[81], в южной Германии. Мы были в меньшинстве, и, честно говоря, без командования. Но каждый делал то, что должен был.
Мне сдавило грудь. Я видела, как он умер, будучи вампиром, и мне не особо хотелось представлять его смерть в качестве человека посреди поля боя, в темноте и одиночестве.
Этан потер плечо в том месте, где в него попала стрела, лишая его жизни.
— Наступила ночь, и пришел Бальтазар.
— Он создал тебя, и ты пошел с ним.
Он кивнул.
— На протяжении десяти лет мы путешествовали. Грабили и еще что похуже.
— И Николь была с тобой.
Пауза, затем еще один кивок.
— Она родилась на Мартинике[82], путешествовала по Европе с людьми, которые считали, что она их собственность. Бальтазар сделал ее вампиром.
— Тем самым освобождая ее.
— Да. Она сразу к этому приспособилась — биологически, стратегически. Он был безумным — нестабильным, сложно предсказуемым. Но она научилась справляться с этим. Он считал меня солдатом; ее же он считал призом. Их отношения были весьма необычными, хотя даже она не стала бы спорить, что у него было немного уважения к жизни, человеческой или еще чьей. Его бессмертие, по иронии судьбы, сделало его черствым по отношению к ней. Если любой может стать бессмертным, обменяв немного крови, то жизнь — дешевка.
— Жизнь была дешевкой… такой же была и любовь. Бальтазар приучил нас быть монстрами. Брать, что мы хотим, остальное отбрасывая. Брать того, кого мы хотим.
В моем животе заселился страх от беспокойства в его глазах. Затем его взгляд снова ускользнул и вернулся в прошлое.
— У меня были женщины, Мерит. — Он запустил пальцы в волосы. — Бесконечная череда за все эти годы. На протяжении десятилетий подряд у меня были женщины. Я еще не научился брать кровь, не получая удовольствия. Это часть того, кем я был, кем меня научили быть. Приучили быть.
Он снова посмотрел на меня.
— Кем Бальтазар приучил меня быть.
Мой голос казался таким тихим.
— Это то, что ты не хотел мне рассказывать? Потому что у тебя были любовные связи?
Он кивнул.
— Не было никакой верности. Не было никакой преданности. Был только… упадок. — Он помолчал. — Николь была одной из тех любовниц. Лишь короткий промежуток времени. Но поскольку я вроде как честен…
Он не закончил мысль, но дал мне, поняла я, время подумать, собрать мои собственные мысли.
Ничто из этого не должно было стать сюрпризом. Не принимая во внимание тот факт, с какой стороны я узнала Этана. До того, как мы полюбили друг друга, спустя всего несколько дней, как мы вообще встретились, Этан попросил меня быть его Спутницей — оплачиваемой и титулованной вампиршей, чьей задачей было заботиться о его плотском удовольствии.
Это было незадолго до того, как я застала его кувыркающимся в кровати с Эмбер, Спутницей, чье место я заняла. Это, как ни странно, был первый раз, когда я увидела его голым, первый раз, когда я увидела его в муках страсти. И Эмбер была не единственной его любовницей, с которой я столкнулась. Этан был очень востребованным.
Но все же… это было в некотором смысле по-другому, я еще не могла это обозначить.
Эмбер ничего для него не значила. Не волновала его, и он не скрывал эти отношения. Он снял ее с этой должности после того, как узнал о ее предательстве по отношению к Дому, но не скрывал этого.
Если он боялся рассказать мне это — насколько хуже это было, по крайней мере по его собственному мнению?
— Этот взгляд твоих глаз парализует меня, Мерит.
Я покачала головой.
— Я… просто… я не знаю, что сказать.
— Сегодня я тебя уже один раз потерял, — сказал он, от страха на его лице появились морщинки, пропитывая комнату магией. — Я видел, как ты покидаешь меня, наблюдал, как это происходит. И я не могу смотреть, как это снова происходит. — Его голос смягчился. — Но если ты уйдешь от меня, то пусть это будет из-за правды — из-за того, кто я есть, когда ты видишь всего меня — а не из-за того, что я боялся позволить тебе это увидеть.
Он с трудом сглотнул.
— Как-то ночью в Лондоне — это было ближе к концу, хотя и не достаточно близко, если оглядываться назад — мы разыгрывали из себя светских людей. Титулы были куплены и оплачены. — Он помолчал. — Там была девушка, которая покорила меня. Она была такой хрупкой. Ее лицо было цвета сливок и розы. Женственная в самом прямом смысле.
Этан с тоской улыбнулся, его привязанность к девушке была очевидна по выражению его лица, его тону. Но также там присутствовала печаль.
— Возможно, я любил ее. В свое время, в какой-то степени. Тем способом, на который я тогда был способен. — На его лице словно появились грозовые тучи, глаза потемнели. — Однажды ночью Бальтазар наблюдал за нами, видел, как я с ней танцую. Он уловил намек на привязанность к кому-то, кроме него самого. Он был самовлюбленным; так что это было непозволительно.
