Такое не так просто объяснить.
Невозможно.
Рядом с мертвецом Кугану вдруг сделалось невыносимо страшно – хоть улепетывай.
Забыв про осторожность, он поспешил к ящику.
– Миша, что с мертвецом?
– Кажись, захлебнулся после взрыва.
– По скелету понял?
– Целехонький. Будто неделю назад утоп. Чушь какая-то. И сама лодка… обросла как попало, здесь есть, а там нет.
– Хм. Ладно. Глянь ящик и выходи.
– Есть.
Размерами и формой ящик походил на гроб. Длинный, металлический, с позеленевшими углами, он покоился на низкой сварной тумбе с основанием. Куган ощупал борта ящика, крышку – тусклую, пятнистую. Присвистнул:
– Серебро!
– Повтори.
– Похоже, ящик из серебра.
– Закрыт?
– Пока не разобрался.
У серебряного «гроба» были бронзовые или медные ручки, источенные гальваническими токами. Водолаз поставил лампу на край крышки, наклонился и прочитал выбитую на серебре надпись:
«УМР-1 Vladivostok».
Почему половина надписи на русском, а другая половина – латиницей? И каким боком здесь далекий Владивосток?
Куган прикинул, как лучше застропить ящик, чтобы поднять его на баркас. Получится ли подтащить лебедкой к пробоине, не перерезав корпус?
Он схватился за ручку и попробовал приподнять ящик. Как бы не так. Сидит намертво, как донка на креплениях.
Он вспомнил, как разгружал в Балтийском море торговое судно, затонувшее во время Первой мировой войны. Раскачивал легкие ящики со свечным воском – и те весело взлетали вверх квадратными деревянными «пузырями». Они охотно отлипали от днища и друг друга и, высвободившись, прыгали под палубу. А затем, согнанные в люк, спешили к баркасу.
Куган широко расставил руки, подцепил крышку за выступающий край и потянул вверх: может, повезет?
Не сегодня.
Замочная скважина пряталась под шторкой в форме лепестка. Или клыка. Водолаз сдвинул шторку и досадно ковырнул отверстие пальцем.
– Заперто.
– Понял. Возвращайся.
Куган не ответил.
К лампе подводного освещения подплыла длинная рыбина.
Сарган. Что забыл на такой глубине?
Ярко переливалась мелкая чешуя. Морская щука вильнула змеиным телом и распахнула тонкие челюсти.
Куган смотрел хищнику в рот, похожий на длинный клюв или ножницы, лезвия которых усеяны мелкими острыми зубами. В желобе нижней челюсти лежало что-то инородное.
Водолаз медленно протянул руку к саргану, двумя пальцами взял предмет и, не веря своим глазам, поднес к окошку шлема.
Да ладно…
Он смотрел на длинный ключ с фигурной головкой и бородкой с канавками в форме креста.
Сарган шевельнул плавниками и скрылся из виду. Будто спустили тетиву.
– Миша, слышишь меня?
– Дай минутку.
– Хорошо.
Куган вставил ключ в замочную скважину на крышке ящика.
Повернул.
Он слышал громкое шипение воздуха за ухом, дробь золотниковых пузырей о подволок субмарины, собственное хриплое дыхание.
Повернул второй раз.
Надсадно стучало сердце.
Третий.
Замок щелкнул и открылся.
«Эй, палач ты! Бей! Не трушу…»
Он трусил, но, перевесив лампу на крюк в переборке, ухватился за выступ крышки, согнул колени и рванул. Проржавелые петли и уголки поддались напору – крышка ящика откинулась.
Он не успел рассмотреть, понять, осмыслить, что видит: левое бедро пронзила колющая боль.
Сатана!
Зубастые «ножницы» прихватили ногу водолаза. Гадкие иглы проткнули резиновый костюм и впились в кожу.
Стиснув зубы, Куган взял саргана двумя руками за спину и рывком сломал хребет. Отбросил, и рыбий трупик поплыл в сторону.
Куган осмотрел укушенную ногу через стекло. Из порезов в рубахе бурыми струйками тумана курилась кровь. Соленая вода проникла в костюм, йодом защипала ранки.
Водолаз распрямился над ящиком.
И правда – гроб.
Там лежала голая женщина с бледной морщинистой кожей. Крепкие ноги. Промежность, похожая на заплесневелую рану. Вздувшееся брюхо. Большая висячая грудь. Нет, не женщина, потому что у нее была рыбья голова.
Воздух застрял в груди – Куган долго не мог выдохнуть. Закашлялся.
Это было невозможно, страшно, за гранью привычной жизни.
Из кокона зеленоватых волос торчала вытянутая голова с круглым ртом, похожим на присоску, усыпанную желтыми клыками. В глубине миножьей пасти виднелся костистый язык. Между выпуклыми глазами, расположенными по бокам головы, темнели провалы ноздрей. Глаза были затянуты полупрозрачной пленкой. Под бесчелюстным ртом, обрамленным кожными лепестками, болтался кожистый мешок. Алые отверстия на шее, видимо, являлись жабрами.
Человекорыба.
Вид существа отталкивал каждой деталью. Перепонки между шишковатыми пальцами. Огромные загнутые ногти. Рыхлая кожа, как у какой-нибудь прачки. Вместо волос – копна водорослей. Слой слизи, как водолазная рубаха, покрывал тело.
