Я приготовилась к укусу, в предвкушении выгнувшись дугой. К моему удивлению, он не склонился ко мне и не вонзил зубы в мою шею. Вместо этого он достал из кармана ожерелье – то ли из белого золота, то ли из платины, я точно не знаю, с тремя темно-голубыми сапфирами размером с четвертак. На этой неделе он дарил мне много драгоценностей, и, клянусь, одна была прекраснее другой.
Я в изумлении смотрела на эту красоту, любуясь игрой драгоценных камней. Он надел украшение мне на шею и застегнул его. Провел пальцами по краям ожерелья и одобрительно кивнул.
– Прекрасно. – Его пальцы скользнули к бретельке сарафана, потом под нее; по коже пробежала волна трепета. – Подходит одно к другому.
Я улыбнулась. В прежние времена Дмитрий почти никогда не дарил мне подарков – просто не имел для этого средств, правда, я прекрасно обходилась без них. Теперь он буквально заваливал меня подарками.
– Где ты взял его? – спросила я.
Металл холодил разгоряченную кожу, но не так, как его пальцы.
Дмитрий лукаво улыбнулся.
– У меня есть свои источники.
Критический голос в голове, временами ухитряющийся пробиться сквозь туман, в котором я жила, заметил, что я увлеклась опасным вампиром. Однако его предостережения были тут же подавлены и канули обратно в облако моего дивного существования. Стоит ли из-за чего-то расстраиваться, когда ожерелье так красиво? Внезапно в голову пришла мысль, показавшаяся мне забавной.
– Ты прямо как Эйб.
– Кто?
– Мужчина, которого я как-то встретила. Эйб Мазур. Он воровской босс, он преследовал меня.
Дмитрий замер.
– Эйб Мазур преследовал тебя?
Мне не понравилось мрачное выражение его лица.
– Да. И что?
– Зачем? Чего он хотел от тебя?
– Не знаю. Он все время выспрашивал, зачем я приехала в Россию, но в конце сдался и просто требовал, чтобы я уехала. Думаю, кто-то на родине нанял его, чтобы он нашел меня.
– Держись подальше от Мазура. Он опасен. – Дмитрий разозлился, и это мне ужасно не нравилось.
Спустя несколько мгновений, однако, он успокоился, снова провел пальцами вдоль моей руки и еще ниже спустил бретельку.
– Конечно, такие люди не будут представлять проблему после твоего пробуждения.
Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что Дмитрий знал ответы на мои вопросы – относительно того, чем занимался Мазур. Однако разговор об Эйбе расстраивал Дмитрия, меня это испугало, и я поспешно сменила тему.
– Что ты делал сегодня?
Я осталась довольна своей способностью поддерживать нормальный светский разговор. Было трудно сосредоточиться, учитывая эндорфины и ласки Дмитрия.
– Кое-какие поручения для Галины. Обед.
Обед. Очередная жертва. Я нахмурилась. Ощущения, которые это известие породило во мне, были вызваны не столько отвращением, сколько… ревностью.
– Ты пил кровь ради удовольствия?
Он провел губами вдоль моей шеи, прихватывая кожу зубами, не прокусывая ее. Я тяжело задышала и прильнула к нему.
– Нет, Роза. Просто еда, вот и все. Очень быстро. Ты единственная, с кем я получаю удовольствие.
Эти слова вызвали у меня чувство самодовольного удовлетворения. Противный мысленный голос тут же заметил, что для меня это невероятно мерзкое и извращенное восприятие. Я постаралась не слушать его и переключилась на предвкушение укуса – обычно это заставляло голос разума умолкнуть.
Я коснулась его лица, провела рукой по удивительным, шелковистым волосам, которые всегда любила.
– Ты по-прежнему хочешь пробудить меня… но тогда блаженство останется в прошлом. Стригои не пьют кровь друг друга.
– Да, – согласился он. – Но оно того стоит. К тому же нас ждут удовольствия похлеще…
Какие именно удовольствия – он не пояснил, предоставляя свободу моему воображению. Дрожь пробежала по телу. Поцелуи и укусы опьяняли, но случалось, мне хотелось большего. Воспоминания о том единственном разе, когда мы занимались любовью, неотступно преследовали меня, когда мы были вот так близки, и мне часто страстно хотелось повторения. По какой-то неведомой для меня причине он никогда не доводил дело до секса, независимо от того, какой пыл овладевал нами. То ли использовал его как приманку, чтобы склонить меня к обращению, то ли между стригоями и дампирами существовала какая-то несовместимость. Могут ли живой и мертвый заниматься любовью? Когда-то мысль о сексе со стригоем казалась мне омерзительной. Теперь я просто не задумывалась о таких сложных проблемах.
Он постоянно раздразнивал меня своими ласками, прикосновениями к бедрам, груди и другим опасным местам, лишая секса. И, плюс ко всему, напоминал о том, как изумительно это было в тот единственный раз, в сторожке. Правда, его воспоминания были скорее дразнящими, чем любящими.
