Дайрут только что закончил чертить план очередной крепости, которую несложно будет отобрать у Орды, зато потом, сменив небольшой гарнизон на собственный, оборонять придется большой кровью.
Подобное он делал не раз и всегда ставил на листке подпись, причем по какой-то непостижимой причине — каждый раз чужую, порой он писал имя отца, иногда — отца Айры, прошлого короля Дораса, время от времени он выводил рунами гномов прозвище Разужи — «Потрясатель Мира».
Агний, что заведовал теперь всеми бумагами у Мартуса и даже начальствовал над парой писцов и несколькими мальчишками-посыльными, при виде живого Дайрута сделал круглые глаза и попытался упасть в обморок.
Затем привык, но, обнаружив очередную чужую подпись на схеме или карте, бледнел от ярости.
Дайрут знал, что время от времени Агний берет уроки боя на мечах у Дивиана — по настоянию Мартуса Рамена. Также знал и то, что каждый раз бедолага-помощник умудряется едва ли не изувечить себя, но упорно не бросает занятий.
Еще Дайрут слышал, что когда на двух горожанок напала адская гончая, Агний кинулся на помощь и даже кое-как защищал женщин, пока не подоспели воины Орды, в тот день оказавшиеся более расторопными, нежели люди Мартуса Рамена.
Оставив чернила сохнуть, Дайрут распахнул створки окна и выглянул наружу — там заканчивалась весна, там расцветал летний Жако, город, в котором когда-то родился Айн Рольно.
Родился и умер.
А потом воскрес и понял, что нужно многое исправить.
Несмотря на амулет из храма Светлого Владыки, Талаю особо не доверяли.
И правильно делали.
Потому что едва миновал день, полный чуждых ему забот, и наступила ночь, как он соорудил из старого одеяла и нескольких веток подобие спящего человека, а сам вылез из дымной и мрачной землянки наружу.
Двое стражей, поставленных не так давно, уже спали.
Затерянный в чащобе лагерь был самым ужасным изо всех, которые когда-либо видел Талай — здесь не ругали за провинности, а самым страшным наказанием считали изгнание. Разбойники не заботились о завтрашнем дне; у них имелось шестеро или семеро командиров, что постоянно ссорились между собой.
Десяток воинов — хоть варваров, хоть кочевников, да даже гоблинов или сытых и ленивых пехотинцев Дораса — легко победил бы в открытом бою полсотни этих идиотов.
Никто из них не умел воевать, даже купец больше смыслил в военном деле.
Впрочем, лезть с объяснениями и указаниями он не собирался.
Он просто взял то, что было ему нужно, тихо вывел свою лошадь узкой тропкой из лагеря, определил по звездам нужное направление, в очередной раз поразившись круглой хреновине в небесах, и уехал.
Самое смешное было в том, что он «украл» только свое — собственную лошадь, одежду, саблю и щит, позаимствованные у воина из рода Тахар. Ну и амулет — который здесь стоил раза в два больше, чем в Дорасе, но и там был не самой дешевой побрякушкой.
Он мог взять и еще что-нибудь, но понимал, что лучше этого не делать — да, сбежал, но ведь не убил никого, не взял чужого.
Талай остерегался ехать трактом, но троп и дорожек не знал, поэтому держался обочины и не торопился, готовый в любой момент свернуть в лес. Однако в эту ночь боги были милостивы — ему никто не встречался, если не считать мертвого путника с развороченным чревом, что валялся посреди дороги.
Добравшись до знакомого по многократным поездкам постоялого двора, он спешился, привязал коня к дереву и пошел дальше пешком.
Ворота оказались закрыты — но для молодого купца это не стало преградой, он подпрыгнул, зацепился руками за край створки, подтянулся, перекинул ногу, а через мгновение соскочил с другой стороны. Собак здесь не держали — это он отметил еще в прошлое свое тут появление, перед тем, как рассчитаться за две комнаты и скромный ужин.
Искать своих он не собирался — занятие это долгое и неблагодарное: варвара и акробата вполне могли убить или взять в плен.
Вместо этого Талай забрался на крышу конюшни, по ней прошел до раскрытого по летнему времени окна хозяйской комнаты и спокойно влез внутрь. Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, а затем бесшумно шагнул к кровати и зажал рот лежавшему на ней человеку.
Лицо его оказалось холодным, а голова от прикосновения безжизненно мотнулась вбок. Молодой купец отшатнулся, уловил запах крови, и в этот момент сзади ему почудился шорох.
Резко обернувшись, Талай принял на выдернутую саблю размытую черную тень. По запаху он догадался, что это адская гончая, и вместе они упали на кровать мертвого хозяина постоялого двора.
Тварь крутилась и тонко визжала, словно не обращая на Талая внимания, а затем дернулась и, обдав противника жаром из пасти, сдохла. Купец поднялся и, стараясь не думать ни о потерянных теперь уже спутниках, ни о товаре — хотя его было очень, очень жаль, — вылез обратно в окно.
А там его уже ждали — два беса, висевших в воздухе.
К удивлению Талая, они не спешили атаковать.
