– На шо ты туда поставил, занеси в хату, – предложил хозяин. – Пусть стоит тут этот грязный и вонючий мешочек…
Из разговора Александру стало ясно, что в соседнем хуторе проживает дочь старика. Он собирался перейти к ней жить – одному в тягость коротать одиночество. Дом старый, вот-вот рухнет, потому и не греет.
– Сквозняки лезут в щели, спалить его и недолго, – заметил старик.
Вошли в хату вместе.
Подавая на стол последнюю, пятую бутылку, Илько почувствовал на себе хмурый, недоверчивый взгляд старшего.
Сыч вовремя понял, чего от него хотят, и тут же виновато пояснил, что на дороге встретил сына знакомого хуторянина, а поэтому пригласил его в хату «трошки погритыся». Сомнения старшего группы «советских воинов» после этих объяснений несколько рассеялись.
Илько кивком головы дал понять пареньку пройти в другую половину дома. За столом пили и пели, пели и пили, пока не кончилось горючее.
Высокий, косой на один глаз, со шрамом над правой бровью и примороженным лицом, непрошеный гость властным голосом потребовал у хозяина еще горилки.
– Слетай еще до своей соседки за горючим, недолив в баках – мы по привычке обычно заливаем «по горлышко».
Илько, переминаясь с ноги на ногу, хотел что-то сказать, как с другой комнаты раздался голос:
– Дядьку, давайте гроши… Я схожу…
Застегивая на ходу старый, видевший виды кожушок, паренек тихо проговорил:
– Уходите, дедушка, как можно быстрее уходите к дочери – это переодетые бандиты. Они вас убьют и хату спалят: таких свидетелей, как мы с вами, бандиты не оставляют живыми.
Сашко метнулся под крыльцо, поднял вещмешок, занес в сени. Он быстро открыл его, несколькими ловкими и быстрыми движениями провел какие-то манипуляции в содержимом мешка и прикрыл его старым изодранным рядном, лежащим на полу в качестве коврика и изодранной домотканой дорожкой.
Оторопевший Илько с минуту стоял, размышляя, а потом зашел в хату, надел шапку и проговорил:
– Хлопчик принесет скоро вам топлива… Что-то корова мычит… Может, Бог кормилицу послал.
Он вышел, схитрив перед бандитами и про корову, и про хлопчика, ушедшего за водкой. Во дворе перекрестившись широким крестом, направился к сараю, а потом вышел за ворота и, попрощавшись с пареньком, заковылял по зимней дороге к дочери. А через несколько минут в доме раздался взрыв.
Оставшиеся в живых после подрыва двое пойманных раненых бандита показали, что принадлежат к банде куренного Беркута. Они возвращались из Кременецкого леса после проведенной спецоперации.
Командир группы Орех погиб.
Урусов не делал никаких обобщений, но и не давал воли отвлеченным рассуждениям. А начальник разведки все долго думал и думал о происшествии. Конечно, всякое может быть. Лесника Сыча он хорошо знал – это был честный человек. Сомнений не было, что бандитов вначале он принял за военнослужащих Красной армии. Приютил гостей и обогрел искренне, что не могли не заметить оуновцы. Но неужели он и устроил взрыв в собственном доме? Нет, это на старика не похоже. Ну а хлопец: кто он и откуда у него могла быть взрывчатка? Да и как он мог знать, что именно в доме Илька остановятся бандиты? А может быть, бандюги подорвались на своей мине по собственной неосторожности? Вопросы, версии, предположения терзали душу и горели в голове, не давая ей покоя…
Вспомнились слова, сказанные однажды «смершевцем», чекистом Николаем Одинцовым при допросе доставленного разведчиками «языка». Он тогда, как говорится, «колол» перекрестным допросом молчаливого немца-лазутчика. И в ходе проверки выдвинутых версий заметил: предположения умных дороже убеждений глупых. Как он был прав!
Вечером Алексеева вызвали в штаб полка. Подполковник принял его сдержанно. Капитан коротко доложил обстоятельства ЧП, свои предположения, целиком положившись на материалы расследования лейтенанта Урусова.
– Сомнительные доводы, – подвел итог Сидоров. – Ты думаешь, что такой опытный диверсант, каким является Беркут, рискнул бы послать в глубокую разведку каких-то дураков-пьянюг? Чепуха! За пьянство, без разрешения командира, в УПА расстреливают своих вояк – у них есть такой закон.
Поддавшись искушению, капитан нерешительно спросил:
– Но все же это может быть… чистая случайность? Они сами подорвались…
Кустистые темные брови командира полка сдвинулись к переносице, он нахмурился и покачал головой:
– Нет, не верю. Просто не допускаю подобной мысли. Видно, капитан, мы с тобой никудышные психологи, а поэтому плохо разбираемся в людях.
Время шло своей армейской дорогой с буднями перестрелок, потерь и побед – больших и малых. Разведчики потратили много времени и труда, но подобрать ключи к разгадке таинственных взрывов и пулеметных обстрелов там и тогда, где и когда бандиты находились в определенном месте и времени, не смогли. По-прежнему все оставалось загадочным, скрытым от логики понимания. Это тревожило и раздражало Алексеева как начальника разведки, так и подполковника – командира полка, руководство которого теребило как можно скорее разобраться в ситуации…
Помимо всего прочего прибавился к загадке еще один вопрос: как подросток незаметно занес фугас и убедил старика покинуть хату?
