Куган потер носом запотевшее от дыхания стекло.
Судно темнело в придонном сумраке – мрачное, длинное, обросшее раковинами и морским мхом.
Отвратительное.
Он будто видел его в ночном кошмаре, который еще не сгинул из памяти. Однако ему давно ничего не снилось, ни кошмары, ни обычные сны. Лишь пустота, рвущаяся черными пузырями.
Или он спит сейчас?
Судно лежало на грунте с дифферентом на нос. Оно напоминало подводный утес, но еще не настолько было разрушено водой, чтобы казаться уродливой поделкой моря.
Длинная темная туша.
– Нашел, вижу, – сказал Куган в телефон.
– Лодка?
– Нет. Что-то большое.
Сверху некоторое время медлили, потом Агеев ответил:
– Осмотри.
Каменный краб волочился по заиленному тросу, свисающему сверху. К обшивке прилипли темно-фиолетовые мидии – старые, в наростах. Среди раковин ползали вечно голодные рапаны. У дремлющей громады сновали бледно-молочные медузы.
В зыбкой глубинной тишине водолаз двинулся в обход находки, не сразу решив приблизиться к ней на расстояние вытянутой руки. На обшивке пульсировали, сжимаясь и разжимаясь, бутоны губок. Голодные рты. Трижды он поднимал руку, чтобы дотронуться до обросшего корпуса. Осмелился на четвертый.
Он не испытал и толики радости от находки. Наоборот. Ему было страшно, и он не понимал почему. Куган чувствовал себя испуганным мальком, плывущим мимо древней морской рептилии.
Хотел бы он стать невезучим, как Клест, и не найти это судно.
Тенью прошла над головой какая-то рыба. На обшивке гнездились слизистые грибы. Сардины кружили вокруг огромного заиленного пера горизонтального руля…
Куган остановился.
– Похоже, все-таки лодка, – сказал он в телефон.
– Как понял?
– Вижу горизонтальный руль.
– Продолжай осмотр.
Он побрел вдоль огромной подводной лодки, поглядывая, чтобы не перепутались его провода и шланги. Рука в перчатке скользнула по обшивке, счищая ракушки, – с лодки будто капала черная кровь. Капель быстро закончилась, проступил металл, в который въелись мелкие водоросли. Куган заметил, что растительности и живности становится все меньше, как будто лодка была сосной, неодинаково поросшей мхом с разных сторон.
Корпус субмарины возвышался над водолазом скальным утесом. Ничего удивительного, что он не сразу понял, что видит. Не с «Барсом» ведь встретился. А вот бывалый, обточенный морем Агеев наверняка разобрался бы шибче… Спор?
Его не покидало ощущение, что это не кенотаф. Лодка не пуста.
Куган наклонился и приложил шлем к корпусу. Тут же отдернул: почудился глухой стон.
Водолаз пошел дальше.
Через десяток шагов остановился, покусывая губу.
В борту зияла огромная пробоина.
Так искалечить корабль мог только взрыв. Мина или торпеда. Вогнутый, рваный металл дыбился внутрь лодки. Безобразно оплавленная, разрушенная переборка между легким и прочным корпусами, панцирем субмарины. Отогнутое ребро шпангоута. Перебитые трубопроводы.
Куган отошел на несколько шагов. В районе пробоины корпус не оброс всяким-разным: на ржавом металле виднелись вмятины и трещины. Сбитый с толку, Куган достал фонарь и посветил вверх. Ни водорослей, ни ракушек, ничего. Номеров и опознавательных знаков он тоже не увидел, но сейчас его волновало не это. Судя по сильному обрастанию корпуса с противоположного борта, лодка лежала здесь давно, не одно десятилетие. Но если судить по чистому металлу рядом с пробоиной… Что стало с буйством флоры и фауны в этой части судна?! Как такое возможно?!
Увиденное не складывалось в логичную систему, ковыряло разум.
Куган приблизился и направил луч в пробоину.
Отсек за прочным корпусом был расточительно просторным для подводного корабля. Тусклый круг света скользил по пайолам. Высматривал аварийный инструмент, разбросанный взрывом и потоком воды. Опрокинутый металлический шкаф. Кольца и крюки в переборках. Луч фонаря осветил дверь, перекошенную, сорванную с нижней петли и отогнутую от комингса; между петлями застрял комбинезон.
Лампочка фонаря вдруг угасла. А может, вьющаяся мгла в дальнем конце помещения была слишком плотной?
Куган выключил фонарь и задумался.
Назначение практически пустого пространства за пробоиной сбивало с толку. Ему понадобилось несколько минут, чтобы собраться с мыслями. И он доложил:
– Осмотр с грунта завершил.
– Приняли, – ответил Агеев.
Куган ждал.
Сейчас ему прикажут выходить. А после придумают, как поднять лодку целиком. Или застропят и вытянут грузы и механизмы, выпотрошат отсеки, потом взорвут корпус и поднимут частями. Это проще, чем запустить неуклюжего водолаза в тесное нутро поврежденного корабля, где надо постоянно контролировать шланги и кабели: не передавить, не повредить, стараться не разрезать резиновую рубаху; всех опасностей и не угадаешь. Вдобавок плохая видимость, внезапный сдвиг поврежденного оборудования. Уж лучше войти в клетку со львом.
– Миша, поднимайся, – сказал Агеев, который видел дело насквозь.
