— Чертежи дирижабля скоро будут, — спокойно сказал Улгэн. — Твой дед должен мне услугу, и пришло время возвращать долги. Тебя же устроят чертежи от Михаила Белова?
Я криво усмехнулся. Мой план по получению доступа к чакросети провалился. И причина очень иронична. Смешно.
— Устроят, — выдохнул я и с трудом сел. — А сейчас отведите меня к вашим ремесленникам и расскажите все секреты ваших металлов. Старик, ты сам видишь, что долго они со мной не пробудут.
— Вижу, — проворчал Улгэн. — Айнана тебя проводит.
Женщина вышла из-за спины старика и помогла мне встать и одеться. А потом, придерживая, повела на выход из дю. Но не успели мы дойти, как внутрь шатра ворвались Лулу и Лиза. Они резко остановились передо мной. Запыхавшиеся, красные.
— Белов, ты чего, в гуля превратиться решил? — неуверенно спросила Лулу, оглядывая меня с ног до головы.
— Волновались за меня, мои тараканы? — я улыбнулся.
— Пф-ф, — Лиза вышла первой. А за ней и Лулу.
Я проводил их взглядом и твёрдо решил, что сделаю всё возможное для спасения их жизней. Даже если придётся пожертвовать своей.
Глава 19. Ритуал
Чучин, мэнун и алтан — три металла, добыча которых ведётся только на территории Восточных Племён. И каждый из них помогает Племенам выживать.
— Цени нашу щедрость, ребятишка, — прошептал Улгэн.
— Угу, щедрость, — пробурчал я, покрепче сжав рукоять трости, на которую опирался. — Для покойника.
Улгэн хмыкнул, но промолчал.
Прямо сейчас мы стояли в конусовидном здании, сделанном из еловых веток, — у стены рядом со входом — и смотрели в слабо освещённый центр помещения. Там находилась круглая платформа, обшитая сероватой кожей. Из неё в разных местах торчали старые оленьи рога. Я разглядывал платформу и ждал. Вот-вот должен был начаться ритуал, который Тунгусы торжественно называли ге балдын. В дословном переводе это означало «второе рождение».
Мы с Улгэном были не одни. В комнате находились и другие Тунгусы. Кажется, они расположились у стен. Из-за полумрака я никого не видел, но отчётливо ощущал их враждебность. Не нравится им, что чужак присутствует на ритуале. Но мне как-то плевать.
Неделя прошла с момента, как вирус дал о себе знать и чуть не свёл меня в могилу. За это время я изучил все знания, которые имелись у Тунгусов о металлах. Улгэн умудрился достать чертежи дирижабля в рекордно короткие сроки — даже не знаю, как он это сделал. Поэтому строительство воздушных суден уже велось полным ходом.
— Идут, — предупредил Улгэн.
Сразу после его слов раздался плач ребёнка. В помещение вошла пожилая Тунгуска, крепко прижимающая к себе свёрток с младенцем. Ей навстречу выдвинулась странного вида старуха с очень худым, костлявым лицом, одетая в белые меха. Её глаза закрывала белая лента.
Что странно — волосы у неё были хорошие, даже красивые. Белоснежные, густые, заплетённые в косы, закреплённые бронзово-золотистыми кольцами. Они доходили почти до пола и заканчивались бронзовыми острыми наконечниками. Старуха бережно приняла ребёнка из рук женщины. Я заметил, как блеснули её ногти. Тоже бронзово-золотые. Если не ошибаюсь, то все металлические элементы на её теле — это алтан и чучин.
Старуха положила ребёнка на круглую площадку, между рогов. Из полумрака вынырнул безрогий белый олень, от которого веяло старостью и мудростью. В серебристых зубах он держал новорождённого оленёнка, который с любопытством мотал головой. Его тонкие длинные ноги качались из стороны в сторону под действием инерции.
Старый олень положил детёныша рядом с ребёнком и отступил в тень. Оленёнок попытался встать, но не смог. Старуха достала из рукава серебряный нож.
«Он сделан полностью из мэнуна?» — мысленно спросил я, чуть подавшись вперёд.
Думаю, да, — ответила Алиса.
Очень и очень интересно. Тунгусы ни в какую не хотели давать мне ещё немного мэнуна для изучения. Мол, каждая крупица на счету. А вот глядите-ка — целый нож сделали.
Старуха положила ладонь на голову ребёнка, тот затих и погрузился в сон. После этого она так же усыпила оленёнка.
— Во многих Племенах ге балдын проводят на живую, — тихо сказал Улгэн. — Но мы много столетий назад отошли от этой традиции.
Пока Улгэн говорил, я хмуро наблюдал за старухой, гадая, как именно она усыпила оленёнка и ребёнка. Я до сих пор так и не понял, как у Тунгусов устроена система развития. Они не Огранённые, это точно. И Чернокнижниками их назвать нельзя — они не забирают силу зверей, а на равных взаимодействуют с ними. Но если у Огранённых и Чернокнижников всё более-менее ясно — кость, узор, чакра, Грань или метка, — то у воинов Племени полная неразбериха. Я не видел, чтобы они манипулировали чакрой. Например, старуха, ни разу не выпустила чакру из ладоней.
