…и Евгения пронзительно взвизгнула. Снаружи, сквозь выбитое окно спальни, сунули внутрь длинный багор – очевидно, из лодочного сарая – в попытках подцепить венчающим древко крюком чесночный венок. Шагнув к окну, Лидия ткнула во мрак импровизированной пикой с серебряным наконечником, а как только лодочный багор скользнул назад, сорвала гирлянды с обеих оконных рам и бросилась назад, в гостиную.
– Gospozha!
Евгения, лихорадочно тыча в окно кочергой, отбивала атаки еще одного противника, вооруженного лодочным багром. На что-либо другое длины ее оружия не хватало… Обвязав одной из половинок гирлянды ручку двери в спальню, Лидия подобрала тяжелые юбки и в два прыжка пересекла гостиную от стены до стены. В темноте за окном мелькнуло лицо – бледное, словно окоченевший труп, но очень даже мягкое и подвижное. «Женщина», – подумалось Лидии при виде света, отразившегося в желтоватых глазах.
– Сука! – завопили во мраке.
Еще голос выкрикнул что-то по-русски. Евгения, отпрянув за спину Лидии, ухватилась за ее локоть: окно в дальнем углу гостиной разлетелось вдребезги под ударом полена, пущенного снаружи, будто копье. Подбежав к нему, Лидия снова ткнула метлой в темноту. Одолеть ощущение, будто все это сон, а посему защищает она дом или нет, не имеет никакого значения, становилось все тяжелей.
– Ближе! Ближе к окну! – крикнула она оставшейся сзади Евгении.
Девчонка, помрачнев, бросилась к подоконнику, ткнула наружу кочергой с серебряной вилкой и дернула на себя вновь появившийся в окне багор, но вырвать его из рук нападавшего не смогла. Багор дернули назад с такой силой, что она вскрикнула.
– Они сильнее тебя! – Отступив от окна, Лидия обвязала второй половинкой гирлянды ручку дверей в кабинет. – Держись! Осталось всего ничего!
Вновь мужской голос, вновь русская речь – на этот раз совсем близко…
«С веранды, должно быть».
Евгения, крикнув что-то в ответ, оглянулась на Лидию.
– Он говорит, вы меня обманете, – шепнула она. – Раз я уже вампир, дождетесь, пока меня сон не сморит… а случится это, говорит, наверняка, ждать недолго… и тогда вытащите наружу, чтоб я сгорела, как только рассветет…
– Ни за что.
Из глаз девочки вновь хлынули слезы, лицо в обрамлении темных кудрей исказилось от горя.
– Пусть даже я осуждена на вечные муки? Он говорит, меня ничто уже не спасет.
– Да с чего ты взяла? – в отчаянии зарычала Лидия. – Это разве что священник сможет сказать…
И вновь глумливый выкрик снаружи. На сей раз перевода Лидии практически не потребовалось.
– Он говорит, попы врут. Все до единого.
– И ты ему веришь?..
Грохот. Дверь спальни за спиной вздрогнула от удара. Женщина за дверьми холодно, звонко выругалась по-русски. Ее ругани вторил звон еще одного выбитого окна. Лидия бросилась спасать гирлянду от крюка на длинном древке, и тут…
Как это произошло – случайно ли, или неловкость ей, подобно сонливости, внушили снаружи, но на бегу Лидия споткнулась об один из невысоких крестьянских табуретов и рухнула на пол, а падая, с тошнотворным треском ударилась головой о край стола. В тот же миг откуда-то снова донесся звон бьющегося стекла.
«Мансарда… окна верхнего этажа», – подумалось Лидии.
Все вокруг сделалось странно крохотным, будто смотришь в подзорную трубу не с того конца.
«Вставай же! Вставай!»
Собравшись с силами, Лидия кое-как перевернулась на бок, и от боли, топором расколовшей череп, ее одолела неудержимая тошнота (а рвота в тугом корсете – сущая пытка). Казалось, комнату заволакивает серой мглой, притупляющей чувства и мысли. Где-то неподалеку отчаянно, страшно завизжала Евгения. Ледяные руки рывком подняли Лидию на ноги, зрачки вампира сверкнули перед глазами жутким огнем, ворот блузки с треском разошелся в стороны, вспоротый острым когтем…
– Vyedyma!!!
Отшвырнув ее на пол, вампир – изящный, холоднолицый, с хищным разрезом тонкогубого рта – схватился за пальцы, вспухшие волдырями от прикосновения к серебряной цепочке, оберегающей горло. За его спиной Лидия смогла разглядеть Евгению, теснимую в угол еще парой вампиров, мужчиной и женщиной.
Холоднолицый отвел назад ногу, целя носком туфли ей в ребра:
– Gryaznaya…
«Стоп, подождите! Как же так: я даже с Джейми перед смертью не повидаюсь?»
В тени, окутавшей угол гостиной, мелькнула другая, еще более темная тень. Перед глазами все расплывалось, дробилось на части, и Лидия смогла разглядеть лишь пару необычайно белых ладоней, сами собою вспорхнувших в воздух за спиной нападающего. Пальцы одной, соединенной запястьем цвета китового уса с грязной, изрядно засаленной манжетой рубашки, аккуратно обхватили подбородок вампира, другая мягко легла поверх лба и виска, – и если в последнем обстоятельстве Лидия могла бы усомниться, то перстень на одном из ее пальцев узнала сразу.
Скупым, изящным рывком Исидро свернул незваному гостю шею.
