А черт его знает – я не пророк в этом деле. И сам толком не разберусь.
Выехал под вечер. Справа обогнул Поляны и завернул в Семидубы повидаться с матерью. Хотелось отдохнуть и посоветоваться. На заборе школы заметил большевистские листовки. Приказал сорвать, а сам подался до хаты. Не доезжая до стодолы Пахома Шабака, по нас резанула пулеметная очередь. Конь стал на дыбы, и я завалился в какую-то яму. Двое хлопцев, рядом со мной, убиты. Хорошо, что подоспели ребята с повозкой, а то и я бы богу душу отдал. Уходили через Муравское болото. Выбрались из беды благополучно. Наши потери – пять человек. Вот тебе и сон: переплывал через мутную речку, а угодил в болото. Не добрая примета. Но какая сволочь засела в Семидубах? Позор! В родном селе не могу отдохнуть!
Приказал усилить разведку».
А вот еще одна интересная своей откровенностью запись из дневника:
«9 сентября 1944 г.
Ночью добрался до конной группы «Моряка». Вести неласковые. «Моряк» что-то крутит, отмалчивается. Мне это не понравилось, и я сказал ему: «Слушай, что ж ты в кошки-мышки играешь? Думаешь сухим из воды выйти?.. Нет, дружище, вместе заварили кашу, вместе давай и расхлебывать, а то не сносить нам головы. Если не советы, то свои ее снимут».
Угощал самогоном, свежей свининой. Жаловался, что дисциплина падает, каждый смотрит, кто куда. Хлопцы зачастили по домам. За неделю дезертировало 23 бойца. Посылал по домам доверенных лиц, вернулись с пустыми руками. С такими порядками со слов Моряка не навоюешь: один – в лес, а другой – по дрова. Думаю надо принимать крутые меры – кровь спускать с предателей.
Сегодня расстрелял одного, но, чувствую, такими методами дела не поправишь. Все смотрят на меня как на волка. Чего доброго, свои же и пулю в затылок пустят… Продырявят голову.
Я задал ему вопрос: «Чем же и как можно изменить положение?» Он подумал и ответил: «Мы слишком далеко зашли в своих связях с немцами. Хотя мы и скрываем, но народ знает лучше нас. При немцах мы кричали: «Создаем украинскую повстанческую армию для освобождения Украины от Гитлера!» А что получилось? Стали воевать на стороне фашистов против не только советов, но и своих – братьев-украинцев. Скоро люди возьмутся за вилы – и тогда нам беда».
Проговорили до поздней ночи. Много интересного рассказал он мне. Боюсь, как бы не дозналось СБ о его настроении – тогда не миновать ему петли. Улеглись на нарах. Сон долго не приходил. Задремали поздно, каждый со своими думами…
Нас разбудила пулеметная очередь. Вскочили, прислушались. Хотели выбежать из землянки, как распахнулась дверь и в проеме показался Беркут. Он был пьян в дымину. Рубанул Моряка плеткой по спине за плохое несение караульной службы. Ругался, на чем свет стоит. Приказал разместить в хате его охрану, и привести дивчину.
Моряк хотел сдачи дать, но сдержался и вышел. Беркут подошел ко мне и сказал: «Что приехал уму-разуму набираться? Моряк уже, наверное, набрехал на меня? Пусть говорит – скорее голову сниму.
Я догадался, что Беркут кое-что знает о настроениях Моряка, но я не захотел подливать масла в огонь.
Ординарцы привели со связанными руками молодую дивчину.
– Говори, сука, куда шла? – набросился на нее Беркут и ударил ее плеткой. – Выслеживала бл…ще. Раздел догола и стал приставать. Дивчина сопротивлялась, упиралась, плакала. Она вся тряслась от холода. Беркут тут же ее изнасиловал, а потом застрелил.
– Горилки, – закричал он, заметив вошедшего Моряка.
Пили много, пока куренной атаман не свалился. На рассвете я покинул Моряка и взял направление на Забары. Снова обстреляли из пулемета. Сдается, что за мной кто-то охотится. Потерял троих убитыми, четверо умерли по дороге. Двоих тяжело раненных оставил на хуторе.
Какая же сволочь взяла меня на ближний прицел?»
«22 сентября 1944 г.
Неожиданно нагрянул Владимир. Прибыл с форсом – в сопровождении нескольких десятков «соловьев». «Репаные украинцы» были одеты в форму советских солдат. Среди них я приметил немцев, знакомых мне по «мокрым» делам во Львове, Луцке и Ровно. Ничего не скажешь – охрана еще та!.. Они пойдут за Владимиром в огонь и в воду.
Вместе с ним припожаловала фрау Эмилия. Я помню ее по Мюнхену, когда она вместе со своим отцом полковником Вигантом посещала «академию» ОУН. Чертовски красива. На версту несет от нее шнапсом и дорогими духами. Не плохую жинку выбрал наш «министр» украинского гестапо. Чистых немецких кровей – без примеси.
Несмотря на то что разговор был строго секретным, но Эмилия присутствовала на нем. Владимир заявил:
– Мною отдано приказание арестовать тех четырех сумасбродов, на которых ты представил донесение.