Некоторое время он ждал, сжимая саблю, а затем с ненавистью спросил:
— Чего ждете?
— А-амулет, — проскрипел один из бесов.
— Меша-ает, — на удивление мелодично пропел второй.
Купец понял, что купленный за большие деньги в Дорасе кулон и впрямь ограждает его от тварей Хаоса, во всяком случае, этих, потому что адская гончая не испугалась. Хотя и погибла очень легко, словно обыкновенная псина, не особенно живучая или сильная.
Он достал вещицу из-за пазухи и взмахнул ею в воздухе:
— Убирайтесь прочь! В преисподнюю!
Однако бесы только молча перепархивали из стороны в сторону, не желая улетать. Талай наступал на них, понемногу начиная понимать, почему твари остались здесь, а не убрались прочь сразу после того, как убили владельца и постояльцев.
Они ждали путешественников, чтобы убивать их по одному или небольшими компаниями!
Взмахнув в очередной раз амулетом, купец шагнул вперед и провалился, поскольку крыша закончилась. Извернувшись кошкой, Талай успел ухватиться за край настила. Он ободрал колено и бок, но не упал, но это было неважно, потому что амулет с четырьмя хищными птицами улетел вниз.
И в следующее мгновение оба беса метнули в него молнии.
Перед смертью Талай подумал: «При хане Дайруте такого быть не могло».
Айра
Зверей в этом лесу не было — большую их часть истребили крестьяне, искавшие хоть какого-то пропитания, остальные либо ушли дальше от людей, либо попали в руки фуражирам кочевников.
Деревья стояли вокруг полянки сплошной стеной, а в стороны от нее разносился звон стали.
Айриэлла Дорасская, королева и правительница Орды, она же Хан-ши, которой пугают детей, сильно вспотела. Ни наручи, ни занятия с наставниками по оружию не подготовили ее к настоящему бою.
А Коренмай, зная о свойствах артефактов, спасающих жизнь своему владельцу, дрался в полную силу.
Они бились в кругу, образованном несколькими Рыжими Псами.
Изуродованный кочевник сделал очередной выпад саблей, затем легко уклонился от ответного удара, скользнул вперед и пронзил кинжалом то место, где мгновение назад стояла Айриэлла.
Уклонение дорого далось ей — она споткнулась и едва не упала, а в следующий миг сабля уже касалась ее горла.
— Если ты хочешь сражаться на равных с настоящими воинами, тебе надо учиться, — отметил Коренмай. — А Дайрут, если бы у него были руки, растер бы тебя на поле боя в мелкую крошку и сожрал.
— Он действительно такой хороший боец? — поинтересовалась девушка.
— Я точно знаю, что он в пятнадцать лет убил в честном поединке опытного наемника, — ответил кочевник. — А после этого Дайрут тренировался каждый день и становился только лучше. Если бы он не был болен, никто из нас не решился бы выйти против него.
— А все вместе?
— В конце битвы против Разужи он один прошел сквозь все поле боя, из одного конца в другой, на него нападали со всех сторон, а потом он шагал дальше, а его противники оставались лежать. Дайрут был действительно хорош, а оценить его сейчас нельзя — ведь он не снимал наручи, а теперь он, если еще жив, совершенно беспомощен.
Айра вздохнула.
Было в молодом хане что-то, что задевало ее, и даже если бы Голос не сказал, чтобы она пощадила его тогда, в то страшное утро, когда она отрубила ему руки, — королева все равно не смогла бы его убить.
Теперь ее считали Хан-ши, то ли демоном, который носит в своем животе бога, то ли просто беременной девушкой, которой выпала участь развалить Орду и спасти весь мир. Ее больше не пытались убить, на ее власть новые темники, с которыми она шла к Жако, не посягали. С ней не спорили, если она хотела выехать на прогулку или посмотреть, как учатся воины.
Однако не все было так хорошо.
Дайрут оставил ей весьма тяжелое и неблагополучное наследство, и родовитые степняки продолжали плести интриги. То там, то здесь вспыхивали восстания, от разбойников в дальних провинциях не было продыху, а попытка жестко разобраться с бунтарями приводила к тому, что жители целыми селениями уходили в горы или леса.
Только теперь Айриэлла понимала, насколько уютным и мирным, тихим было ее королевство Дорас. Она хотела бросить все на Ритана, Имура и Коренмая и сбежать обратно, так было бы лучше для всех, однако Голос утверждал, что она нужна здесь, правда, не мог достаточно внятно объяснить, зачем.
После того как ограбили обоз с данью из Вольных Городов и золото исчезло неизвестно куда, Айра погнала свое войско с самой большой скоростью, какую могли выдержать люди и животные.
По словам Имура, у Дайрута и те и другие были куда выносливее — и никто не мог понять, отчего.
— Мы успеем, — говорил Коренмай, морща изуродованное лицо. — Дело времени.
Но вот времени-то у них как раз и не было.
Круглая штуковина в небесах все росла, и теперь было видно, что она похожа на исполинский кусок камня — с выступами и ямками. Она закрывала немаленькую часть неба и порой словно проглатывала солнце, и тогда среди варваров и кочевников начиналась паника.