ий свет дня. Когда Дмитрий стал стригоем, мне казалось, я утратила часть души. Покинув Лиссу, я лишилась еще одной части. Теперь же при виде ее я подумала, что, может, душа моя еще исцелится. Может, я смогу продолжать жить дальше. Моя целостность восстановилась не на все сто процентов, но Лисса заполнила собой пустовавшую часть меня. Больше, чем когда-либо в последние годы, я чувствовала себя самой собой.
Молчание, сотканное из миллиона невысказанных вопросов и недоумений, повисло между нами. Несмотря на все случившееся с Эйвери, многие проблемы, связанные с моим уходом из школы, оставались нерешенными. Впервые с тех пор, как я снова ступила на землю Академии, мною овладел страх. Вдруг Лисса отвергнет меня за все, что я натворила? Или, по крайней мере, накричит?
Ничего подобного – она заключила меня в жаркие объятия.
– Я знала… – сказала она, захлебываясь рыданиями. – Знала, что ты вернешься.
– Конечно, – пробормотала я, уткнувшись ей в плечо. – Я же сказала, что вернусь.
Моя лучшая подруга. Моя лучшая подруга снова со мной. Раз так, я сумею оправиться от всего, что произошло в Сибири. Смогу продолжать жить дальше.
– Прости, – сказала она. – Прости меня за все, что я сделала.
Я удивленно отодвинулась от нее, вошла в комнату и закрыла дверь.
– За что мне тебя прощать?
Я пришла сюда, ожидая, что она все еще сердится на меня за отъезд. Безобразной истории с Эйвери не произошло бы, будь я здесь. Я винила в этом себя.
Она, все еще с мокрыми глазами, села на постель.
– За то, что я сказала… когда ты уезжала. Я не имела права говорить такое. Я не имела права командовать тобой. Еще у меня ужасное чувство, потому… – Она провела рукой по глазам, пытаясь вытереть слезы. – У меня ужасное чувство, потому что я сказала, что не стану возвращать к жизни Дмитрия. В смысле, теперь это не имеет значения, но я все равно должна была предложить…
– Нет, нет! – Я опустилась перед ней и взяла ее руки в свои, все еще потрясенная тем, что снова вижу ее. – Посмотри на меня. Тебе не о чем сожалеть. Я тоже наговорила много лишнего. Так бывает, когда люди расстроены. Ни тебе, ни мне не стоит ругать себя за это. А что касается возвращения его к жизни… – Я вздохнула. – Ты поступила правильно, отказавшись. Даже если бы его нашли до обращения, это не имело бы значения. Без риска для себя ты можешь быть связана только с одним человеком. Вот отчего у Эйвери снесло крышу.
Это лишь отчасти объясняло, почему у Эйвери поехала крыша. Манипуляции и злоупотребление силой тоже сыграли огромную роль.
Рыдания Лиссы начали стихать.
– Как ты сделала это, Роза? Как ты появилась в тот момент, когда я нуждалась в тебе? Как ты узнала?
– Со мной была женщина, тоже пользователь духа. Я встретила ее в Сибири. Она может проникнуть в разум другого человека – любого, не только того, с кем связана, – и общаться с ним. На самом деле Эйвери тоже так могла. Оксана проникла в мое сознание, когда я была в твоем. Все это, конечно, очень странно.
По крайней мере, на словах.
– Еще одна способность, которой я лишена, – с сожалением заметила Лисса.
Я улыбнулась.
– Эй, зато я не встречала ни одного пользователя духа, который может драться так, как ты. Это была просто ожившая поэзия, Лисс.
Она застонала, но, я чувствовала, была довольна, что я использовала ее прежнее уменьшительное имя.
– Надеюсь, что никогда больше до этого не дойдет. Я не предназначена для физической борьбы, Роза. И потом – всем там командовала ты. Мое предназначение – моральная поддержка и исцеление после сражения. – Она вскинула руки и посмотрела на них. – Ух! Нет. Определенно не хочу больше никого бить.
– Но по крайней мере, теперь ты знаешь, что можешь. Если у тебя когда-нибудь возникнет желание попрактиковаться…
– Нет! – Она рассмеялась. – Мне есть в чем практиковаться – с Адрианом. В особенности после того, как ты рассказываешь, на какие еще чудеса способны пользователи духа.
– Прекрасно. Может, пусть все идет, как оно шло раньше.
Ее лицо посерьезнело.
– Господи, надеюсь, так и будет. Роза… я наделала столько глупостей, пока Эйвери была рядом.
Благодаря нашей связи я почувствовала, о чем она сожалеет больше всего: Кристиан. Ее сердце болело, она пролила из-за него много слез. После того как Дмитрия оторвали от меня, я понимала, что это такое – потерять любовь, и поклялась себе, что постараюсь помочь ей. Однако сейчас было не время. Сначала нам надо полностью восстановить свои отношения.
– Ты была бессильна, – заметила я. – Она оказалась слишком сильна в принуждении – в особенности когда спаивала тебя, отчего твоя защита падала.
– Да, но не все знают об этом, не все поймут.
– Все забудется, – ответила я. – Так всегда происходит.