Куган давно мечтал найти необыкновенную рыбу, эти мысли одолевали его. Но существо в ящике не будило радость заветной находки. С таким рыбозверем не сойдешь на берег, упрятав в корабельную лохань, не сядешь в троллейбус до Института рыбоведения, чтобы выяснить его научную ценность…
Он смотрел на существо в гробу сверху вниз, не зная, что делать. Мыслей было много, но они не клеились в единое целое.
Изнутри гроб был покрыт какими-то символами, чаще всего повторялись волнистые горизонтальные полосы.
Рука Кугана сама легла на рукоять водолазного ножа, вкрученного в медный футляр.
Из влагалища рыбоженщины, как из пещеры, выбрался мелкий, размером с ноготь, краб. Кугана замутило. Он опустил взгляд и что-то заметил на широкой, как ласта, ступне существа. Между большим и указательным пальцами сквозь плотную желтоватую перепонку было продето плоское металлическое кольцо с гребнем; на внешней стороне кольца были высечены какие-то цифры.
Водолаз распрямился и отступил.
– Миша? – позвал в наушнике Агеев.
Куган смотрел в гроб. На рыбью голову.
Внезапно полупрозрачная пленка, которой были подернуты глаза существа, треснула и разошлась, а сами глаза по-крабьи выкатились. В мутной склере неподвижно стояли большие черные радужки.
Куган задохнулся.
Воронка рта шевельнулась, раздуваемая водой. Жуткие зубы будто раздвинулись. Жаберные отверстия вытолкнули дымные струйки воды.
Непослушной рукой водолаз стал вывинчивать нож. Один оборот рукояти по смазанной маслом резьбе, второй… Свет лампы падал на ящик-гроб, и страшные глаза существа стеклянно блестели красным. Третий оборот…
Рука водолаза замерла, опала с рукояти.
Не отрываясь, он смотрел в гроб. Взгляд твари укачивал. В затылке покалывало. Боль в укусе усилилась, будто из раны тянули кровь.
Оцепенение смерти медленно сползало с рыбоженщины. Она приподняла страшную голову, и длинные зеленые волосы, точно водоросли, поплыли в разные стороны, распрямляясь и шевелясь.
– Миша! Слышишь меня?
Куган онемел от страха. Судорожно дрожали веки. Туманился рассудок. Его словно накрыло тяжелой формой глубинного опьянения.
Узловатые волосы-водоросли тянулись к водолазу, но им не хватило длины.
В голове несвязно вертелось: «Зачем я сюда полез?», «Сколько спят рыбы?», «Почему серебро?», «Некуда возвращаться…»
Куган похолодел.
Перепончатая рука поднялась из гроба и, неестественно изогнувшись, схватилась за борт. Горбатая тварь села в ящике. Медленно. Муторно. Как существо, истощенное длительным голоданием.
Одуревший, он услышал свистящий звук. Проблемы с воздухом в шлеме? Слуховые галлюцинации? Нет, это его хриплое дыхание… он сам… сипит и трясется, как люстра в ресторанном зале попавшего в шторм лайнера. Стыд подводный!
Им овладел гнев – помог очнуться.
Чахлый луч света от фонаря Левидова скользнул по отсеку и остановился на рыбоженщине. Тварь обернулась к пробоине. Луч света дрогнул и погас.
Куган шагнул назад, уперся в переборку и двинулся вдоль нее. Лампа осталась на кольце, но не было силы, способной заставить его вернуться. Воздушный шланг, пеньковый сигнал и телефонный кабель вились к дыре в корпусе субмарины. Куган не видел силуэт напарника и не надеялся увидеть.
Левидов сбежал.
Куган собирался последовать его примеру. Он посмотрел на гроб – и обмер.
Тварь выбралась из ящика и плыла наперерез, сложив ноги вместе и извиваясь, как дельфин. Куган снова остолбенел, наблюдая за передвижением существа, хорошо приспособленного к подводному движению. Он поднял руку, не зная толком, что собирается сделать. Начертить защитный круг, как герой той повести Гоголя?
Рыбоженщина повисла в мерклой воде возле перевернутого ящика с тумблерами и лампочками. Обвислые груди болтались, как два не отданных якоря. Глаза на стеблях качнулись в сторону шланга и кабелей – нитей, связывающих водолаза с поверхностью. Куган надеялся, что тварь не понимает, на что смотрит.
Путь к пробоине был перекрыт. Куган заозирался в иллюминаторы в поисках спасения.
Покосившаяся дверь в коридор.
А дальше? Как далеко он сможет забраться в поисках убежища, прежде чем потеряет воздух? В наушниках клокотал голос Агеева, подергался сигнальный конец: «Что с тобой?.. Что с тобой?.. Что с тобой?..» Куган не настолько пришел в себя, чтобы ответить. Да и что сказать? Сейчас он умрет…
Тварь двинулась и поплыла на него. Она не торопилась: не могла или не хотела. Куган попятился вдоль переборки. Человек и рыбоженщина обменивались взорами, выражающими каждый свое: страх, мертвое любопытство. Он вспомнил о ноже и дотянулся пальцами до рукояти. Прокрутил – четвертый оборот…
Гибкая, как змея, рука твари оплела его ногу. Куган дернулся назад, рука-щупальце обвилась вокруг его бедра двумя кольцами, сдавила туже. Перепончатая кисть ткнулась в подколенную ямку, по резине заскребли когти. Другое щупальце захлестнуло вторую ногу водолаза. Остатки слизи – защитного слоя, выработанного во время спячки? – сползали с гибких рук. Тварь выглядела обессиленной, но оттого более опасной. Черные глаза глубинной рыбы слепо пялились на него снизу вверх. Хищная воронка рта близилась к ране от зубов саргаса.