У Кургана отлегло от сердца. Уголок его рта дернулся, но улыбки не вышло. Виски заломило, словно кто-то сдавил ему голову. В ушах загудело, плеснуло море. Остро запахло тухлой рыбой, и вместо облегченного «есть!» он произнес:
– Разрешите осмотреть внутри.
– Не понял. Повтори.
– Хочу обследовать отсек.
– Обалдел? Будет.
– Своей шкурой рискую.
– И моей – буксиром.
– Там что-то есть. Внутри.
– Что?
Он снова посветил в пробоину. Мрак в отсеке уже не казался таким густым и пыльным. Настырный, окрепший луч фонаря нашел дорогу и вырвал из мрака…
– Вижу ящик, – сказал Куган.
– Повтори.
– Большой ящик.
– Дай минутку.
Конус света пронизал воду, и бледно-желтый круг загорелся на боку странного ящика.
– Слишком рискованно, – сказал руководитель спуска. – Ты знаешь правила.
Он понимал риски. Но в голове оглушительно взревело море, а искушение заглянуть в ящик накрыло волной.
– Так правила допускают. При соблюдении требований и прочее… помните?
– Самый умный?
– Валентинович, справлюсь. Пробоина огромная, пройду с запасом. А поднять лодку всегда успеем.
– Миша… – Голос Агеева оборвался, но Кугану показалось, что старшина, по обыкновению, проворчал: «В сани лечь спешишь».
Придя в отряд, Куган поначалу недоумевал: «Какие сани?» Пшеницкий растолковал: «Раньше покойников катили на кладбище на санях, даже летом. Такой, рыбки-окуньки, древний обряд. – И добавил с шутливым прищуром: – Валентиныч наш тоже древний».
– Не понял.
– Как себя чувствуешь?
– Чувствую себя хорошо.
– Ладно, разрешаю. Только осторожно.
– Есть осторожно.
– Жди. Спустим свет.
Гул исчез, виски отпустило, вонь лежалой рыбы выветрилась из шлема, но Куган не чувствовал облегчения.
Простая задача? Зачем он это сказал? Зачем убеждал старшину?
Сильный соблазн узнать, что в ящике, улетучился. Сейчас он мог быть на полпути к поверхности, черноморскому небу и солнцу…
Рваные края пробоины щетинились стальными заусенцами. Стайка окуньков вылетела из темноты, пересекла луч фонаря и бросилась к иллюминаторам. Куган отступил и потряс головой.
От мысли, что ему придется лезть внутрь лодки, по спине прополз холодок. И не потому, что шланг и кабеля могли зацепиться за что-нибудь острое.
Водолаз посмотрел вверх, набрал в рубаху воздуха и, перебирая руками, всплыл на палубу. К нему тут же поползли черные, толщиной с руку, щупальца. Извиваясь, они тянулись к человеку.
Куган сморгнул.
Черные тросы неподвижно лежали на палубе. Куган не понимал, на что смотрит: толстые тросы не походили на обрывки лееров или антенны, а иных «тросов» на палубе субмарины быть не могло. Но вот они – словно из лодки вытянули жилы. Вспомнилась страшилка, которой его первый инструктор, пожилой великан с желтоватыми от никотина усами, пугал новичков: при починке плотины сильное течение присосало водолаза к трещине, сломало в хребте, сорвало с костей мясо и выдавило до последней капли.
Куган обошел палубный люк. Палубное орудие, ржавая пушка с закупоренным пробкой стволом (семьдесятпятка?), было развернуто на правый борт. Рубка торчала из корпуса прямоугольным горбом.
С каждой минутой подводная лодка отталкивала водолаза все сильнее.
Видимо, после того учебного погружения он так и не пришел в себя. Надеялся, что ему удалось заткнуть течь, но ошибался.
Дурное предчувствие изматывало. Рядом с лодкой он не чувствовал себя в безопасности. Тревога витала в воде, как планктон, ворсинки водорослей, частички песка и ила.
Ах ты ж!
Невесть откуда выскочившая рыба-игла царапнула по шлему острым носом. Следом налетела другая – ткнулась в стекло, точно наконечником гарпуна. Куган взмахнул руками. Рыбы разбежались, но только для того, чтобы напасть сбоку. Теперь их было пять или шесть.
К ним присоединились пятнистые морские коровки. Рогатые головы, выпученные глаза, короткий хоботок рта. Кожа, покрытая ядовитой слизью. В скафандре водолаз был в безопасности, но мельтешение рыбок сбивало с толку.
И чего прицепились?
Он глянул в боковой иллюминатор. О стекло терлась широким боком солнечная рыба – не та ли, что в прошлый раз удрала восвояси?
Серый хвост хлестнул по козырьку манишки. Замелькали плавники, хвосты, глаза, огромные зевы. Отдельные рыбины так широко открывали пасть, что могли при желании заглотить его руку.
Численность агрессивных приставал росла. Как и разнообразие. Вокруг Кугана вились гребневики, похожие на мелких медуз, морские дракончики, зеленухи, барабульки, ерши, кузовки. Больше всего усердствовали морские коровки и рой ласточек-монашек. Наскакивали, бодали, скреблись, поклевывали и пощипывали.
Куган давил головой на золотник, но рокочущие вереницы пузырей не пугали нападавших. Размахивал руками – без толку.
Нектон прыгал на водолаза, как металлическая стружка на магнит. Подводный мир ошалел, вел себя неправильно, дико, зло. Словно мстил за что-то. Или…