— На ней было белое платье с небольшими зелеными цветами. Белые атласные туфли. Она лежала на полу его логова, повсюду была кровь. Она боролась с ним; он позаботился о том, чтобы я это понял. Я вошел и увидел их, как он высасывает из нее жизнь. — Выражение его лица было отсутствующим, как будто он смотрел на мысленный снимок этого момента.
— Он усмехался. «Она боролась со мной» — сказал он. — «Ты должен ей гордиться за ее боевой дух». — Этан сделал паузу, постучал пальцами по колену. — Он оставил меня там с ней, с ее обмякшим на полу телом.
— Он хотел, чтобы я попытался изменить ее — или умолял его изменить ее — чтобы создать очередного вампира, которым он мог манипулировать. Именно так он действовал, получая удовольствие от чувства вины, печали и страха. Она не заслужила, чтобы ее превратили в одну из нас, чтобы ее перетащили из ее мира в наш. Поэтому я этого не сделал.
— Она умерла.
Он поднял темные глаза на меня.
— Сама ли? Или это я ее убил? Убил ли я ее и других, Мерит? — Он резко покачал головой, как будто это могло успокоить его боль, очистить эмоции на его лице. — Тогда-то я и ушел от него. И я не укусил ни одного человека, не создал ни одного вампира, пока не стал Мастером этого Дома.
— Николь знает о ней?
— Она знает обо всем этом. О Бальтазаре. О женщинах. Николь была там в ту ночь, когда Персефона — так ее звали — умерла. И теперь, после того, как так много лет выжидала удобного момента, она претендует на то, что как она считает, принадлежит ей — на корону.
Мы сидели в тяжелой, глухой тишине.
Он ждет, поняла я, от меня решения. Несправедливое или еще какое, но сделать это было нужно. Либо я принимаю его таким, каким он был — хорошим, плохим и злобным — либо я сейчас ухожу. И он ожидал, что я выберу именно этот вариант.
Я посмотрела на него и обнаружила, что его взгляд прикован ко мне, в его глазах был страх.
— Ты боялся, что я сбегу от тебя, если узнаю, кем ты был?
Спустя мгновение он кивнул.
— Ты остановился, поэтому больше никому не причинишь вреда.
Он открыл рот и снова его закрыл.
— Да. Хотя в такие времена, как сейчас, этого едва ли бывает достаточно.
— Это потому, что тебя это заботит. Потому что Бальтазар не смог лишить тебя человечности. Не совсем, даже как бы тебе не нравилось думать, что это не так.
И это была его суть. Он никогда не сможет себя по-настоящему простить за мужчину — парня — которым он был на протяжении многих лет, за то, чему его научил вампир, помешанный на превращении своих воспитанников в таких же монстров, каким стал он. В последующие века Этан пытался превратить себя во что-то большее, чем он был. Он все еще пытался устроить лучшее будущее для своих вампиров; вот почему мы сидели на полу в нашем гардеробе, пока на нас наступал рассвет.
Я уже давно приняла решение. Я наклонилась вперед и напрямую встретилась с пристальным взглядом Этана.
— У меня нет шор, Этан. Я вижу тебя именно таким, какой ты есть.
Любовь в его глазах, их зеленое пламя, почти ослепляло. Облегчение и магия смешались и затанцевали в воздухе.
— Боже, я люблю тебя.
Я улыбнулась ему.
— Когда-то я приняла решение не быть твоей Спутницей. Я сделала это потому, что я заслуживаю большего, потому что мы оба заслуживаем большего, чем это. Больше, чем физическое освобождение. Потому что мы оба заслуживаем любви и понимания. И потому, что мы больше, чем скелеты нашего прошлого. У меня и в мыслях не было сейчас выдергивать из тебя это.
Он мне улыбнулся.
— У тебя и в мыслях не было, Страж.
Снова наступила тишина, на этот раз приятная.
— Ты должен задать ей жару на физическом испытании.
Выгнув бровь, он скользнул по мне взглядом.
— Я должен «задать ей жару»?
— Между тобой и ей, я бы предпочла, чтобы ты был главным.
— Меньшее из двух зол? — спросил он с полуулыбкой.
— Типа того.
Мы долгое время смотрели друг на друга. Он по-прежнему не прикасался ко мне, но он чем-то делился. Мы не вернулись на твердую почву. Но мы к ней подбирались. И я пробила себе дорогу через застой, через тот барьер, который возникал каждую ночь на этой неделе.
Этан оглянулся и нежно улыбнулся.
— Будет ли у нас когда-нибудь все действительно просто, Мерит?
Не просто, но, быть может, проще.
Я подалась вперед и положила руку ему на щеку.
— Она не имеет никакой власти над тобой. Над нами. Не с твоим прошлым, не с твоими потерями.
Я наклонилась вперед и мягко его поцеловала, затем оставила его со своими мыслями, чтобы переодеться в пижаму.
Еще не наступил рассвет, но я была эмоционально истощена. Я забралась в кровать и закрыла глаза, почувствовала, когда он забрался в кровать рядом со мной.
Мы заснули вместе, наши руки, ноги и тела сплелись, как будто мы могли спасти друг друга.
И мы совершенно забыли про крем-брюле.