После только что произнесенной вдохновляющей речи Ганнибала Бостар мечтал только об одном: находиться среди галлов, подступавших к стенам Виктумулы с лестницами в руках, или с теми, кто пытался разбить тараном ворота из массивного дуба. Ганнибал высоко оценил воинов своей армии, сказал, что гордится мужеством, с которым они преодолели все трудности по пути сюда. И что он восхищен их дисциплиной, храбростью и силой духа. Он добавил, что может отплатить им за верность только одним способом – остаться с ними до конца.
«Я сделаю все ради вас, моих солдат, – крикнул полководец. – Разделю с вами любые испытания. Буду спать на той же жесткой земле, сражаться с теми же врагами и проливать свою кровь. И, если потребуется, отдам за вас жизнь!» Его последние слова глубоко тронули Бостара, и по реву, которым они были встречены, он понял, что они произвели такое же впечатление на всех, кто их слышал. После этого больше всего на свете Бостар хотел пойти в атаку на врага. Однако он и его копейщики получили приказ остаться в резерве. Как и в сражении при Требии, Ганнибал берег ветеранов. Они приняли участие в столкновении по пути к городу, и всё. Бостар сжал рукоять меча. Надеюсь, я повстречаю парочку римлян, которых смогу прикончить, когда мы войдем в город. Он отчаянно мечтал пролить кровь врага не только из-за зажигательной речи Ганнибала.
Ему стоило огромного труда смириться с известием о смерти Ганнона, когда пришло сообщение, что его брат утонул, и потребовалось несколько месяцев, чтобы боль постепенно отступила. И почему только боги не забрали Сафона, другого его брата, с которым у него были не слишком хорошие отношения? То, что он неожиданно смог воссоединиться с Ганноном, Бостар считал самым невероятным даром богов, но он почти сразу снова его потерял, и ему казалось, что это жестоко.
– О чем задумался? – услышал он глубокий, сиплый голос и резко повернул голову.
Перед ним стоял невысокий, но очень красивый офицер в пилосе[5], украшенном алым конским волосом. Металлическая кираса, отделанная золотом и серебром, защищала грудь и живот; юбка из кожаных полос скрывала пах. Под доспехи он надел красную тунику с короткими рукавами и толстый жилет, на перевязи на плече висел гладиус. Люди вокруг Бостара заулыбались и принялись ему салютовать.
– Отец, – сказал Бостар и уважительно опустил голову.
– Когда я подошел, мне показалось, что ты находишься где-то очень далеко, – сказал Малх. – Бьюсь об заклад, что ты думал про Ганнона.
– Разумеется.
– Я тоже постоянно о нем думаю. – Малх почесал крутой завиток седых волос, выбившийся из-под войлочной подкладки шлема. – Нам остается только надеяться, что он умер, как герой.
«Слабое утешение», – грустно подумал Бостар, но промолчал.
– Было бы неплохо узнать, что с ним произошло, – вместо этого сказал он.
Малх поморщился.
– Речь Ганнибала так вдохновила галлов на подвиги, что вряд ли тебе удастся найти хотя бы одного живого римлянина, когда город падет.
– Это одна из причин, по которой я хотел принять участие в первой атаке, – прошептал Бостар.
– Ты же знаешь, почему Ганнибал послал галлов вперед, – вздохнув, сказал Малх. – Нарушить его приказ было бы не слишком разумно с твоей стороны, какие бы благородные причины тобой ни руководили. Мы всегда должны ставить нужды армии выше своих.
Бостар понимал, что отец прав, но ему было трудно это принять, хотя он и старался изо всех сил. Он не сомневался, что Ганнон пытался собрать сведения, которые могли бы оказаться полезными для Ганнибала. И, если бы ему сопутствовал успех, он бы сделал первый шаг в том, чтобы вернуть себе его расположение. Но Ганнон погиб. А теперь Бостар лишится шанса узнать, что произошло с его младшим братом. Он заставил себя прогнать гнев. Ганнибал – их командир и лучше знает, как следует действовать.
– Да, отец.
– Боги даруют, и они же забирают. Но, по крайней мере, сегодня мы сможем отомстить римлянам. – Малх поджал губы и заговорил громче. – Чтобы остальные города поняли, что сопротивление бесполезно, Ганнибал приказал убить каждого гражданина за стенами Виктумулы, даже если город решит сдаться.
Его слова вызвали бурю восторга у копейщиков Бостара.
Бостару никогда не нравились приказы подобного рода – в отличие от Сафона, – но от мысли, что, возможно, пришлось вынести Ганнону, у него вскипела в жилах кровь, и он повернулся к своим солдатам.
– Галлы должны оставить в живых хотя бы нескольких римлян.
– Да! – взревели копейщики. – Убить их! Убить их! Убить их!
Их вопль подхватила фаланга, стоявшая на некотором расстоянии справа. Бостар поднял руку, приветствуя их командира. Мутт помахал ему в ответ. После исчезновения Ганнона он стал временным командиром фаланги.
– Эти парни будут сражаться за место под солнцем, – сказал Малх. – Если хотим довести нашу миссию до победного конца, мы должны преподать римлянам жестокий урок. Милосердие по отношению к их городам и пленным, которых мы захватим, не заставит врага сдаться.