Но пока на эту шараду ответа не было.
Рассказ хуторянина
Через несколько дней загадка улыбнулась отгадкой. Как-то в зимний полдень Алексеев с группой военнослужащих возвращались с очередной операции. Ехали долго. Мороз к вечеру стал крепчать. Хрустел под полозьями саней дорожный наст. Группа остановилась во дворе знакомого капитану Алексееву хуторянина напоить коней. Хозяин пригласил военных в хату обогреться.
– Начальник, – обратился он к командиру группы, – можно вас на минутку. Он провел капитана в светлую и чистую комнату, застеленную домоткаными дорожками. Потом предложил присесть на длинный синий деревенский диван со спинкой и подлокотниками, какие бывают в любой хате на Полесье.
– Слушаю, – сказал Алексеев, разминая замершие, одеревенелые пальцы, которые издавали противный хруст в суставах.
Он начал издалека, заговорщицки озираясь по сторонам, без желания быть услышанным кем бы то ни было.
– На той неделе у меня одна беда приключилась. Утром собрался я ехать на мельницу. Запряг коней, а сам зашел в хату забрать мешки с зерном. Слышу, где-то стрельба – бах-бах, тра-та-та. Чувствовалось, стреляли винтовки, автоматы, а может, даже пулеметы. Я метнулся к окну, и вижу: прямо на мое поле бегут люди и палят из винтовок и автоматов. Перепугался страшно. Детей на печь позабрасывал, а сам до коней, до моих родимых. Только распахнул дверь, а каурые молнией блеснули по улице. Присмотрелся, а в санях сидит чужак. Завернули кони за угол – только я их и видел.
Алексеев перехватил его осторожный взгляд.
– Прибежали лесные злодеи и первым долгом: «Ты кому такой-сякой дал коней?»
– Никому и ничего я не давал. Зашел в хату за зерном, и сами видели вы, люди добрые, как получилось.
Видно ответ мой их убедил, но все равно дали мне добре по зубам, а потом еще липкую оплеуху приложили, и будь здоров. Хорошо, что так обернулось, а то ведь могли и шлепнуть. У них это делается легко.
Лицо хозяина оживилось…
– А через два дня приезжает на моих конях незнакомый хлопец и говорит улыбаясь: «Добрый день, дядьку!»
– День добрый! День добрый, начальник. Зачем пожаловал? – отвечаю ему.
Он засмеялся.
– Получите ваших красавчиков. Кони накормлены. Остынут – напоите, – с какой-то искренностью проговорил незнакомец и собрался уходить.
– Кто же ты будешь, добрый человек? – спрашиваю его. – Скажи, хоть как тебя величать?
– С чужого района я, чужой в ваших местах, – отвечает он.
– А фамилия? – спросил капитан. – Как его звали?
Хуторянин пожал плечами.
– Так и не сказал он мне ни имя свое, ни фамилию, – последовал ответ.
Морозы постепенно спали. Март порадовал пахучей, мягкой оттепелью. Посерели и осели ноздреватые снега. А через несколько дней прошли даже редкие дожди вперемешку с мокрым снегом. Дороги почернели и разверзлись размытыми колеями. На взлобках, обласканных солнышком, показалась первыя чубы светло-лиловой зелени.
Однажды в штаб полка к капитану зашла молодая румяная девушка в дубленом рыжем кожушке, расшитом синими волошками (рус. – васильками. – Авт.) и зеленым орнаментом под березовые листья. Он впервые видел такую живописную одежонку. Представилась, назвавши себя Олесей Кныш из Люховичей.
– Садитесь. Чем могу быть полезным? – спросил гостью хозяин кабинета.
На минуту она смутилась, потом быстро овладела собой и начала повествовать.
– Вчера один хлопец передал вот этот сверток. Просил доставить только вам – военным.
– Что за хлопец?
– Я мало его знаю. Встречалась раз с ним в прошлом году. Он за меня заступился, – исповедовалась девушка.
– Ко всему этому он еще оказался и героем? – пошутил Алексеев.
– Наверное, герой – сильный и смелый паренек. Я работаю здесь заведующей хатой-читальней, библиотекой, – теперь уже спокойно продолжала она. – Как-то под вечер ко мне в дом пришли двое военных в советской форме и сказали, что меня вызывают в сельсовет. Я быстро собралась и пошла с ними. Идем, молчим, но вижу, они повернули в противоположную сторону от дома сельского власти и направляются прямо к лесу.
Я догадалась, что меня ждет, и в слезы. Реву, шмыгаю носом. Один из них, видимо, старший, мне и говорит: «Иди и не шевелись. Крикнешь – гаплык тебе, поняла, сука, москальская прислужница?»
Проходим мимо кладбища, как вдруг из-за ограды выскакивает парень с автоматом наперевес. Одного, того, что мне угрожал, скосил сразу. Другой мой конвоир, почувствовав, что дело плохо, отбросил винтовку в сторону и ринулся в сторону болота. Хлопец мне прокричал: «Беги в село, красавица, да больше не попадайся в руки бандитам!» А сам кинулся вдогонку за улепетывающим бандюгом. Потом остановился и дал короткую очередь. Сама видела, как с беглеца слетела шапка, и он плюхнулся в воду.