Объявление повторили три раза.
– Второй корпус, говорите? – Стас осмотрел холл, увидел план-схему центра и направился к ней.
Я проковылял к дивану, но сесть не успел.
– Разобрался! Вам направо, мне налево. – Стас показал на одну лестницу, затем на другую, в противоположном конце помещения. – Нас, кажется, пытаются разделить.
Я так устал, что не нашел сил развить его шутку.
– Ладно, – сказал Стас, глядя мне прямо в глаза. – Тогда увидимся.
– Еще раз спасибо за книгу.
– Не ныряйте глубоко.
Я поднялся на второй этаж. В галерее вновь испытал приступ ностальгии. Мрамор. Бесконечные тюли, похожие на паутину. Потолочная лепнина и тяжелые соцветия стеклянных люстр. Галерея вывела в коридор с информационными стендами, баром, комнатой лифтера и постом медицинской сестры.
Ни души.
Я спустился в холл третьего корпуса.
Навстречу из темноты справа от лестницы шагнул высокий мужчина с короткими зелеными волосами. Белые штаны, светло-серый облегающий халат. На груди – голографический бейджик с логотипом заведения (луна и крест из квадратов) и надпись: «Проф. Гвион».
– Профессор Гвион, – продублировал он с терпимым акцентом. В его правое ухо впилась клипса переводчика в форме птичьей лапки. – Куратор Вероники Рубцовой. Добро пожаловать.
Черты лица его, бледного и гладкого, были едва заметно асимметричны, но при этом красивы. Двигался куратор плавно, заложив левую руку за спину, точно собирался пригласить меня на танец.
– Я провожу вас в номер.
Мы пересекли сумрачный холл и стали подниматься по лестнице.
– Ужин с восьми тридцати до десяти. Обед… Впрочем, вся информация есть в памятке в номере. Вы гость Вероники, значит, пользуетесь всеми благами, так сказать, кроме медицинских. Бассейн, сауна, бильярд, тренажерный зал… – Он окинул меня оценивающим взглядом.
– Сомневаюсь, но спасибо.
Мы вышли в коридор третьего этажа. Куратор остановился у двери с табличкой «33», приложил ключ-карту к замку, распахнул дверь и посторонился.
– Прошу.
Номер был аскетичный, со спальней и крошечной гостиной, точь-в-точь как те, в которых мы обычно отдыхали с маленьким Кириллом (у Люды редко получалось вырваться, особенно летом). Застеленная кровать, тумбочка, шкаф, кресло, журнальный столик, два стула. Душевая. Закуток со столом и холодильником. Дверь на балкон.
Куратор подошел к панели управления и пробежал по экрану длинными пальцами. Левую руку он по-прежнему держал за спиной, и только теперь я понял почему: из рукава халата торчала бионическая кисть. Профессор Гвион стеснялся своего увечья. «Не быть тебе королем», – подумал я, помня об ирландском поверье, согласно которому король не должен обладать физическим недостатком.
Комната погрузилась в сумрак. Куратор чертыхнулся, убрал затенение стекол и включил вентиляцию.
– Сейчас посвежеет.
Я кивнул: в номере пахло пылью, – и плюхнулся в кресло. Едва не выдохнул от облегчения, так болела спина. В такт далекому раскату грома заурчал желудок.
– Если хотите лечь раньше, я попрошу прислать ужин в номер.
– Буду благодарен.
– Без проблем. Отдыхайте.
– Вероника…
– Госпожа Рубцова знает о вашем прибытии. Вы встретитесь на завтрашнем ужине.
Меня это устраивало.
Со скупой улыбкой на бледном лице куратор пожелал приятного отдыха и ушел.
Я обрадовался долгожданному одиночеству. Принял душ, который оказался с характером, позавтракал – стейк из лосося, рис, салат с авокадо, почти ресторанная подача, но сама еда показалась мне не совсем готовой – и вышел на балкон.
Холодное блюдце лесного озера пузырилось от дождя. Я так и не научил Кирилла рыбачить, потому что не имел к этому интереса, но с удовольствием катал его на лодке. Давным-давно. В легендах, интересных только мне одному.
Пока я смотрел на озеро и лес, доставили чемодан. Я разложил его на полу, выудил несессер и отправился в душевую.
Закончив вечерний туалет, понял, что на сегодня достаточно. Почти. Глаза закрывались, но я нацепил очки и устроился в кровати под ночником с журналом «Литературная жизнь» в руках.
«Спускайтесь ко мне, – подумал я, сам не зная, к кому обращаюсь, к сновидениям или демоническим водолазам. – Спускайтесь, я уже на дне».
Глава 4
Разбудил меня грохот, доносящийся из коридора. Я надеялся, что он прекратится, просто уйдет из моей жизни и позволит вновь погрузиться в пустое сновидение, но источник грохота неторопливо прошел мимо дверей, отдалился, стал возвращаться. Я распознал его природу.
Тяжелая поступь металлических сапог.
Помимо этого я услышал шипение стравливаемого воздуха. Звуки сложились в голове в четкую картинку, которая, несмотря на свою абсурдность, крепко меня испугала. Я видел плесень на треснувшем иллюминаторе, видел заиленный воздушный шланг, змеящийся из темноты, видел резиновую рубаху, всю в заплатах и порезах, из которых вырывались серебристые пузыри… пузыри?
