Ладно-ладно, я сама Берту скажу. Но только меня эта перспектива никак не радовала.
18
Когда мы спустились с холма, Стирлинга и КО уже не было. Мы сели в джип и поехали в гостиницу. Я искренне удивилась, что джип они с собой не забрали и не заставили нас идти пешком. Мне не показалось, что Стирлинг из тех, кто любит, когда его в буквальном смысле слова берут на мушку. Ладно, а кто же это любит?
Номер Ларри был по коридору раньше моего. Засунув карточку в замок, он остановился.
— Как ты думаешь, номера оплачены на эту ночь или надо собираться?
— Собираться.
Он кивнул и вдвинул карту. Ручка двери повернулась, и Ларри пошел к себе. Я подошла к следующей двери и вставила свою карту. Между нашими номерами была дверь, но ее мы отпирать не стали. Я люблю возможность уединения, даже от друзей. Особенно от товарищей по работе.
Меня обступила тишина комнаты, и это было чудесно. Несколько минут тишины до встречи с Бертом, когда я должна буду ему сообщить, что все его денежки накрылись медным тазом.
Номер состоял из спальни и прихожей. Моя собственная квартира ненамного больше. В стене слева был встроенный бар. Поскольку я совершенно не пью, для меня это было особенно интересно. Стены были розовыми с тонким узором из листьев с золотыми краями, ковер — темно-бордовым. Огромный диван настолько темно-лиловый, что казался черным. Широкое кресло того же цвета. Еще два кресла с лиловым, бордовым и лиственным узором. Все деревянные детали очень темные и сильно отполированы. Я даже подумала, что мне выделили номер для новобрачных, пока не увидела номер Ларри. Почти зеркальное отражение моего, только в зеленых тонах.
У стены стоял вишневый письменный стол — подлинно антикварное изделие. Рядом с ним — дверь между номерами, но открывалась она в сторону от стола, чтобы его случайно не задели. Стол был украшен стопкой писчей бумаги с монограммой, а рядом — второй телефон. Для модемов постояльцев, наверное.
Я никогда еще не останавливалась в таком дорогом номере, и у меня возникли серьезные сомнения, что Бидл, Стирлинг и Лёвенштейн согласятся в сложившихся обстоятельствах оплатить счет.
Я обернулась на какой-то звук, и браунинг сам собой вырос у меня в руке. Я смотрела в прицел на Жан-Клода. Он стоял в двери ванной комнаты, в рубашке с длинными широкими рукавами, собранными в три пуфа, заканчивавшимися водопадом ткани, обрамлявшей длинные бледные пальцы. Высокий воротник перехвачен белым галстуком в кружевах, уходящим под жилет. Жилет черный, бархатный, с серебряными заколками. Сапоги до бедер облегали ноги как вторая кожа.
Волосы у него были почти так же черны, как жилет, и трудно было сказать, где кончаются кудри и начинается бархат. Кружева на груди были заколоты знакомой мне серебряной булавкой с ониксом.
— Вы собираетесь застрелить меня, ma petite?
Я все еще держала его под дулом пистолета. Он не двигался, старался ничего не делать такого, что можно было бы воспринять как угрозу. Синие-синие глаза смотрели на меня серьезно и внимательно.
Я подняла ствол к потолку и медленно выдохнула — оказалось, что я задержала дыхание.
— Как вы сюда попали, черт побери?
Он улыбнулся и оттолкнулся от дверной стойки. Грациозным скользящим движением вошел в комнату. Движением кошачьим, танцующим, еще каким-то. И чем бы ни было это «какое-то», человеческим оно не было.
Я убрала пистолет, хотя не была уверена, что мне этого хочется. Мне было комфортнее держать его в руке. Беда в том, что против Жан-Клода мне бы пистолет не помог. То есть, если бы я захотела убить Жан-Клода, пистолет бы очень даже помог, но последнее время у нас сложились отношения другого плана. Мы с ним встречались. Можете вы это понять? Я не была уверена, что могу.
— Меня впустил портье.
Голос Жан-Клода звучал очень мягко, дружелюбно-насмешливо — то ли надо мной, то ли над самим собой, трудно сказать.
— Почему он это сделал?
— Потому что я его попросил. — Он обходил меня кругом, как акула свою добычу. Я не поворачивалась, позволяя ему кружиться. Его бы только позабавило, если бы я за ним следила. Волосы у меня на шее встали дыбом. Я шагнула вперед и почувствовала, как убралась его рука. Он хотел коснуться моего плеча, а мне этого не хотелось.
— Вы подействовали на портье ментальным фокусом?
— Да, — сказал он. В этом одном слове заключалось очень многое. Я повернулась к нему.
Он пялился на мои ноги. Потом поднял глаза к моему лицу и вдруг быстрым взглядом как-то охватил все мое тело. Полночно-синие глаза казались даже темнее обычного. Мы оба не знали, насколько я могу выдержать его взгляд. Я начинала думать, что способности некроманта дают преимущества не только в подъеме зомби.
— Вам идет красное, ma petite. — Его голос стал тише и мягче. Он придвинулся ближе, не касаясь меня — знал, что этого лучше не делать, но его глаза показывали, где хотят оказаться руки. — Мне очень нравится ваш наряд.