Я понимала, что Лисса беспокоится за свою репутацию, но не думаю, чтобы она так уж пострадала – без учета Кристиана, конечно. Мы с Адрианом анализировали манипуляции Эйвери и поняли, в чем дело, как только сопоставили их со словами Симона о том, что с Лиссой произойдет несчастный случай. Эйвери хотела, чтобы она выглядела неуравновешенной, если у Эйвери не хватит силы воскресить ее. Если бы Лисса и впрямь погибла, вряд ли было бы проведено серьезное расследование. После того как она неделями пила и совершала безумные поступки, никто не удивился бы, если бы она по неосторожности вывалилась из окна. Это воспринималось бы как трагедия, конечно, но вполне предсказуемая.
– Дух – настоящее шило в заднице, – заявила Лисса. – Все хотят воспользоваться преимуществами стихии – и не-пользователи вроде Виктора, и пользователи вроде Эйвери. Клянусь, я снова подсела бы на таблетки, если бы не испытывала параноидального желания защититься от людей, подобных Эйвери. Почему ей вздумалось убить меня, а не Адриана? Почему всегда я оказываюсь мишенью?
Тема, конечно, мрачноватая, но я не смогла сдержать улыбки.
– Потому что она хотела иметь тебя в качестве приспешницы, а его в качестве бойфренда. Он подходил ей, ведь с его помощью открывалась дорога в высшие слои общества, а попытка связать его с собой могла окончиться для него смертью. Она не хотела идти на такой риск. Хотя… кто знает? Может, в конце концов она попыталась бы привязать к себе и его. А тебя она воспринимала как угрозу и хотела держать под контролем – как-никак, кроме нее ты единственная известная женщина – пользователь духа. Успокойся на этом, Лисс. Мы можем потратить множество часов, вычисляя, как рассуждала Эйвери Лазар, и все равно ни до чего не додуматься.
– Это правда. – Она сползла с постели и уселась рядом со мной на полу. – Но знаешь что? У меня такое чувство, будто мы можем потратить множество часов, говоря о чем угодно. Ты здесь всего десять минут, а мне кажется, будто мы и не расставались.
– Да.
До того как Дмитрий стал стригоем, общество Дмитрия ощущалось мной как правильное и само собой разумеющееся, с ним было легко. Общение с Лиссой тоже было правильным и необходимым как воздух – хотя это была «правильность» другого рода. Печалясь из-за Дмитрия, я почти забыла, что она давала мне. Они оба были моими составляющими.
Лисса обладала почти сверхъестественной способностью читать мысли.
– Я серьезно считаю, что вела себя так, будто имею право распоряжаться твоей жизнью. Такого права у меня нет. Если ты решишь остаться и стать моим стражем, ты сделаешь это по собственному выбору и велению сердца. Главное, чтобы ты была жива и сама выбирала, как тебе жить.
– При чем тут «веление сердца»? Я всегда хотела защищать тебя. И сейчас хочу. – Я вздохнула. – Просто… Просто мне нужно было кое-что уладить. И еще требовалось взять себя в руки. И я сожалею, что не слишком хорошо обошлась с тобой.
Она извинялась, теперь я извиняюсь… что же, это естественно, когда речь идет о людях, которые дороги друг другу. Надо простить и идти дальше.
Лисса заколебалась, прежде чем задать следующий вопрос, но я знала, что он неминуемо возникнет.
– Ну… и что произошло? Ты… Ты нашла его?..
Сначала мне не хотелось говорить об этом, но потом я поняла, что должна. Штука в том, что между Лиссой и мной и раньше приключались недоразумения из-за недопонимания ситуации. К примеру, то, что она воспринимала мое служение ей как само собой разумеющееся. Или что я ничего не рассказывала ей – и потом на нее же обижалась за черствость. Если мы хотим возродить нашу дружбу и простить друг друга, нельзя повторять прошлых ошибок.
– Нашла, – ответила я наконец.
И я рассказала ей все – о своих поездках, о Беликовых, об алхимиках, об Оксане и Марке, об отступниках и, конечно, о Дмитрии. Как Лисса недавно пошутила, мы разговаривали не один час. Я изливала ей боль своего сердца, и она слушала, не вынося никаких суждений. Ее лицо выражало сочувствие, а я, добравшись до конца, заливалась слезами. Вся любовь, и ярость, и мука, так долго сдерживаемые с той ночи на мосту, сейчас нашли выход. В Новосибирске я не рассказала никому, где точно я была с Дмитрием и что там происходило. Не рассказывала никому, что фактически стала для стригоя «кровавой шлюхой». На вопросы я отвечала расплывчато, в надежде – тщетной, конечно, – что того, о чем я умолчу, как бы и не было.
Теперь, в разговоре с Лиссой, я приняла реальность такой, какая она есть: я убила человека, которого любила.
Стук в дверь вырвал нас из мира, в котором, кроме нас с ней, никого не было. Я взглянула на часы – оказывается, уже приближался комендантский час. Меня что, выставят отсюда? Я торопливо вытерла слезы, Лисса открыла дверь, и, к моему удивлению, там обнаружилась служащая спального корпуса с сообщением совсем иного рода.
– Тебя хочет видеть Альберта, – сказала мне женщина. – Она предположила, что ты здесь.
Мы с Лиссой обменялись взглядами.
– Когда? Сейчас? – спросила я.
Женщина пожала плечами.
– Судя по ее тону – да, я бы сказала, сейчас. Или в самое ближайшее время.
Она вышла и закрыла за собой дверь. Альберта – капитан стражей кампуса, и, если она чего-то хочет, ей подчиняются.