Я посмотрел на него и сделал вид, что не понял собеседника.
– Что забыл? Ну, этих – неблагонадежных, подозреваемых в связях с большевиками.
Я ответил, что с точки зрения благонадежности они не вызывают сомнения, но по пьяной лавочке ухлопали двух моих агентов.
Он махнул рукой и засмеялся:
– Какая разница, не все ли равно, кому рубить головы? Мне нужна политика. А с отрубленных голов мы сделаем громкое дело.
Он повернулся к Эмилии и спросил:
– Успеешь?
– Да! Не позднее завтрашнего дня отпечатаем листовки о кровавых зверствах московского НКВД.
Я предложил Владимиру остаться на обед. Он категорически отказался, а Эмилия даже кисло усмехнулась и произнесла:
– У тебя ведь берлинской кухни нет. А мы, несмотря на страдания в этой проклятой дыре, строго соблюдаем берлинское меню.
Провожал господ я до Загрудок. Арестованных хлопцев под усиленным конвоем погнали в полевую резидентуру Владимира.
Возвращался я в свои владения расстроенным. Всю дорогу ругал себя: «Черт меня дернул за язык направить в СБ донесение о проделках этих хлопаков. Ведь двое из них как-никак доводятся мне близкими родственниками. Ну да холера с ними».
«1 октября 1944 г.
План Владимира провалился с треском. Конвой полностью уничтожен, а арестантам удалось бежать. Подоспевшая на выручку «дикая сотня» пыталась было проскочить через мост и организовать преследование беглецов, но сама «взлетела на воздух». Больше половины телохранителей «министра» погибли в болоте.
Владимир и Эмилия спаслись бегством. Виновников не обнаружено. Разведка донесла, что советских солдат в этом районе не было».
«4 октября 1944 г.
Несем большие потери. Госпиталь не может разместить раненых. Ощущаем большой недостаток в медикаментах и перевязочных материалах. Направил в Осовецк пять лучших разведчиков выкрасть из районной больницы врача и двух-трех сестер».
«6 октября 1944 г.
Получил донесение от агента «31».
Он сообщает: «Вашим людям удалось пробраться в больницу и силой оружия принудить врача Костюка и медсестер Балкунову и Толстову выехать в Семидубы для оказания помощи раненым. Из Осовецка выехали на двух подводах. Благополучно добрались до Бущи. При спуске с горы ваши хлопцы пошли искать брод, а медики остались на подводе. Неожиданно из-за бугра взвилась ракета. Потом по хлопцам ударил пулемет. Поскольку они были в куче и в незащищенной местности, то все до одного погибли. Медики вернулись в Осовецк».
«10 октября 1944 г.
Получил достоверные данные, что в Козаковой долине, Руднице, Семидубах, Выдумке и Забарах действует опытный диверсант. Якобы НКВД снабдило его мощной радиостанцией, оружием, боеприпасами и постоянно наводит его на места отдыха и маршруты движения наших. Он знает многое из наших планов».
«19 октября 1944 г.
Сменил место дислокации. В пути следования через Липку неожиданно взорвался мост. Потерял много людского и конского состава. Выбирался через Корабельское болото, но снова попал на заминированное поле. Точно установил, что это работа «Монгола». Хочется набить морду Владимиру и разогнать его службу беспеки…»
На этом дневниковые записи Деркача заканчивались…
Устно лейтенант Урусов доложил.
По его перепроверенным данным обстоятельства взрыва в Звеняче выглядели таким образом.
В вечерних сумерках свирепая вьюга загнала 12 вооруженных людей, одетых в красноармейскую форму, в крайнюю хату. В ней коротал дни одинокий, рано овдовевший старый лесник Илько Сыч.
Молчаливый хозяин рад был приходу дорогих гостей – советских солдат. Говорили по-русски только двое. Остальные изъяснялись на местном не только языке, но и наречии. В жарко натопленной горнице пришельцы отогрелись. Разомлевших непрошеных гостей клонило в сон.
Илько наварил полный чугунок картошки – бульбы, нажарил сала, достал с леха (рус. – погреба. – Авт.) капусты, огурцов, положил на стол две буханки хлеба, который сам выпекал, и пригласил братию к столу.
Извиняясь перед гостями, он признался, что у него в доме нет самогона, а по данному случаю не мешало бы и выпить по чарке.
Тогда, по всей видимости, главный из гостей спросил:
– А нельзя ли где купить горилки?
Хозяин ответил, что самогонку гонит одна соседка и нередко продает. Тот вынул из планшетки несколько хрустящих ассигнаций и передал их Ильку. Это была не столько просьба, сколько молчаливый приказ, который надо было непременно выполнить к ужину.
Старик торопливо оделся и вышел…
На обратном пути Сыч встретил хлопца, который с трудом, преодолевая ледяные порывы ветра, продвигался вперед. Он подошел к нему ближе. Парень едва держался на ногах. За плечами у него висел, с каким-то тяжелым грузом, армейский вещмешок. Жалость овладела стариком, и он пригласил хлопца к себе в дом обогреться и пересидеть лихую непогоду в ласковом тепле у печи.
Перед тем как зайти в хату, парень поставил мешок по крыльцо.