Его голос был теплым и бархатным и куда более интимным, чем слова.
— У вас чудесные ноги.
Еще больше бархатистости в голосе. Шепот в темноте окружал меня, как складки тепла. У него всегда был такой голос — будто ощутимый осязанием. Никогда ни у кого такого не слышала.
— Прекратите, Жан-Клод. У меня слишком маленький рост для чудесных ног.
— Никогда не понимал эту современную одержимость ростом.
Он провел руками над моими колготками, так близко, что будто дыхание тепла прошло по коже.
— Прекратите это, — сказала я.
— Что прекратить?
Такой теплый, такой безобидный голос. Ага, как же!
Я встряхнула головой. Просить Жан-Клода не быть занудой — то же самое, что просить дождь не быть мокрым. Так чего стараться?
— Ладно, флиртуйте как хотите, но только помните, что вы прилетели спасти жизнь мальчишке. Мальчишке, которого, быть может, насилуют прямо сейчас, пока мы тут сидим и теряем время.
Он глубоко вздохнул и подошел ко мне. Что-то, наверное, отразилось у меня на лице, потому что он сел в кресло напротив, не пытаясь пристроиться ближе.
— У вас есть привычка, ma petite, всегда портить мне удовольствие от попыток вас соблазнить.
— Ура, — мрачно ответила я. — Так, может быть, перейдем к делу?
Он улыбнулся своей прекрасной, совершенной улыбкой.
— Я договорился на сегодня о встрече с Мастером Брэнсона.
— Прямо так? — спросила я.
— Разве это не то, о чем вы меня просили? — Снова в его голосе прорезалась легкая нота насмешки.
— То. Я просто не привыкла, что вы делаете именно то, о чем я прошу.
— Я бы дал вам все, что вы хотите, ma petite, если бы вы только мне это позволили.
— Я просила вас уйти из моей жизни. Кажется, вам этого не хочется.
Он вздохнул:
— Нет, ma petite, этого мне не хочется.
Он не стал развивать тему, не стал говорить, что я предпочла ему Ричарда. Не произносил угроз жизни Ричарда. Как-то это странно.
— Вы что-то задумали, — сказала я.
Он повернулся, широко раскрыв глаза, прижимая длинные пальцы к сердцу.
— Moi?[1]
— Да, вы, — сказала я, потом мотнула головой, не продолжая тему. У него было что-то на уме — я достаточно хорошо его знала, чтобы заметить признаки. Но я достаточно хорошо его знала и для того, чтобы понимать: он не скажет мне, пока сам не захочет. Никто не умел хранить тайны так, как Жан-Клод, и никому не было известно их столько. В Ричарде не было обмана, а Жан-Клод обманом жил и дышал.
— Мне надо переодеться и упаковать вещи перед тем, как мы отправимся.
— Переодеть эту чудесную красную юбку? Зачем? Только потому, что она мне нравится?
— Не только, — сказала я, — хотя это существенный аргумент «за». Но дело в том, что я не могу поддеть под нее внутреннюю кобуру.
— Не буду спорить, что присутствие второго пистолета поможет нашей завтрашней демонстрации силы.
Я обернулась:
— Как это так — завтрашней?
Он широко развел руками.
— Слишком близко к рассвету, ma petite. Мы даже не успеем доехать до логова Мастера раньше восхода.
— Черт бы побрал, — произнесла я с чувством.
— Я сделал что мог, ma petite, но даже я не могу отложить восход солнца.
Я откинулась на спинку широкого кресла, до боли вцепившись в подлокотник. Затрясла головой.
— Мы не успеем его спасти.
— Ma petite, ma petite! — Он встал передо мной на колени, глядя в глаза. — Почему вас так волнует этот мальчик? Чем для вас так дорога его жизнь?
Я смотрела на безупречные черты Жан-Клода и не могла найти ответа.
— Не знаю.
Он положил свои руки поверх моих.
— Вы себя терзаете, ma petite.
Я высвободила руки, скрестила их на животе. Жан-Клод остался стоять, держа руки по обе стороны от меня. Он весь был очень близко, и я вдруг осознала, как коротка моя юбка.
— Мне надо собрать вещи, — сказала я.
— Зачем? Вам не нравится ваш номер?
Он не двинулся, но вдруг мне показалось, что он еще ближе, чем был. Изгибы его тела ощущались волнами тепла.
— Чтобы переехать, — ответила я.
Он отклонился назад, присев на пятках, предоставляя мне пройти вплотную. Когда я это сделала, край моей юбки зацепил его щеку.
— Ну вы и приставала, Жан-Клод!
— Очень мило с вашей стороны это заметить, ma petite. Так все-таки зачем вам переезжать из такого хорошего номера?
— За него платит клиент, а он уже больше не клиент.
— Почему так, ma petite?
— Я наставила на него пистолет.
Он широко раскрыл глаза — идеальная маска изумления. Потом маска исчезла, и остались древние глаза — глаза, которые видели многое, но никак не могли понять, что же я такое.
— А зачем вам это понадобилось?
— Они хотели застрелить человека за нарушение границ.
— А он их нарушил?
— Формально — да.
Жан-Клод посмотрел на меня внимательными глазами.