Тайс за ее спиной завизжал снова, и на сей раз в его голосе не чувствовалось ничего человеческого.
«Симон, – подумала Лидия. – Оставлять здесь Симона нельзя ни за что…»
Но в следующий же миг в голове ее прозвучал негромкий, безмятежный голос Исидро: «Не будьте идиоткой, госпожа…»
Каменные ступени – крутые, без перил…
«Не вздумай упасть…»
Впереди, у подножия лестницы, виднелся угасающий сумрак летнего вечера, и Лидия, цепляясь рукой за стену, поползла вниз.
«Открытая дверь, – взмолилась она. – Господи, пусть это будет открытая дверь…»
Действительно, арчатая дверь, ведущая в вымощенный булыжником внутренний двор, оказалась распахнутой настежь, однако дверной проем закрывала решетка, серебристо поблескивавшая в отсветах вечерней зари. Сквозь ее прутья, футах этак в пятидесяти, виднелись заделанные листовой сталью въездные ворота, выходившие к железнодорожным путям. Толкнув окованную серебром решетку, Лидия обнаружила, что решетка заперта на замок.
«Отмычки. В подушке. Если спрятаться где-нибудь и дождаться ее ухода…»
Пол под ногами колыхался, раскачивался, будто от подземных толчков, будто весь монастырь вдруг превратился в спичечный коробок на волнах бурного моря. Вцепившись в камни арчатого проема, Лидия сделала глубокий вдох, другой, третий.
«Где-то здесь должен быть ход в подземелья. Женя – а может, мадам Муремская – говорила, что внизу, под монастырем, целый лабиринт, многие мили коридоров и залов…»
Наконец головокружение унялось. Шлепая по каменным плитам босыми пятками, Лидия поспешила дальше, в боковой коридор.
«Слава богу, сейчас лето, а не разгар зимы…»
Стоило ей взяться за ручку ближайшей двери, дверь неожиданно отворилась, распахнутая с той стороны, и Лидия оказалась нос к носу с помощником доктора, мистером Текселем.
– Миссис Эшер, – нисколько не удивившись, сказал он и мертвой хваткой ухватил бросившуюся бежать Лидию за локоть. – Вот вы-то мне и нужны.
Глава двадцать пятая
– Очень кстати, – только и заметил Тексель, услышав от охваченной ужасом Лидии, что мадам Эренберг, насколько она способна судить, убила доктора Тайса. – После убийства она успокаивается часа на два-три.
– То есть она все это время охотилась на людей?
Тексель взглянул на Лидию, точно на невероятно наивную девчонку лет четырех:
– Неужели вы полагаете, будто я так же глуп, как старина Тайс? Герр готт![74]
Крайне болезненно заломив ей руку за спину, а другой рукой ухватив за волосы, Тексель проволок Лидию вдоль расписанного аляповатыми фресками вестибюля и впихнул в довольно длинную, беленную известью комнату, служившую Тайсу лабораторией.
Оборудование – все то же, что и в лаборатории клиники, только масштаб изрядно крупней, – Лидия опознала сразу. Фильтры, сепараторы, голубое пламя бунзеновских горелок, длинные змеевики дистилляторов, огромный стеллаж с реагентами и еще один, с множеством склянок какой-то темной жидкости, снабженных аккуратно надписанными ярлыками. Еще в лаборатории имелся сейф, а поверх него лежала пара разноцветных, ярких жестянок из-под конфет – таких же, как та, в которой, по словам Джейми, хранились отсеченные пальцы несчастной леди Ирен. Возле сейфа в крохотной, не больше чулана, забранной серебряной решеткой нише стояло приспособление, называемое специалистами по нервным болезням «креслом-транквилизатором», с цепями в дополнение к привязным ремням.
– Значит, несчастный доктор Тайс даже не подозревал, зачем ей все это нужно?
Тексель негромко хмыкнул:
– Если вас интересует, лгала ли она ему с самого начала, то – да.
Распахнув тускло поблескивающую серебром решетку, он втолкнул Лидию в нишу и усадил в кресло, а стоило ей заворочаться в попытках освободиться, сжал ее горло, отшвырнул назад и, с неожиданной ловкостью оседлав ее бедра, гнусно осклабился.
– Сидите смирно, мадам, – угрожающе сказал он. – В таком наряде вам вряд ли очень уж хочется состязаться со мной во французской борьбе… или я ошибаюсь?
Блеснув глазами, он сдернул с ее плеча разорванную ночную сорочку.
– Какая жалость, что у нас так мало времени…
Спокойно усидеть на месте стоило Лидии немалых трудов.
– Что вы намерены делать?
– Все то же, что делал с самого начала.
Спрыгнув с колен Лидии, точно с лошади, Тексель вновь встал с ней рядом, пристегнул к креслу ее запястья и плечи и туго, в четыре рывка, затянул ремни.
– Служить родине, – пояснил он и, ущипнув грудь Лидии сквозь тонкую ткань, извлек из выдвижного ящика неподалеку шприц с турникетом.
– Что это?
Жидкость в шприце оказалась прозрачной, ничуть не похожей на коричневатое содержимое склянок на стеллаже у стены.
– Препарат, который непременно умертвит вас.
Иглу в вену под локтем Тексель вогнал с такой быстротой, что Лидия не успела даже вскрикнуть.
– Да, непременно… если в надлежащий срок не принять определенных контрмер.
Отстегнув ремни, он вновь поднял Лидию на ноги.
