Он надеялся, что снова увидит небо. Вдохнет полной грудью без тяжелого медного шлема. Только эта надежда могла победить голый страх перед тварью с телом человека и головой рыбы и опасностью, которая над ним нависла.
Укушенная нога была словно чужая, бесчувственная. В штанинах и калошах стояла вода.
– Валентиныч, беда со мной, – произнес он. – Скоро вы?
Телефон молчал.
– Левидов, ящерица такая, сбег… А кто б не сбег? Баба здесь, в лодке, с башкой рыбы… и рот – как обрезок шланга, только с зубами… Слышь, Валентиныч?
Куган глянул на мертвеца.
– Угости папироской. Не курил тысячу лет…
Его оглушила непривычная тишина. Перестало шипеть – и шлем превратился в склеп. Душный и затхлый. Поврежденный скафандр наполнялся водой. Куган почувствовал, что ему не хватает воздуха. Легкие захрипели.
Тварь! Проклятая тварь перегрызла шланг!
Водолаз дернул сигнал «Больше воздуха», но не почувствовал натяжения веревки.
Сейчас он начнет задыхаться…
Идиот! Зачем он похоронил себя в лодке? Зачем зарылся в ее нутро, вместо того чтобы сразиться с тварью? Зачем побежал после первой же маленькой победы, когда ранил чудовище в руку-щупальце?..
Фонарь светил все слабее, и в подкрадывающейся темноте его рассудок грозил вот-вот кончиться, как и воздух в шлеме.
Он сжал кулаки: думай! Так и сдохнешь здесь взаперти?
Нет… не так…
Пальцы, стискивающие руку, разжались. Освободившаяся рука легла на рукоятку ножа, клинок выскользнул из футляра.
«Не уходи», – попросил мертвец на койке.
Куган толкнул дверь и замер в ожидании.
Видимая часть коридора была пуста.
С ножом перед собой он ступил в проход и огляделся.
Никого.
Он сделал шаг – и тут тварь схватила его за спину. Куган беспомощно замахал ножом, попробовал развернуться и понял, что никакой рыбоженщины рядом нет. Он просто зацепился за что-то задним грузом. Его поддела задрайка – припаяла к двери.
Вторым осознанием стало то, что он больше не задыхается. В шлеме спасительно шипел пьянящий, сладкий воздух.
Водолаз хрипло рассмеялся.
Тварь не нападала на него со спины. Не портила воздушный шланг. Придя в себя после безумных видений, он так рьяно взялся за дверь, что передавил воздушный рукав. Едва не задушил сам себя. Чертова тварь была ни при чем… Ага, как же! Это все из-за нее! Все это!
Он попробовал успокоиться и решить проблему с задним грузом и задрайкой. Достать рукой до спины он не мог: не пускала манишка. Скрипели дверные петли: Куган примерялся, крутился так и этак, ища верное движение. И вдруг – сорвался с задрайки.
Освободившись, он отошел от двери и посветил гаснущим фонарем в оба конца коридора.
Пора возвращаться к пробоине.
Глубинная лампа, оставленная водолазом на крюке возле гроба, заливала помещение красным светом. Кугана трясло от холода. С третьего раза он прицепил к поясу погасший фонарь. Полез в пробоину, волоча за собой обрезок телефонного кабеля. Уже не боялся нападения твари: возможно, он ее выдумал, как и Черного Водолаза.
Куган выбрался на грунт и задрал голову. Слоистая толща воды скрывала теплое солнце. Он спрятал нож, выбрал слабину сигнального конца и отчетливо дернул три раза: «Поднимай наверх!» Если ему не ответят, придется всплывать самому. Он повторил сигнал и зажал пружину на спускном клапане, чтобы набрать воздух в скафандр. Веревка трижды ответно дернулась: Пшеницкий репетовал сигнал. Рубаха раздулась, и ботинки Кугана оторвались от грунта.
Тварь поджидала его на палубе. Длинные зеленые водоросли, развивающиеся за горбатой спиной, учуяв водолаза, поползли к нему, как волосы горгоны.
Увидев рыбоженщину, он запаниковал. «Тревога! Поднимай скорее!» Кабель-сигнал рванул вверх. Тварь прыгнула и обхватила водолаза, как спрут. Присоска рта прилипла к иллюминатору, острые зубы заскребли по стеклу, из колодца глотки поднялся костяной язык, ткнулся жалом. Куган отшатнулся от иллюминатора и, сам того не желая, нажал затылком на золотник. Бурлящее облако окутало шлем. Одновременно с этим тварь запищала, и сознание Кугана дало течь. Его рука, словно чужая, потрясла сигнал: «Стоп! Останови подъем!» Веревка ослабла, и они, человек и демон, стали опускаться.
Он не пытался освободиться: силы покинули измученное тело, разум онемел. Хватка твари ослабла, ужасный рот отклеился от иллюминатора, оставив на стекле слизистый след и черточки царапин. Тварь отстранилась, гибкие руки-щупальца проплыли в мутной зеленоватой воде, и бледные ладони с перепончатыми когтистыми пальцами обхватили шлем. Неспешно, осторожно, с какой-то пугающей нежностью. Черные пустые глаза на стеблях разошлись в стороны. Жаберные отверстия сужались и расширялись.
Это дурной сон… Господи боже, это все не взаправду…
Он зажмурился, когда она отпустила его голову и нырнула к его паху, как ненастоящая Настя в кошмарном видении.
Не смотреть вниз. Сосредоточиться на ноже. Попробовать пошевелить рукой.