Казалось, эта сцена, словно в своего рода сне, повторилась еще с полдюжины раз, а после Лидия пришла в себя, окруженная непроглядной тьмой. Во тьме мерцал огонек одинокой свечи. К обнаженному горлу под вспоротым воротом блузки лип клейкий, промозглый холод. Пахло углем и сырой землей. Приподнятые кверху ноги Лидии покоились на чьем-то колене.
«На колене Евгении, – поняла Лидия, услышав голос девчонки. – Должно быть, мы в подвале, в том самом чулане, в спасительной темноте…»
– Значит, надежды для меня нет? – с мольбой спросила Евгения.
Мягкий, безмятежный, равнодушный голос Исидро прозвучал прямо над головой:
– Все дело в том, что именно ты почитаешь надеждой, дитя мое. Сможешь ли снова стать человеком? Нет. Как и не сможешь усилием воли вновь вернуть себе тело двухлетней девочки. То и другое в равной степени невозможно.
– Значит, теперь я обречена на адские муки? Вы ведь сами один из них, сами вампир, и наверняка точно знаете…
– Сожалею, Евгения, но нет, мне это неизвестно. Я пробыл вампиром уже триста пятьдесят четыре года, однако ни Господь, ни кто-либо из Его ангелов не удосужился явиться мне и сообщить, проклят я или, напротив, спасен, в силах ли переменить свою участь и даже есть ли им до меня или еще кого-либо хоть какое-то дело. Для любого из нас нет иного пути, кроме пути вперед, и никому – ни живому, ни Неупокоенному – не заглянуть за очередные врата, не преступив их порога.
Необычайно легкие холодные словно лед пальцы коснулись лба Лидии. Мало-помалу она поняла, что лежит опершись плечами и шеей на что-то мягкое – свернутое пальто? – а затылок ее (пусть не в буквальном смысле, но все же) покоится на узком бедре Исидро. Потянувшись к его пальцам, Лидия вновь услышала шепот Евгении. Голос девочки звучал вяло, словно ее вот-вот сморит сон:
– А тот, кого вы убили? Он теперь где? В Аду?
– Госпожа?
Ладони Исидро легонько стиснули кончики ее пальцев.
«Серебро, – вспомнилось Лидии. – Цепочки на запястьях… или я их сняла?»
– Ты ошибаешься, дитя мое, – продолжал Исидро. – Он не убит. Моих сил довольно, чтоб сломать нашему другу шею, но не оторвать ему голову – по крайней мере так быстро. Однако со сломанной шеей он лишился способности двигаться, и его коллеги оказались перед лицом непростого выбора: нести ли его в укрытие – притом что до зари оставались считаные минуты – или же бросить, обрекая на гибель в пламени и…
Осекшись, Исидро умолк. Повернув голову (казалось, у нее самой сломана шея, да и сдержать новый приступ тошноты стоило немалых трудов), Лидия обнаружила, что Евгения спит в углу тесного чуланчика, где они едва смогли поместиться втроем. Смежившая веки, слегка приоткрывшая рот, она ничем не отличалась бы от любой другой спящей девчонки пятнадцати лет, если бы не клыки.
– Сон вампира настолько подобен настоящему сну? – негромко пробормотала Лидия.
– Нет, госпожа, – ответил Исидро, качнув свечой. – Сколько вы видите огоньков?
Лидия, съежившись, отвернулась: казалось, свет иглой вонзился в глаза.
– Больше, чем хотелось бы.
– Тогда сколько пальцев?
– Откуда мне знать? – Язык ворочался во рту будто чужой. – Я без очков. Голова болит сильно.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, госпожа, и, будь у меня при себе, в кармане, лишняя, я, безусловно, поделился бы ею с вами. В остальном вы целы?
– Не знаю.
Лидия принялась припоминать последние минуты схватки. Стоило поднять руку, все тело – как, впрочем, и на любое движение – откликнулось жуткой болью, однако она, нащупав распоротый ворот английской блузки, дотянулась до шеи. Цепочка оказалась на месте.
– Меня ведь не укусили, если не ошибаюсь?
– Нет.
– А с Джейми все в порядке?
Исидро ненадолго умолк.
– Он тоже был с вами, здесь?
Причину вопроса Лидия поняла отнюдь не сразу. О чем он? Казалось, мысли в голове еле шевелятся, память никак не желала расставаться с последним образом: сильные бледные пальцы Исидро, будто щупальца какого-то хваткого моллюска, оплетают лицо худощавого вампира с холодным взглядом, назвавшего ее vyedyma, что бы это ни означало… надо будет при случае спросить Разумовского.
Будто подбирая слова по одному из нескольких разных блокнотов, разложенных на столе, она наконец сумела составить внятную фразу:
– Разве вы с ним не вместе?
«Может, я что-либо упустила?»
Вновь долгая пауза, а затем…
– Я не считал его человеком, склонным предать меня, но знал, что у него имеются свои планы. Проснулся я в доме, арендованном для себя в Берлине, но, отправившись к нему, на месте его не нашел. И чемоданы, кажется, были сложены не так, как их обычно складывал он. И записки при них не нашлось. Я искал его по всему Берлину почти до рассвета, но нигде – даже в тюрьме или в канцелярии германского министерства внешних сношений на Вильгельмштрассе – не нашел ни следа. Таким образом, что с ним сталось, мне неизвестно.
– Джейми…
Голова раскалывалась от боли, кружилась так, что чулан словно качался из стороны в сторону, описывая над землей широкие дуги. Едва сдерживая тошноту, подкатившую к горлу, Лидия крепко вцепилась в тонкую руку Исидро и безутешно расплакалась.