– Худшее то, что наши религиозные предки понятия не имели, что таким образом уничтожают мелодии. Умер человек – умерла музыка. Изгнали беса – лишили человечество очередного гениального произведения. Величайшее открытие современности – это Оркестр. Продюсеры научились извлекать музыку, понимаешь? Извлекать, обрабатывать, записывать и распространять. Именно благодаря Оркестру человечество знает огромное количество шикарных музыкальных композиций.
– То есть вы все же убиваете меломанов, – сказал Павел. – А я уже на краткий миг подумал, что ты меня переубедишь.
– Мы забираем у них мелодии, – ответил Войцех, поигрывая мачете. – Выжимаем досуха, до последней ноты. Да, технология не совершенна, люди часто умирают. Но мы и не можем их отпускать, пойми. Если в мире станет слишком много людей, рассказывающих про Оркестр, то люди начнут в него верить. В интернете и так полно конспирологических теорий, а страничку на «Вики» нам приходится чистить чуть ли не раз в квартал.
– Я тоже умру? – прямо спросил Павел.
– Нет. Мне бы не хотелось. Ты отличный мужик, Пал Васильевич. Просто тебе не повезло, получается. Я сначала разозлился, когда узнал, что ты раскидал людей на Лиговском и сбежал с той девчушкой. Потом мне стало грустно, потому что ты исполнительный, интересный, мог продвинуться еще выше. Потом я разочаровался, потому что ты слишком быстро поверил в Целителя. Многие из наших, из групп, не верят и сопротивляются. А ты как-то…
– Он меня очистил. Знаешь, я много лет жил с чувством вины из-за смерти жены. Ты ведь помнишь, ты пришел за мной. Ты за каждым приходишь, кто готов стереть прошлое. Давишь на вину, заставляешь человека ломать себя, чтобы поверить в великую идею Оркестра и опасность меломанов. Но Целитель дал мне понять, что, даже если я виновен, даже если на моих руках кровь, я еще могу все исправить. Это как с верой, понимаешь? Не нужно заталкивать вину в глубь души, а нужно покаяться.
Войцех слушал, едва улыбаясь. Когда Павел замолчал, он сказал:
– Что ж, вот теперь у тебя и будет много времени, чтобы покаяться. Считай, твоя жизнь – это мой подарок. Ну или наказание. Как обернется.
Павел бросился на Войцеха, целясь кулаком в челюсть. Музыка внутри его головы вспыхнула ярким переливом струнных. Войцех увернулся, ударил рукоятью мачете слева, в скулу, и Павел почувствовал резкую боль, от которой вспыхнуло в глазах.
Подоспели санитары, повалили на пол, заломили руки.
– Пустите, суки! – захрипел Павел. – Оставьте меня! Я вам ничего не сделал! Я тебе ничего не сделал!
– И это самое грустное, – ответил Войцех. – Блин, мне действительно жаль тебя терять.
В новостных пабликах эту новость мусолили почти неделю.
Три года назад на юге Петербурга было совершено жестокое убийство: молодую женщину задушили гитарной струной, после чего усадили на балконе, поставили рядом колонку и включили «волну» – подбор случайной музыки из интернета. Мертвая женщина сидела таким образом несколько часов. На громкую музыку жаловались соседи, а прохожие снимали видео и рассылали друзьям. Потом кто-то заметил два конца струны, торчащие из женских волос, и вызвал МЧС.
В убийстве подозревали мужа, Павла Баданова, который в ту же ночь бесследно исчез.
И вот через три года его нашли в микрорайоне на севере города. Баданов спал на лавочке на детской площадке, в наушниках и с кассетным плеером в руке. Сначала вызвали охрану двора, которая не смогла разбудить спящего. Потом приехал наряд полиции, Баданова растолкали и отвезли в отделение, чтобы установить личность. Там-то все и раскрылось.
Почти сразу всплыли десятки видео мертвой женщины, множество обрывков новостей, где якобы видели Баданова, передвигающегося по городу. Нашлись свидетели, которые опознали его в связи с громким самоубийством неподалеку: мужчина вышиб себе мозги из револьвера, предварительно выйдя на лестничный пролет. Соседка, в это время открывшая дверь квартиры, мгновенно умерла от сердечного приступа.
В общем, завертелось.
В памяти у Павла появился черный провал. Как и в душе.
Две бездонные дыры.
Первая: Павел не помнил, что делал три года. Воспоминания обрывались на моменте, когда он бросился на жену с кулаками.
Вторая: странная пустота внутри, будто раньше там что-то было, чуть ниже сердца, а теперь нет. Павел постоянно прислушивался к себе, ощупывал, искал и не находил. Спасала только музыка из кассетного плеера. Какой-то рэпер читал о пустоте улиц, о жажде творчества и лиминальных пространствах, в которые убегают обычные люди, спасаясь от бытовых проблем.
Каждую свободную минуту Павел надевал наушники и крутил девяностоминутную кассету по кругу. Потом плеер и наушники забрали, и Павел стал беспокойным и нервным. Он мало спал, мало ел, молчал и погружался в тревожное самокопание, разыскивая в темноте души звуки, которые там должны были быть, но пропали.