Вместо этого он застонал. Ужасная боль вспышкой пробила ногу и разлетелась по телу. Из глаз сыпануло искрами. Он содрогнулся и, снова чувствуя свои руки, вцепился рукавицами в волосы твари. Она извивалась, ткнувшись рыбьей мордой во внутреннюю поверхность его бедра рядом с леей. Вгрызалась. Жадно сосала кровь. Она что-то впрыснула в рану, потому что он больше не чувствовал боли. Только горячий тянущий зуд. И холод, заполняющий кости.
Косяк серебристых рыбин кружил воронкой над медным шлемом.
– Паску-уда, – захрипел водолаз, – отвали-и…
Гибкие руки оглаживали его ребра, свинцовую пластину нагрудного груза. В руках Кугана почти не осталось силы – она утекала из него вместе с кровью, – но он намотал волосы твари на кулак и потянул от себя. Рука-щупальце на грузе перестала гладить, напряглась, уперлась ногтями. Водолаз нащупал нож, сорвал с пояса и опустил на чешуйчатый лоб твари, над основанием глазных антенн.
Нож глухо стукнулся о голову рыбоженщины тупым плоским концом – и оказался фонарем. Куган взвыл от досады сквозь зубы.
Голова тошнотно кружилась. Перед глазами плыло. В черной высоте почудился яркий комок, он опускался…
Водолаз размахнулся – и ударил. Размахнулся – и ударил. Фонарь лопнул мелкими осколками стекла, вырвался из пальцев и поплыл прочь. Но аппетит твари испортил. Зубастый хобот прекратил вгрызаться в мякоть бедра и качать кровь: отлип с громким, усиленным водой, чавкающим звуком. Из раны будто выдернули копье. Вернувшаяся боль встряхнула Кугана. Он рванул на себя волосы твари, словно призывал продолжить начатое, и встретил уродливую голову выставленным вперед коленом.
Тварь срыгнула облако крови. Без электрического света кровь казалась зеленой. Его кровь… Ноги водолаза, прокушенные сарганом и рыбоженщиной, подкосились, и он опустился на колени. Тварь вырвалась и отскочила вбок. Зеленый туман размывал ее силуэт.
Куган клюнул носом и ударился лбом о рубчатый кант иллюминатора. Мотнул головой. Сквозь сумрак за спиной твари пробился круг света, из которого вышел Черный Водолаз.
На этот раз Черный Водолаз был реальным. Он не прятался, не наблюдал из тени. Огромный, лишенный четких очертаний в электрическом свете налобного фонаря, он наступал.
Только… почему он белый?
Панцирный костюм с поясным танком! По грунту шел великан в тяжелых глубоководных доспехах из белой стали. Железные пальцы-клещи щелкали, будто бы в знак приветствия.
От секундного облегчения Куган едва не потерял сознание.
Его привлек огонь. Второй водолаз, в обычном скафандре, заходил к твари слева. С автогеном в руках – из горелки со свистом вырывалось желто-белое пламя.
При виде пришедших на помощь товарищей Куган заставил себя подняться с колен. Его знобило. Казалось, что в дыру, прогрызенную тварью в его бедре, вставлен шланг, по которому качают льдистую воду.
Рыбоженщина кружилась между тремя водолазами.
«Как на Мишки именины испекли мы каравай…»
Миша Куган завороженно смотрел в иллюминатор. Нашарил медные ножны, сжал.
«Каравай, каравай, кого любишь – выбирай…»
Освободил клинок. Сколько раз за сегодня нож оказывался в его руке? Похоже на ритуал… О да, ритуал выживания в мире без солнца.
«Я люблю, конечно, всех. Ну а…»
Тварь ринулась в сторону водолаза с автогенной горелкой. Рыбоженщина двигалась рывками, с пугающей скоростью: просто исчезая здесь и появляясь там. От былой медлительности и вялости не осталось и следа. Она врезалась в водолаза и опрокинула его на спину.
На деревянных ногах Куган побрел к поднявшемуся облаку ила. Все произошло слишком быстро, в полутьме. Он не разобрал, познакомилась ли тварь с жаркой струей горелки. Справа на негнущихся ногах спешил на помощь стальной великан.
Мощный фонарь осветил иловую завесу. У Кугана упало сердце: струя горящего газа била по грунту. В баламученной воде мелькнули, удаляясь, перепончатые ступни.
У лежавшего навзничь водолаза не было левой ноги выше колена. Обрубок подергивался, из раны сифонила кровь, расползалась темно-зеленым дымом. В луче света, бьющего из головы белого латного водолаза, кровь стала ярко-красной. Шипел и корчился автогенный огонь. Куган склонился над изувеченным телом.
Васька Клест умер, как только он заглянул в иллюминатор. Судорожно вращающиеся глаза остановились и потухли, лицо застыло.
Куган осторожно поднял горелку и закрыл вентиль. Что произошло? Когда тварь сбила водолаза, горелка вывернулась из рук Клеста и отхватила ему ногу?
Медный шлем мертвого водолаза отливал розовым: резкий свет фонаря бил прямо в него. Костюм опал, сморщился, будто водолаз отощал. Закрыть бы Клесту глаза, но сделать это по понятным причинам было невозможно. Куган распрямился и посмотрел на стального великана.
У Белого Водолаза было лицо Левидова.
Он нескладно подался вперед, чтобы они могли соприкоснуться шлемами. Времени не было, поэтому Левидов сразу спросил:
– Где его нога?
– Забрала, – сказал Куган, – эта…