– Вы ведь не думаете, будто я так глуп, что отвечу, не правда ли? Это ведь все равно что подписать себе смертный приговор. Сюда.
В таких обстоятельствах бежать от него было бы чистым безумием, и посему Лидия с бешено бьющимся от страха и безысходности сердцем последовала за ним. Дверь в дальнем углу лаборатории вывела их к округлой площадке винтовой лестницы. Взяв со стола керосиновую лампу, Тексель зажег ее от газового рожка. Долгие сумерки за окнами наконец-то сменились ночной темнотой, но зарево над Сталелитейным заводом выхватывало из мрака силуэты башенок монастырской стены.
Тексель толкнул Лидию вперед, к черному зеву лестничного проема. Казалось, навстречу ей ринулась сама Ночь.
– Вы тоже биохимик? – спросила Лидия, старательно сдерживая дрожь в голосе. – Оттого вас к нему и приставили?
Тексель пожал плечами:
– В химии я разбираюсь ровно настолько, чтоб отличить нечто достойное внимания от пустяков. А сюда послан главным образом благодаря знанию русского. Изначально о Тайсе было известно немногое: что его труд обеспечит человеку бессмертие… и способность незамеченным миновать любую, самую строгую охрану. И что все это как-то связано со свойствами крови. Ну а мадам Эренберг я сам не верил, пока не повидал ее в деле… и не увидел собственными глазами, что произошло с ее подругой, леди Итон, когда мадам, после того как мы с нею закончили, вытащила ее тело на свет. Мадам хитра, – добавил он, отворяя дощатую дверь у подножия лестницы, обитую сеткой из серебряной проволоки. – Вампирами делает только тех, кто послабее… сюда, живо.
– Значит, сыворотка позволяет ей переносить не только солнечный свет, но и прикосновение к серебру?
Дрожа всем телом, Лидия шагнула в темноту подземелья. Страх уступил место странной отрешенности сродни сонному оцепенению при невероятной ясности мысли.
«Ребенок, – думала она. – Мой ребенок. Что бы ни случилось, пусть он останется цел и невредим…»
Тут она споткнулась на неровном полу, и Тексель рывком поднял ее на ноги.
– Шагайте, шагайте, любезнейшая. Здесь, внизу, бродят по крайней мере две «девы» мадам. Одна из первых опытных партий – в то время Тайс еще не определил верных пропорций… и еще одна, двух-трехнедельной давности; бог знает, что с нею пошло не так. Да, прикосновение к серебру мадам переносит или полагает, будто переносит. На мой взгляд, сыворотка старины Тайса просто замедляет, отсрочивает ожоги, и волдыри появляются совсем в других местах. Он-то все это время делал вид, будто знает, что делает, но, по-моему, в половине случаев попросту действовал наугад… Потому-то и взбесился необычайно, когда мадам прикончила леди Итон – если, конечно, та вправду была мертва, когда мадам велела мне выпустить из нее кровь, а тело нарезать ломтями. Понимал, что по-хорошему подобные вещи нужно испытывать на настоящем вампире, а не на этих облапошенных личинках, которых мадам до сих пор печет, как пирожки…
Следить за его мыслью становилось все трудней и трудней.
– Для этого доктору Тайсу и нужен дон Симон?
– Дон Симон? То есть ваш друг сердца?
Лидия закусила губу:
– Он мне не друг сердца…
– Я слышал, о чем вы говорили во сне.
Мерзко осклабившись в желтых отсветах керосиновой лампы, Тексель ухватил Лидию за левую руку, поднес к губам массивный золотой ободок обручального кольца.
– Интересно, он… он знает?
Лидия потянула руку к себе, и Тексель, со смехом стиснув ее плечо, снова толкнул пленницу вперед, к короткому, прямому лестничному пролету под ногами.
Небольшое подземелье внизу сохраняло промозглый осенний холод даже жарким летом. Посреди пола зияло отверстие – колодец, накрытый решеткой из серебра.
Тексель сунул в руки Лидии лампу:
– Держите, да не выроните… и не вздумайте со мной шутки шутить. Я знаю, что вам введено. Вы – нет.
Нагнувшись, он отпер замок и сдвинул решетку в сторону. Дышать стало заметно труднее. Чувствуя, как ее все сильней клонит в сон («Что-то из опиатов?»), Лидия придвинулась ближе. До дна колодца свет лампы не доставал, но снизу явственно веяло холодом и сыростью. Может, это и есть одна из затапливаемых Невой во время прилива келий, о которых рассказывала мадам Муремская?
– Что там, внизу?
Забрав лампу и осторожно поставив ее на пол, Тексель с неожиданной быстротой ухватил Лидию за запястья, подсек ее ноги, так что она едва не упала, и перекинул ее через край колодца.
– Сейчас увидите.
Падая, Лидия с визгом взбрыкнула ногами в попытке нащупать кромку провала, но Тексель встряхнул ее что было сил.
– Не дергайся, сука безмозглая…
– Не надо! Прошу вас, не надо! Я ведь ношу ребенка…
– Здесь всего около десяти футов, а глубина воды – дюймов шесть. Давай, давай, лапушка…
Удерживая Лидию за запястья, Тексель припал на колени у края колодца и опустил ее как можно ниже.
– Оп-па!
Падение оказалось довольно жестким. Не устояв на ногах, Лидия с плеском рухнула на колени. Сверху донесся лязг водруженной на место решетки и скрежет замков. Свет лампы заслонила тень Текселя.