Судебный процесс Павел запомнил смутно. Все время хотел нацепить наушники, вдавить кнопку плеера. То и дело дотрагивался до ушей кончиками пальцев, пытался нащупать в ушных раковинах звуковые дорожки для невидимой иглы, но не находил, грыз ногти, нервничал.
Одолела бессонница. Стоило закрыть глаза, как из темноты тут же выходила мертвая жена с петлей на шее. На ней были надеты дурацкие наушники с серебристой надписью «Murshall». Жена танцевала, поглаживая живот и касаясь пальцами струны.
Уже в суде Павел узнал, что жена была беременна, на третьем месяце.
Его определили в колонию, в камеру на восьмерых заключенных. Бо́льшую часть дня Павел безучастно ходил кругами, щупая уши, пританцовывая не в такт и невпопад. Музыки в душе не было, не удавалось ничего обнаружить. Он почти не спал, а когда проваливался в тревожную дрему, видел яркие сны, в которых охотился на танцующих людей, ломал наушники, гитары, другие инструменты. Ему как будто ненавистны были музыка и все, что с ней связано.
Павлу вернули кассетный плеер и наушники. Он закрутил кассету с рэпом до дыр, вслушиваясь в каждую ноту, в надежде услышать что-то, что тронет его душу. Соседи по камере подсовывали другие кассеты – то ли из любопытства, то ли из жалости. Он слушал их все с таким же отчаянным вниманием.
Павел по-прежнему не помнил, что делал и чем занимался три года, но что-то возвращалось, что-то выплывало из глубин подсознания.
Например, поедая пресный завтрак, он увидел себя, сидящего на какой-то кухне с чашкой кофе, пялящегося в окно. За окном росли сверкающие многоэтажки, гуляли люди, парковались автомобили. На столе лежал планшет, а на нем замер бегунок трека в музыкальной программе. Образ рассыпался, не оставив деталей.
В другой раз Павел вспомнил пыльный кабинет и множество папок и бумаг, которые лежали на столах и многочисленных навесных полках. Он как будто находился в центре пыли и бумаги. Вокруг неслышные тени щелкали пишущими машинками, скрипели ручками, переставляли скоросшиватели с одного места на другое. Должно быть, Павел где-то подрабатывал.
На седьмой год заключения он проснулся вдруг среди ночи с четкой и прозрачной, как стекло, мыслью: все дело в блуждающих треках. Но что это такое – Павел не знал. За хорошее поведение ему разрешали заходить в интернет четыре раза в месяц, и все отведенное время он потратил на поиск информации. Нашлись куцые истории в пабликах с мистическими рассказами или теориями заговоров различной степени бредовости. Больше ничего.
Тогда Павел стал искать блуждающий трек среди аудиокассет, которые появлялись у него регулярно. Он переслушал десятки, сотни песен. Разобрал мелодии, голоса, интонации, тексты. Слушал, слушал и понимал, что наполняется музыкой, как воздушный шарик – воздухом.
В какой-то момент он стал вспоминать прошлое, с той секунды, когда раздался звонок в дверь и на пороге объявился Войцех, приятный старик с бархатным голосом. Воспоминания были облачены в музыку. Как будто Павел смотрел документальный мюзикл, где без мелодии за кадром, без танцев и песен невозможно было двигать сюжет. Он танцевал и сам, с закрытыми глазами, восстанавливая по минутам забытую жизнь.
К моменту освобождения, то есть через тринадцать лет, Павел вспомнил все. У него было достаточно времени, чтобы сомневаться, поверить, отвергнуть, поверить вновь. Он ни с кем не делился знаниями, держал при себе, чтобы не сойти за сумасшедшего. Даже если он и был безумцем, то только для себя, а не для окружающих.
Потом его вызвали, дали подписать тонну бумаг, вернули старые вещи: пластиковый телефон, помятую рубашку, от которой пахло влагой, стоптанные коричневые ботинки. Дежурный протянул две аудиокассеты.
– Это тебе просили передать перед освобождением, – сказал он.
– Кто просил?
– Женщина. Она эти кассеты для тебя таскала раз в квартал. Милая такая, с большими наушниками и вся в татуировках. Одна из поклонниц.
– Поклонниц?
– Ага. У тебя много поклонниц появилось после процесса. Психов почему-то любят.
Павел взял кассеты, понимая, кто их передал и зачем. Это Йоко. Все тринадцать лет она и Целитель поддерживали Павла, не давая ему провалиться в пустоту.
Он вышел на улицу. Была осень, деревья по сторонам дороги набухли от пожелтевших листьев. Мелкий дождь непривычно коснулся лица. Павел вставил одну из кассет в плеер, включил.
Вместо музыки он услышал голос Йоко. Впервые. Удивился тому, что голос был ему знаком. Будто пришедший из снов и мыслей. Сотканный из мелодий. Йоко говорила неторопливо. У Целителей все в порядке, они скрываются и лечат меломанов. Ребенок растет и набирается сил. Совсем скоро они смогут не прятаться, потому что Оркестру нечего противопоставить новому святому. Миром станет править хорошая музыка, а все бесы и их прислужники – к которым, безусловно, относились члены Оркестра – отправятся туда, куда им и положено.
Павел слушал ее голос, бредя по тротуару неизвестно куда. Он не знал города, в котором находился, и пока даже не понимал, как д