Когда сознание отчасти прояснялось, я искренне удивлялась тому, что все еще не стала стригоем. Туман, в который я погружалась под воздействием эндорфинов, заставлял соглашаться почти со всем. Я с удовольствием принаряжалась для него, безропотно оставалась в золоченой тюрьме и смирилась с тем, что примерно раз в два дня он убивал очередную жертву. Правда, несмотря на спутанность сознания, даже когда я особенно страстно хотела Дмитрия, я не могла заставить себя согласиться на обращение. Что-то внутри препятствовало этому. По большей части, услышав в очередной раз отказ, он просто пожимал плечам и сводил все к шутке. И все же время от времени я замечала искру гнева в его глазах. Подобные моменты ужасно пугали меня.
– Ну да, – поддразнила я его. – Опять вечная жизнь, непобедимость. Никаких препятствий у нас на пути.
– Это не шутка.
Ох! Мое легкомыслие вернуло ему жесткость. Желание и нежность, которые я только что видела в его глазах, разлетелись на миллион осколков. Руки, только что ласкавшие меня, внезапно стиснули мои запястья, лишая возможности двигаться. Он склонился надо мной.
– Так не может продолжаться вечно. Мы не можем оставаться здесь навсегда.
«Эй, будь осторожна, – пробормотал внутренний голос. – Он не шутит».
Рукам было больно, и я часто спрашивала себя, сознательно он это делает или просто не в состоянии сдержать свою силу.
Когда он в конце концов отпустил меня, я обхватила его за шею и попыталась поцеловать.
– Давай позже поговорим об этом.
Наши губы встретились, жар вспыхнул и опалил тела. Я чувствовала, что желание овладело и им, но спустя несколько мгновений он разорвал поцелуй. Выражение холодного недовольства так и не покинуло лицо Дмитрия.
– Хватит. – Он отодвинулся от меня. – Пошли.
Он встал, я тупо смотрела на него.
– Куда?
– На улицу.
Я в полном ошеломлении села на постели.
– А запрет? Мы не можем.
– Мы можем делать все, что я пожелаю! – рявкнул он.
Протянув руку, он помог мне встать. Мы направились к двери. Он, как и Инна, умело прикрывал от меня цифровую клавиатуру, но сейчас это не имело значения. В моем теперешнем состоянии такую длинную последовательность мне в жизни не запомнить.
Дверь открылась, он вывел меня из комнаты. Я посмотрела в окно, мой затуманенный разум пытался осмыслить, что означает эта свобода. Еще раньше я заметила, что за дверью есть короткий коридор, а в конце его еще одна дверь, тоже тяжелая и снабженная цифровой клавиатурой. Дмитрий открыл и ее; у меня возникло ощущение, что коды разные.
Он взял меня за руку, вывел в другой коридор, и я замерла как вкопанная. Возможно, мне не следовало удивляться при виде той роскоши, с которой я столкнулась. В конце концов, я жила в одной из комнат этого фешенебельного особняка. Однако коридор сразу за моей дверью был пуст, лишен всяких изысков, и почему-то я решила, что весь остальной дом похож на государственное учреждение или на тюрьму.
Вовсе нет. Роскошный ковер покрывала дорожка с золотистым узором, которая тянулась в обе стороны коридора. На стенах висели старинные портреты, люди на полотнах были облачены в столь изысканные одежды давно ушедших эпох, что по сравнению с ними мое платье выглядело дешевым и заурядным. Пространство освещали крошечные люстры, размещенные вдоль потолка через каждые шесть футов или около того. Каплевидные кристаллы своими гранями ловили свет, отбрасывая на стены маленькие радужные пятнышки. Я раскрыла рот, зачарованная сверканием и красками. Наверно, потому и не заметила еще одну достопримечательность коридора.
– Что ты вытворяешь?
Грубый голос Натана вырвал меня из созерцания кристаллов. Он стоял, прислонившись к стене напротив моей двери, но при виде нас сразу выпрямился. На его лице застыло характерное для стригоев злобное выражение, то самое, которое я иногда видела и на лице Дмитрия, каким бы очаровательным и добрым он ни казался временами.
Дмитрий мгновенно занял жесткую оборонительную позицию.
– Вывожу ее на прогулку.
Это прозвучало так, будто он говорил о собаке, но я даже не подумала обидеться, так велик был страх перед Натаном.
– Это против правил, – заявил Натан. – Плохо, что она все еще здесь. Галина велела тебе держать ее под замком. Еще не хватало – чтобы тут шлялась какая-то крутая дампирка.
Дмитрий кивнул на меня.
– По-твоему, она представляет собой угрозу?
Натан окинул меня взглядом. Не знаю, что такого он увидел, чего не было раньше, но усмешка коснулась его губ. И тут же исчезла, когда он снова заговорил с Дмитрием.
– Нет, но мне приказано караулить дверь, и я не хочу неприятностей из-за того, что тебе вздумалось погулять.
– Я улажу это дело с Галиной. Скажу, что одолел тебя. – Дмитрий улыбнулся, обнажив клыки. – Думаю, она легко мне поверит.
Взгляд, который Натан бросил на Дмитрия, заставил меня непроизвольно попятиться, пока я не уткнулась в стену.
– Ты так занят собой! Я пробуждал тебя не для того, чтобы ты командовал. Мы намеревались использовать твою силу и понимание внутренней обстановки. Ты мне обязан.
Дмитрий пожал плечами, взял меня за руку и повел дальше.
– Не моя вина, если ты недостаточно силен, чтобы заставить подчиняться себе.