Но в коридоре ведь нет воды…
Мертвым незачем дышать…
Я выбрался из кровати (проклятая старость: позвоночник тут же заныл), злой на себя за дурацкие мысли и фантазии, злой на книжку в мягкой обложке, две главы которой прочитал перед сном, и на мрак, в котором потерялся. Вчера я с трудом разобрался, как отключить гудящую вытяжку, но не смог затемнить балконные стекла, тем не менее сейчас не видел даже оконного контура. Темнота казалась слишком плотной, вездесущей, необъяснимой. Пускай беззвездная ночь, пускай лес, пускай…
Водоросли. Роща водорослей за окном. Густые подвижные заросли…
Единственной пространственной подсказкой был грохот. По звуку шагов я прикинул, что входная дверь находится справа от меня. Но как далеко?
Буханье шагов приближалось, порождая гулкое эхо.
Я стоял в кромешной темноте, вздрагивая каждый раз, когда свинцовые подметки громыхали по керамическим плитам пола. Ближе. Ближе. Ближе.
Шаги оборвались.
Я оцепенел. Последний раз бряцнуло совсем рядом. Как если бы жуткий гость был в номере. Готов поклясться, что почувствовал вонь застойной воды.
Я поднял руку – ладонь вспотела – и, облизывая сухие, треснувшие губы, пошарил в темноте, почти готовый к тому, что коснусь холодного металлического лба потустороннего существа, что почувствую под пальцами пористую плесень. И тогда – закричу. Наверняка.
Я опустил руку и неуверенно, слепо двинулся вперед. Ни капли храбрости – лишь желание поскорее покончить с неопределенностью. Так или иначе разрешить навеянное «Водолазами» безумие. Или проснуться, хотя такой исход казался маловероятным.
Делая очередной шажок, я на что-то натолкнулся и отпрянул назад. Услышал, как предмет откатился во мраке. Задребезжало, зазвенело – ударилось об стену.
Стало понятно, что это: тележка для еды с грязной посудой, воспоминание о вчерашнем ужине. Авокадо, лосось… Отсюда болотная вонь? Лосось не пах вчера тиной, к тому же я съел его целиком, съел и облизал косточки, но я ухватился за эту мысль.
Мои глаза немного привыкли к темноте (я всплыл), и теперь я различал контуры предметов. Двухъярусная кухонная тележка. Гардеробный шкаф. Дверь в душевую. Мои ботинки. Пустая прихожая. Я уловил слабое свечение по контуру входной двери.
Громоздкая фигура с большой круглой головой могла таиться за дверью в коридоре, но я больше в это не верил.
Ночь отступила.
Я вернулся в кровать, поставил будильник на восемь утра, до которых оставалось чуть меньше трех часов, закрыл глаза и долго лежал в обманчивой тишине.
«Ну что, дурень старый, – подумал едко, – перекормил подсознание?»
Проснулся за минуту до сигнала будильника.
В столовую спустился в подавленном состоянии.
Ночной кошмар натолкнул на некоторые размышления. Зачем я приперся на остров? Чего жду от разговора? Куда он меня приведет? Сегодняшним утром затея казалась как никогда бессмысленной. А ночной кошмар – аллегоричным. Это не водолаз, а я слонялся шумной развалиной по коридорам корпуса, бродил в растерянности, чтобы потом замереть под случайной дверью: что дальше?
Старые объяснения уже не работали.
Поди туда – незнамо куда, принеси то – незнамо что. Типичное ирландское сказание.
Столовая занимала второй этаж главного корпуса. На входе – раковины, антисептическая рамка. Зал был просторный, чистый, кельтская плетенка на стенах, работал кондиционер. Декоративная штукатурка больше походила на грязевые подтеки; темные вкрапления камешков напоминали мертвых насекомых.
Меня посадили за столик у глухой стены на входе, откуда плохо просматривался весь зал.
– Сейчас вам накроем, – сказала округлая женщина в переднике и покатила тележку вглубь зала.
Бо́льшая часть столиков пустовала, рассадка давала возможность остаться в одиночестве, но вчерашнее чувство покинутости, когда казалось, что мы со Стасом – единственные гости заведения, ушло.
Я положил перед собой телефон. Интернета не было. Интересно, он здесь вообще ловит? В холле? Посреди озера?
«Погоди, – сказал я себе, – все узнаешь, разберешься, к новой реальности надо адаптироваться, как в той повести об отце, который искал сына в аду, которым обернулся отдых на греческом острове Корфу».
Я попробовал представить, как будет проходить встреча с Вероникой. О чем мы будем беседовать? Откроются ли мне ее мотивы? Как она провела эти десять лет? Где взяла деньги на «лечение»? Новый муж? Успешный бизнес?
Я не помнил за Вероникой эмоциональных порывов. За семейным столом она всегда держалась сухо и сдержанно. На ум не приходило ни одного задушевного разговора – какой-то пинг-понг из слов, вопросы-ответы, обязательная программа. Кирилл пытался ее расшевелить, испытывал неловкость перед родителями, мной и Людой, но Вероника была непробиваема. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке, откровенно маялась в нашей компании. Обычно все заканчивалось фразой «Я такая как есть!» и хлопотливым воркованием Люды, которая бросалась примирять сына и невестку: «Все хорошо, детки, все хорошо». Чего таить, прямота Вероники мне импонировала. Мы все такие как есть. Банальная правда. И лучше знать, что у человека на уме, чем всматриваться в маски. Я не имел привычки обманываться – пускай и для собственного душевного комфорта в зрелые годы, а уж на старости лет и подавно. На все эти игры уже просто не было времени и сил.