В этом году в Ахен прибыли толпы диковинных людей и отсюда двинулись на Францию. Существа обоего пола, вдохновленные дьяволом, рука об руку танцевали на улицах, в домах, в церквах, прыгая и крича безо всякого стыда. Изнемогши от танцев, они жаловались на боль в груди и, утираясь платками, причитали, что лучше умереть.
Джон увидел меломанов первым.
Они танцевали возле брезентовых палаток на берегу озера, молчаливо изгибались в такт неслышной мелодии, и их изящные, худые тела окутывал рассветный туман.
Джордж бормотал сзади, еще не сообразивший:
– …улетная тема, я же говорю. Послушайте. Беруши в форме члена. Засовываешь в уши, чтобы наружу торчали только яйца, и ходишь так, шокируешь людей. А? Маркетинговая штука, без иронии. Покупать будут чисто для хайпа, чтобы видосики с ними выкладывать, посты в социальные сеточки. Я даже слоган уже сообразил: «Хер мне в уши»…
Он осекся, когда Джон поднял вверх правую руку. Квартет замер метрах в тридцати от берега, разглядывая танцующих.
Меломаны двигались. Их уши были закрыты наушниками фирмы «Murshall» – дешевой подделкой с маркетплейса, но с идеальной звукоизоляцией. Нельзя было услышать блуждающие треки, прорастающие в головах меломанов, даже прислонившись щека к щеке. В этом и задумка. Помимо наушников – шорты, майки, белые кроссовки. Тоже недорогие реплики модных брендов. Меломаны любили стиль, но денег у них было немного.
Глаза закрыты. Истощенные тела извиваются. Руки либо опущены и болтаются из стороны в сторону, либо придерживают наушники. Из ртов, если приглядеться, вырывается пар.
Красиво вокруг. Сосны, черника, озеро. Место вдали от классических туристических посиделок. Рассвет и первые лучи солнца, делающие силуэты меломанов похожими на тени. Можно разогнать их неосторожным движением руки. Джон невольно залюбовался.
Интересно, что звучит в их «муршалах»? Один трек на всех или у каждого свой? Что за жанр? Джаз? Рок? Техно? Может быть, панк или кантри? Можно узнать, только если бесы захватили тебя. Таинство пляски святого Витта во всей красе.
– Четыре телки, два пацана. – Рядом появился Пол, присел на корточки у куста, густо покрытого росой. – У меня шесть патронов в револьвере. Можно пальнуть, а?
– Нет, нельзя, – шепнул Джон. – Директива двенадцать. «Если можешь не убивать – не убивай».
– А если не могу сдерживаться? Есть такое в директиве? Свербит, например.
– Тогда у меня для тебя плохие новости. Либо вши, либо мандавошки. Лечиться надо.
За спиной дружно и громко усмехнулись Ринго и Джордж. Пол тоже ухмыльнулся, но без энтузиазма. Джон знал, что рано или поздно у Пола сорвет крышу. Он не был предназначен для квартета. В группе должны собираться единомышленники, чтобы быть на одной волне, а Пол выделялся. Во-первых, он левша. Во-вторых, никто в квартете до сих пор не слышал его историю. А ведь Джон не хотел его брать с самого начала…
– У нас сорок две минуты, – сказал Джон, сверяясь с телефоном. – Если мы не хотим пропустить ужин со скидкой в «Мясе».
Пусть будет так.
Они выдвинулись мимо сосен, по влажному мху, наступая на многочисленные кусты черники.
Меломаны никого не замечали, завороженные танцем, подчиненные неслышной воле бесов. Только татуировки, покрывающие их тела, медленно пульсировали внутренним красноватым свечением.
Джон на ходу достал беруши, плотно всадил в уши. Сразу же стало слышно, как бьется сердце: пока еще равномерно, но готово взвиться в любую секунду. Собственное дыхание засквозило внутри черепа. Остальные тоже занялись берушами.
Потом каждый достал предмет, используемый при задержании меломанов, – это если называть казенным языком. А если по-простому – «какофонию», «дудочку», «танцульку Витта». Это действительно были дудочки, вырезанные из ивового дерева, простенькие, с несколькими игральными отверстиями, плоские со стороны губ и расширяющиеся на конце. Серьезной мелодии сыграть на них было нельзя. «Танцульки Витта» издавали хаотичные пищащие звуки, чем сильнее дуешь – тем писклявее. Пол любил шутить, что так кричали его многочисленные любовницы из прошлой жизни.
Под ногой хрустнули сухие ветки, ботинок погрузился в мягкий синеватый мох.
Пора.
Джон вышел на берег озера первым, оказался возле костлявого меломана с густыми рыжими волосами. Первый удар – в наушник, ломая дешевый пластик. Меломан вздрогнул, распахнул глаза, в которых вместо белков густился черный дым. Второй удар – в переносицу, тупым концом «танцульки». Голова меломана дернулась назад, зубы ударили друг о дружку. Он взмахнул худыми руками, отпрянул на шаг. Джон поймал его за ворот рубашки, сделал подсечку и, когда меломан стал падать, помог приземлиться на живот, лицом во влажный песок, искрящийся от ракушек.
Краем глаза он заметил, как остальные члены группы роняют на землю других меломанов.
Удар, хруст, тишина.
Никто не кричал, не пытался заговорить. Сломанные наушники слетали с голов.
