ащала внимания на боль в руках. Спустя долгое время услышала треск – отломилась ножка. Я взяла ее и удивленно оглядела. Разлом оказался не ровным, а расщепленным и острым. Достаточно острым, чтобы послужить колом? Я не была уверена. Зато имела возможность убедиться, что дерево твердое, и, значит, вложив в удар всю силу, я, возможно, смогу пронзить сердце стригоя. Это не убьет его, но ошеломит точно. Успею ли вырваться отсюда? Этого я не знала. Теперь я располагала хоть чем-то.
Я села на постель, приходя в себя после «сражения» с креслом и снова и снова швыряя свой рукотворный кол. Хорошо. Теперь у меня есть оружие. Но что оно мне дает? Перед моим внутренним взором возникло лицо Дмитрия. Проклятое лицо. Теперь все сомнения в этом отпали. Он – вот цель, которая напрашивалась сама собой, первый, с кем нужно разобраться.
Внезапно дверь открылась, и я настороженно подняла взгляд. Поспешно затолкала сломанное кресло в темный угол, чувствуя, как меня накрывает волна паники. Нет-нет, я еще не готова. Я пока не убедила себя заколоть его…
Это оказалась Инна, как обычно, с подносом в руках и раболепным выражением лица. Тем не менее быстрый взгляд, который она бросила на меня, полыхал ненавистью. Не знаю, что ее так бесило; я ведь не причинила ей вреда.
Я подошла к ней как бы с намерением осмотреть поднос. Подняв крышку, я увидела бутерброд с ветчиной и картошку фри. Выглядело хорошо – я ведь давно не ела, – но бегущий в крови адреналин вытеснил аппетит на задний план. Я подняла на Инну взгляд, приветливо улыбаясь. Ее глаза буравили меня.
«Никаких колебаний», – всегда повторял Дмитрий.
Я и не колебалась. Набросилась на Инну, с такой силой швырнув на пол, что она ударилась затылком. В первый момент она выглядела ошеломленной, но быстро пришла в себя и попыталась дать мне отпор. Однако на этот раз я не была одурманена – ну, разве совсем чуть-чуть, – в конце концов годы обучения и моя природная сила снова проявили себя. Я навалилась на нее всем телом, лишив возможности двигаться, после чего достала рукотворный кол, который до этого прятала, и приставила острый кончик к ее горлу.
Все происходило как в те дни, когда в темных проулках я прижимала к земле стригоев. Она не могла видеть, что мое оружие – всего лишь ножка кресла, но когда я надавила острым концом на ее горло, она, без сомнения, почувствовала это. Что уж она подумала, мне неведомо.
– Код, – сказала я. – Какой код?
Единственным ответом мне был град непристойностей на русском. Ладно, ничего удивительного, учитывая, что, скорее всего, она не поняла меня. Я мысленно пролистала ограниченный англо-русский словарь в своем сознании. Я провела в этой стране достаточно долго, чтобы хоть немного пополнить словарный запас. По правде говоря, он был на уровне двухлетнего ребенка, однако даже они в состоянии выразить свои мысли.
– Цифры, – сказала я по-русски. – Дверь.
Я надеялась, что произнесла именно эти слова.
Она не прекратила поток брани. Пришлось нажать колом посильнее; проступила кровь, и я сдержала себя. Может, я и сомневалась, хватит ли у меня сил проткнуть колом сердце стригоя, но вену человека? Запросто. Она слегка заколебалась, по-видимому тоже осознав это.
И снова я прибегла к своему ломаному русскому.
– Убью тебя. Никакого Натана. Никакой… – Какие это слова? Вспомнилась церковная служба, и я понадеялась, что говорю правильно. – Никакой вечной жизни.
Это привлекло ее внимание. Натан и вечная жизнь. То, что для нее важнее всего. Она прикусила губу, все еще в ярости, но, по крайней мере, никаких тирад не последовало.
– Цифры. Дверь, – повторила я и посильнее вдавила кол.
Она вскрикнула от боли.
И наконец заговорила, отбарабанив серию цифр. Русские цифры я, по крайней мере, выучила хорошо, поскольку они существенны с точки зрения адресов и телефонных номеров. Она назвала семь цифр.
– Снова, – сказала я и заставила ее повторить их три раза. Но этим дело не ограничилось. Я была уверена, у внешней двери другой код. – Цифры. Дверь. Два.
Я ощущала себя пещерным человеком.
Инна смотрела на меня, не въезжая.
– Дверь. Два.
В ее глазах мелькнуло понимание, и она разозлилась. Наверно, надеялась, что мне неизвестно о коде внешней двери. Пришлось снова пустить ей кровь, и она выкрикнула другие семь цифр. И снова я заставила повторить их. Я понимала, у меня нет способа понять, правду ли она говорит, пока я не проверю цифры на деле. И я решила держать ее при себе.
Меня кольнуло чувство вины из-за вынужденного насилия. Но куда денешься? Я была в отчаянном положении. Как будущих стражей, нас учили и убивать, и выводить из строя. На этот раз я сделала последнее, стукнув ее затылком о пол с такой силой, что она потеряла сознание. Лицо у девушки расслабилось, веки опустились. Проклятье! Обстоятельства вынуждали меня причинить вред совсем молодой человеческой женщине.