Малх тоже не получал удовольствия от необходимости убивать мирных жителей, однако понимал, что это нужно для победы. «Почему же Сафон другой?» – подумал Бостар.
– Именно по этой причине Ганнибал отправил вперед людей вроде Сафона, – сказал отец, как будто прочитал его мысли.
Бостар промолчал. Малх наградил его пронзительным взглядом.
– Да уж, вы с ним вечно ссоритесь. Ганнибал знает, что ты мастер в других вещах, и никогда не забудет, как ты спас ему жизнь в битве при Сагунте. Он призовет тебя в будущем. Но это не означает, что он не нуждается в Сафоне.
– Я понимаю.
В глубине души Бостар хотел, чтобы все сложилось иначе. Чтобы в плен попал и погиб Сафон, а не Ганнон. Такие мысли и раньше приходили ему в голову, но до сих пор не были такими настойчивыми.
– Может быть, вы оба отнесетесь к тому, что сейчас происходит, как к возможности продвинуться вперед. И немного сблизиться.
«Отец представления не имеет, какая пропасть нас разделяет», – с горечью подумал Бостар.
Их разногласия начались более полутора лет назад, когда они покинули основной лагерь Ганнибала в Южной Иберии. Вражда слегка притупилась во время всеобщего ликования после победы при Требии, но вскоре все вернулось на круги своя. Сафон был готов пойти на все и ни перед чем не останавливался, рассчитывая стать одним из любимчиков Ганнибала. А его жажда проливать кровь римлян казалась неистребимой.
Однако Бостар испытывал угрызения совести, потому что, в конце концов, Сафон был его братом. Единственным оставшимся в живых братом, который спас его в Альпах, – несмотря на то, что совсем не хотел этого делать. Бостар поклялся себе, что обязательно отдаст ему долг, но до тех пор ему приходилось притворяться – ради отца. Может быть, как следствие, их отношения станут теплее.
– Я с ним поговорю, отец, обещаю.
– Ганнону это понравилось бы.
– А еще он был бы доволен, если бы мы достойной жертвой облегчили ему путь в мир Аида, – ответил Бостар и бросил на стены Виктумулы безжалостный взгляд.
– Думаю, это мы можем ему обещать, – проревел Малх.
Ганнон пришел в себя и обнаружил, что лежит на полу и дико кричит. Боль, непрекращающаяся пульсация в районе шеи, была еще сильнее, чем прежде, и все остальное отступило. Она пожирала Ганнона, точно пламя сухое дерево, и он мечтал только об одном – чтобы она прекратилась.
– Помогите, – пробормотал он. – Помогите.
Ему ответил чей-то мягкий голос.
Ганнон его не узнал, и озадаченный этим, открыл глаза. Вместо офицера-римлянина он увидел наклонившегося над ним смуглого мужчину, который показался ему отдаленно знакомым.
– К-кто ты? – облизнув губы, спросил он.
– Меня зовут Бомилькар.
– Бомилькар? – Ганнон ничего не понимал, но уже в следующее мгновение его снова поглотил мрак.
Очнувшись, он почувствовал, как что-то холодное льется ему в рот. Вода. Ганнон резко раскрыл глаза. Бомилькар наклонился к нему, держа у его губ чашу. Юноша испытывал всепоглощающую жажду, но его охватил ужас, когда он представил, какая боль его ждет, если он попытается сделать глоток.
– Ты должен попить, – настаивал Бомилькар.
Ганнон видел, как умирали люди от жажды жарким летом в Карфагене, и заставил себя сделать маленький глоток. Горло пронзила страшная боль, но удовольствие от утоления жажды заставило ее немного отступить, и он пил, пока уже больше не мог проглотить ни капли. Потом юноша растянулся на холодном камне, не понимая, куда подевались офицер и его солдаты, но он так устал, что его это почти не беспокоило. Ганнон закрыл глаза.
– Проснись, тебе нельзя сейчас спать!
Юноша почувствовал, что кто-то взял его за руку, и его шею окатила новая волна ослепительной боли.
– Боги, как же больно! Оставь меня в покое! – прорычал он.
– Если хочешь жить, ты должен встать.
Ганнон, наконец, уловил напряжение в голосе Бомилькара и искоса на него посмотрел.
– У тебя карфагенское имя.
– Да. Меня привели сюда, чтобы я переводил слова твоего товарища, помнишь?
Медленно, мучительно Ганнон все вспомнил.
– Ты раб?
По лицу Бомилькара пробежала тень.
– Да.
– Тебя прислали сюда, чтобы ты выяснил, что я знаю? – с подозрением спросил Ганнон.
За дверью послышались какие-то звуки. Кричал мужчина.
Бомилькар быстро взглянул на дверь, но через некоторое время шум стих, и он немного расслабился.
– Нет, я здесь, чтобы помочь тебе выбраться.
– Я… я не понимаю.
– Ты можешь сесть? – Бомилькар протянул к нему обе руки.
Пытаясь понять, что происходит, Ганнон помог ему усадить себя и сразу увидел Богу, висевшего на своих путах. Не вызывало ни малейших сомнений, что он мертв. «Доброго тебе пути, увидимся в другом мире», – мимолетно подумал Ганнон. В следующее мгновение он перевел глаза на жаровню, которая уже остыла. Видимо, прошло несколько часов с тех пор, как римский офицер над ним измывался.