Когда я заявился со своим вопросом к Улгэну, он сказал, что ему лень объяснять и он возьмёт меня на ближайший ритуал ге балдын, где я сам всё увижу. Вообще, чем хуже становилось моё здоровье, тем лучше ко мне относились Тунгусы. Они искренне верили, что я умру, и ничего не скрывали. Одно плохо — теперь за мной неустанно следовала Айнана и старалась минимизировать мой контакт с Лулу, Лизой, Змеем и Камбалой. Видимо, Тунгусы опасались, что я поделюсь с ними секретной информацией.
— Первый этап. Сбор крови, — пробормотал Улгэн.
Старуха склонилась над оленёнком, проткнула ему кожицу на шее и подставила к ране небольшую серебряную склянку, которую за мгновение до этого непонятно откуда вытащила. Ещё один предмет, сделанный из чистого мэнуна.
Набрав крови, старуха коснулась рукой ранки, и та сама собой зажила. Снова. Ни узоров, ни чакры. Как она это делает? После оленёнка старуха перешла к ребёнку, в ту же склянку сцедила и его крови. Затем отставила её и вернулась к оленёнку.
— Второй этап, — серьёзно сказал Улгэн. — Обнажение главной кости.
Старуха одной рукой перевернула оленёнка на живот, а затем ловко взмахнула ножом. На затылочной части головы зверя появился ровный полукруглый порез. Старуха взялась за шкуру и оттянула её, обнажая кость.
Я поморщился. Неприятное зрелище. Но я бы с большим интересом изучил главную кость оленёнка. Она должна быть испещрена природными узорами зверя. Именно эту кость Чернокнижники вырывают и превращают в костный порошок, который вводят в свою кровь.
— Третий этап, — продолжал Улгэн. — Я не знаю, как перевести его на твой язык. Так что смотри сам.
Старуха протянула указательный палец и остановила его над головой оленёнка. С её ногтя сорвалась серебряная капля, упала на окровавленную кость и зашипела. Затем ещё одна капля. Ещё.
— Расплавленный мэнун, — пояснил Улгэн.
Я с удивлением смотрел, как на кость бедного оленёнка льётся расплавленный металл. Наконец, спустя секунд тридцать, старуха убрала палец.
Пятьдесят пять капель, — заметила Алиса.
Старуха взяла склянку и вылила всю смешанную кровь на кость. Ноги оленёнка начали подрагивать, мышцы пульсировали под шкурой. Жуткое зрелище.
— Четвёртый, последний этап. Он наступает, когда мэнун запомнил сэрэ и впитался в кость будущего ниру.
— Что такое сэрэ?
— М-м-м… — Улгэн задумался. — Узор, наверное. Хотя это неполное значение.
Старуха опустила ладонь на затылок оленёнка и затем медленно подняла руку, будто магнитом вытягивая из затылочной кости серебристо-бордовую жидкость, ярко переливающуюся под тусклым светом. Похоже — смесь крови и расплавленного мэнуна.
Старуха перевернула свободной рукой ребёнка на живот. Блеснул серебряный нож, и на коже, на месте верхнего позвонка, появилась полукруглая ранка.
— Скажи мне. Вы пользуетесь чакрой? — спросил я, не отводя взгляда от происходящего таинства. Старуха опустила руку над ребёнком, и жидкость полилась в рану.
— Да, — безмятежно ответил Улгэн. — Как ещё?
— Но почему я её не чувствую?
— Мы используем меван чакры. Её суть. Убираем все примеси. Тебе не понять, ребятишка. Никому из вас не понять.
Я нахмурился. Открыл уже рот для уточняющего вопроса, как последняя капля серебристо-бодровой жидкости упала на кость ребёнка. В то же мгновение малыш вспыхнул чакрой. Я остался стоять с открытым ртом.
Горячая чакра! — воскликнула Алиса. — Вот в чём дело! Тунгусы используют горячую чакру, Арчи!
Я закрыл рот и сглотнул. И пока приходил в себя, раны на оленёнке и ребёнке сами собой закрылись. Старуха с улыбкой оглядела Тунгусов и певучим голосом пропела:
— Давды-ы-ын!
Сразу же послышались радостные шепотки. Тунгусы были довольны.
— Ты принёс удачу, ребятишка, — усмехнулся Улгэн. — Далеко не каждый ребёнок может обрести связь со своим ниру и стать бэюктэдери. Но после каждого ритуала использованный мэнун теряет свои свойства. Пойдём. Тебе больше нечего смотреть.
Улгэн последовал на выход, а я за ним. Каждый шаг отдавался болью в лёгких. Приходилось опираться на трость, чтобы идти, а не ковылять. Мимо нас к месту ритуала прошла ещё одна женщина с ребёнком.
— Кто такие бэю…
— Бэюктэдери. На вашем языке нет такого слова. Это те, кто получили своего ниру.
— А если ритуал провалится…
— Никто не умрёт. Каждый член нашего Племени должен пройти через ритуал.
Мы вышли на улицу. Было довольно прохладно, под ногами хрустел снег, светило солнце.
— Каждый член племени? А что бывает со зверьми, которые не нашли себе… хозяина?
У меня на языке было очень много вопросов, и я не знал, какой задать первее.
— Да, каждый. Звери возвращаются в свой Лес.
— Только олени и волки?
— Нет, ребятишка. Зверей хватает.
Меня вдруг прихватило, я закашлялся, пятная снег кровью.
— Тебе нужно отдохнуть, — с сочувствием сказал Улгэн.
— Нет, — в любое другое время я не стал бы так разбрасываться своей кровью и обязательно бы её убрал — как Кровавый Огранец я прекрасно знаю, какие опасные последствия могут быть у такой, казалось бы, незначительной неосторожности.