Я встала, подошла к двери и нажала первый набор цифр, надеясь, что они правильные. К моему полному и искреннему изумлению, так и оказалось. Щелкнул электронный замок, но, прежде чем я успела открыть дверь, послышался другой щелчок. Кто-то отпер внешнюю дверь.
– Дерьмо, – пробормотала я.
Метнулась прочь от двери, подхватила бесчувственное тело Инны и оттащила в ванную комнату. Бережно прислонила к самой ванне и только-только успела закрыть за собой дверь, как услышала, что открывается главная дверь в комнату. Накатила тошнота – признак приближения стригоя. Я знала, стригой в состоянии унюхать человека, но оставалось надеяться, что не через закрытую дверь. Выйдя из коридора, я обнаружила в гостиной Дмитрия. Улыбнулась, бросилась к нему и воскликнула радостно:
– Ты вернулся!
Он быстро обнял меня и тут же отстранился.
– Да. – Похоже, мое приветствие было приятно ему, но лицо приняло деловое выражение. – Ты приняла решение?
Ни тебе «привет». Ни «как ты себя чувствуешь?» Сердце упало. Это был не Дмитрий.
– У меня есть еще вопросы.
Я подошла к постели и легла, как обычно. Он присел на краю, глядя на меня.
– Сколько времени это займет? – спросила я. – В смысле, пробуждение? Это произойдет мгновенно?
И снова посыпались вопросы. Честно говоря, они у меня иссякли, и на этом этапе я совсем не интересовалась подробностями бытия стригоев. С каждым моментом я волновалась все больше и больше. Нужно действовать. Я должна использовать ту призрачную возможность, которую имею.
И все же мне требовалось убедить себя, что на самом деле это не Дмитрий. Глупость, конечно. Я уже понимала это. Видела физические изменения. Видела холодность и жесткость. Видела его со следами крови на губах после очередного убийства. Это не тот человек, которого я любила. Но…
Вздохнув, Дмитрий растянулся рядом.
– Роза, – прервал он меня, – если бы я не знал тебя хорошо, то решил бы, что ты тянешь время.
Даже став стригоем, Дмитрий понимал мой образ мысли. Я осознала, что, если хочу выглядеть убедительно, пора перестать разыгрывать дурочку и начать вести себя как Роза Хэзевей.
Я придала лицу возмущенное выражение.
– Конечно тяну! Это же не пустяк. Я пришла сюда, чтобы убить тебя, а теперь ты просишь стать такой, как вы. Думаешь, это легко для меня?
– А легко для меня – ждать так долго? – парировал он. – Выбор имеют лишь морои, которые по доброй воле совершают убийство, как Озера. Больше никто не получает право выбора. У меня не было права выбора.
– И ты об этом не сожалеешь?
– Теперь нет. Теперь я тот, кем мне было предопределено стать. – Он нахмурился. – Мою гордость уязвляет одно – меня пробудил Натан, а теперь он ведет себя так, будто я в долгу перед ним. Вот почему я был достаточно добр и оставил за тобой свободу выбора – ради твоей гордости.
Добр. Я смотрела на него и снова чувствовала, что мое сердце разлетается на тысячу осколков. Будто снова узнала о его смерти. Внезапно я испугалась, что не выдержу и расплачусь. Нет. Никаких слез. Дмитрий неустанно твердил о жертвах и хищниках. Я должна стать хищником.
– Ты потеешь, – внезапно сказал он. – Почему?
Черт, черт, черт! Конечно, я потела. Я замышляла заколоть человека, которого люблю – или думала, что люблю. И без сомнения, я не только потела, но и испускала феромоны смятения, которые стригой тоже мог унюхать.
– Потому что боюсь, – прошептала я, приподнялась и провела рукой по его лицу, стремясь запомнить все черты. Глаза. Волосы. Форму скул. Мысленно я подправляла все в соответствии со своими воспоминаниями. Темные глаза. Смуглая кожа. Располагающая улыбка. – Я почти готова.
– Это окажется лучшим решением в твоей жизни, Роза.
Мое дыхание участилось. Я молила Бога, чтобы он подумал – это от страха перед обращением.
– Повтори. Лишь раз. Зачем тебе пробуждать меня?
Тень скуки пробежала по его лицу.
– Потому что я хочу тебя. Я всегда хотел тебя.
И вот тут-то я в конце концов поняла суть проблемы. Он снова и снова давал мне тот же ответ, и каждый раз что-то в его словах беспокоило меня. Но раньше мне не удавалось уловить смысл этого беспокойства. Теперь удалось. Он хотел меня. Будто я имущество или гвоздь коллекции. Дмитрий, которого я знала… тот, которого любила и с кем спала… тот Дмитрий сказал бы, что любит меня. Здесь же не было и намека на любовь.
Я улыбнулась, наклонилась и нежно поцеловала его. Он, наверно, подумал, будто я сделала это по той же причине, что всегда, – движимая влечением и желанием. На самом деле это был прощальный поцелуй. Его губы были теплыми и жаждущими. Я слегка затянула поцелуй – потому что сражалась с подступающими слезами и хотела, чтобы он как можно дольше ничего не заподозрил. Рукой я стиснула ножку кресла, которую запихнула в карман куртки.
Я знала, что никогда не забуду Дмитрия, сколько бы ни прожила на свете. И на этот раз я не забуду его уроков.
С неожиданной быстротой я вскинула руку и вонзила кол ему в грудь. Моя сила вернулась – кол проскользнул между ребер прямо в сердце.