Теперь дело за «танцулькой». Джон обхватил губами плоский кончик, направил дудочку на ухо лежащего меломана и резко подул. Одновременно с ним дунули остальные. Воздух наполнился режущими, мерзкими звуками, слышимыми даже сквозь беруши.
Меломан задергался, пытаясь закрыть уши ладонями, но Джон придавил его руки. Глаза меломана будто лопнули, сквозь оболочку потекли струйки густого, тяжелого дыма. Соприкасаясь с песком, они медленно растворялись.
Когда темноты в глазах не осталось, меломан потерял сознание и обмяк. Джон перестал играть, огляделся.
Пол держал сразу троих, они еще дергались. Джордж сидел на спине девушки, поглаживая ее задницу, плотно обтянутую джинсовыми шортами.
– Хороший зад, упругий, – приговаривал он громко. – Жаль, меломанка. Они все чокнутые даже после лечения.
Стихли последние звуки, Ринго закончил играть. Джон понял, что у него болят виски. Последние несколько месяцев это происходило всегда после звуков «танцульки», боль накатывала тягучая, плотная и обхватывала верхнюю часть головы в кольцо. Череп тяжелел, хотелось закрыть глаза.
– А ну стой, с-сука! – Один из меломанов Пола вырвался и побежал вдоль берега. Наушники болтались на загорелой шее, провод хлестал по татуированной голой спине.
– Не нужно! – даже не крикнул, а просто сказал Джон, уже понимая, что сейчас произойдет.
Пол вскинул револьвер и выстрелил, почти не целясь. Звук выстрела вышел глухим и далеким. Меломан вздрогнул, ноги его заплелись и как будто лишились сил. Он упал лицом вниз, расплескав руки, проехался немного носом и затих.
Все свободное время Пол не вылезал из тира.
– Не нужно было, – повторил Джон, выковыривая беруши. – Ну куда бы он от нас свалил? Тут лес кругом.
– Сам же говорил, нужно успеть в «Мясо». – Пол убрал револьвер за пояс. – Чего с ними возиться вообще? Как с детьми, блин.
– Ты работаешь на продюсеров, у них есть правила и директивы. Не будешь соблюдать – исчезнешь. Устроит?
– Если никто не настучит, то и не исчезну, – отозвался Пол, разглядывая Джона. – Из-за какого-то татуированного меломана столько напряга.
– Дело говорит, – вставил слово Ринго. Обычно он был молчалив. – Их и так пятеро осталось, отличный улов. Нам нечасто везет в последнее время на скопления.
Больше всего сейчас Джон хотел растереть виски и затылок льдом, прислонить голову к чему-нибудь твердому, а не ввязываться в споры. Интересно, это старость или мимолетный недуг?
– Черт с вами. Давайте грузить бедолаг, и мчим в город.
Пол сразу оживился. У него в рюкзаке лежали мотки веревок и скотч. Джордж и Ринго стащили меломанов в одно место, оставляя на песке глубокие следы.
Джон отправился к палатке. Она была одноместной, веселого оранжевого цвета. Внутри стоял затхлый воздух, пахло человеческим потом, где-то жужжал комар. На полу валялись одежда, шлепанцы, несколько полупустых бутылок с водой. Меломаны обычно мало ели и много пили. Ничего необычного, но одна вещь заинтересовала: под ворохом футболок лежал планшет. Джон поднял его, включил. Планшет был без пароля, экран тут же высветил две иконки на голубом фоне. Обе – музыкальные редакторы, давно официально не работающие на территории страны. Мало того, из планшета негромко, на пару делений, проигрывалась музыка.
Джон тут же убрал звук, но пальцы ощущали вибрацию, и даже от нее становилось не по себе. Будто держишь в руках открытую мензурку со смертельным вирусом. Одно неловкое движение, и нулевой пациент разнесет заразу по всему свету.
Несколько секунд он стоял вот так, с планшетом, размышляя. Головная боль сползла по затылку к плечам. Решившись, Джон убрал планшет в рюкзак. Туда же отправил зарядку.
Согласно директиве номер «двенадцать игрек», планшет следовало немедленно уничтожить. Но сегодня, похоже, в их группе наметился день нарушения запретов.
Он вернулся к остальным, когда Пол заканчивал с трупом – перематывал синеющие запястья веревкой.
– А это зачем?
– Чтоб не болтались, – ухмыльнулся Пол.
Меломанов перенесли к автомобилю минут за пятнадцать. Еще десять минут ушло на то, чтобы уложить их в кузове. Когда тронулись по трассе в сторону города, Джон посмотрел на часы. Бронь в «Мясе» истекала через двадцать две минуты.
Ей очень хотелось пить.
Жажда порвала кожу на губах, проникла в набухшее горло, сделала ноги и руки тяжелыми, а движения – резкими и дергаными. Из-за оглушающей жажды музыка в наушниках казалась далекой, едва разборчивой.
Томный голос Дэвида Боуи обволакивал, звал отправиться с собой в космос, но на это пока не было сил.
Она шла по тротуару, заплетающимися ногами цепляя выступы плитки. Опиралась о стены домов, о стеклянные двери и витрины, пугала прохожих. На широком проспекте было многолюдно и шумно. Автомобили стояли в пробках, сигналили. У столба на перекрестке сидел паренек с гитарой и что-то наигрывал – она не слышала, потому что Дэвид Боуи все настырнее звал ее в космос и даже начал отсчет своим безумно обворожительным голосом.