что-то, заставившее юношу поспешно оглядеться вокруг, будто опасаясь, как бы их не подслушали.
– Кто это?
Вынужденная прервать очередной панегирик во славу святости и целительского дара отца Григория, мадам Вырубова перевела взгляд на незнакомку.
– О, это Петронилла Эренберг! – Судя по тону, с этой особой она встречалась в обществе по меньшей мере раз или два. – Одна из самых щедрых покровительниц нашего дорогого доктора Тайса. Вообразить себе не могу, отчего наш драгоценный отец Григорий так отозвался о ней давеча. Впрочем, он ведь визионер… а она действительно слегка… утре́[46], – добавила мадам Вырубова, морща лоб, будто сплетничающая школьница. – Насколько мне известно, в обществе она почти не бывает – возможно, из-за вдовства. Да, в свет она выезжает лишь изредка, но я-то знаю, сколько добра ее попечительство приносит бедным! Кто, как не она, оплатил и это здание, и, полагаю, ту, другую лабораторию, о которой рассказывал наш дорогой доктор Тайс?
– Так, значит, доктору Тайсу она соотечественница?
– Ну, вот! Надеюсь, вы-то, подобно столь многим, не считаете всех германцев такими же, как эти ужасные пруссаки? Нет, она безукоризненно цивилизована! Только не ввязывайтесь в разговор с нею наедине…
Мадам Вырубова понизила голос: заметив их, доктор Тайс двинулся им навстречу, а ослепительная мадам Эренберг последовала за ним. Русский мальчишка, оставшийся стоять у скамьи, глядел ей вслед, будто пораженный чудесным видением.
– Она просто помешана на святом Михаиле и святом Георгии – все уши разговорами о них прожужжит, дай ей только возможность. Помнится, она поговаривала даже об основании женского монастыря, посвященного их памяти…
– Точь-в-точь мой кузен Берни. Он столь же маниакально одержим Жанной д’Арк.
– Ох, не завидую вам, бедняжка! Моя тетушка Екатерина страдает манией, или навязчивой идеей, или как это там называется, насчет… Доктор Тайс, дорогой! – воскликнула мадам Вырубова, протянув к гостеприимному хозяину обе руки. – Мы пришли попрощаться с вами – да, если вы, дорогая мадам Эшер, уже увидели все, что хотели?..
– Благодарю вас, – сказала Лидия, пожимая руку ученого.
– Ну, что вы, что вы, я так рад… так рад, что совершенно забыл о приличиях, – с застенчивой, самокритичной улыбкой откликнулся доктор Тайс. – Вначале бросил гостей, а теперь… Мадам Эренберг, позвольте представить вам доктора Эшер, мою коллегу, врача и ученого из Англии.