дивший строительством, был, как и начальники Белжеца и Собибора, ветераном программы «эвтаназии». Однако, в отличие от Франца Штангля (в Собиборе) и Кристиана Вирта (в Белжеце), Ирмфрид Эберль был врачом, а не начальником полиции. Он руководил двумя заведениями «эвтаназии».[547]
Эберль, казалось, был доволен своим последним назначением. Во время постройки фабрики смерти в Треблинке он писал жене:
«Для меня все складывается очень хорошо. Уйма работы, и она интересная».
Когда постройка лагеря подходила к концу, он был «доволен и горд этим достижением». Он был счастлив, что люблинская модель Глобочника будет теперь действовать и в Варшаве.[548]
Варшава была родиной многих образованных поляков и самым большим в Европе средоточием евреев; это был метрополис, которому не было места в нацистском мировоззрении. Весной 1942 года более трехсот пятидесяти тысяч евреев все еще были живы в Варшавском гетто.
Варшава была самым крупным городом Генерал-губернаторства, но не его административным центром. Ганс Франк, генерал-губернатор, предпочитал управлять из Кракова, забрал себе древний польский королевский замок и изображал из себя современного расового аристократа. В октябре 1939 года он сорвал попытки решить еврейскую «проблему», отправив евреев в Люблинский округ Генерал-губернаторства. В декабре 1941 года Франк сказал своим подчиненным, что они «должны избавиться от евреев». Тогда у него еще не было идеи, как этого добиться, но к весне 1942 года Франк уже нашел решение. У Люблина было что предложить Франку: это больше был не округ, который привлекал все большее количество евреев в Генерал-губернаторство, а место, где евреев, которые уже жили в Генерал-губернаторстве, можно было уничтожать. Эта идея нашла одобрение. «Травники» прибыли в Варшаву в феврале и апреле. Летом 1942 года Франк передал СС контроль над еврейскими работниками, а затем и над самими гетто.[549]
Предлогом для последующей эскалации событий стало убийство одного из очень крупных начальников СС. После Гитлера и Гиммлера Рейнхард Гейдрих был самым важным архитектором политики уничтожения евреев. Он также был типичным примером нацистской тенденции давать одному человеку несколько должностей: будучи главой службы безопасности Рейха, он отвечал за Протекторат Богемии и Моравии — чешские земли, аннексированные Германией в 1939 году. 27 мая 1942 года на него было совершено покушение чехами и словаками, нанятыми британской разведкой; он был ранен и умер 4 июня. Гитлер и Гиммлер были раздосадованы тем, что он ездил без охраны, которая, как Гейдрих полагал, ему была не нужна, поскольку он был популярен среди чехов. В чешских землях, в отличие от оккупированной Польши и Советского Союза, немцы не применяли репрессивных методов; Гейдрих делал особый акцент на хорошем обращении с чешским рабочим классом.[550]
Убийство Гейдриха означало потерю одного из архитекторов «окончательного решения», но вместе с тем и обретение мученика. Гитлер и Гиммлер встречались и разговаривали 3, 4 и 5 июня 1942 года. Гиммлер составил панегирик:
«Наша святая обязанность — отомстить за его смерть, продолжить его работу и уничтожить врагов нашего народа без жалости или слабости».
Одно чешское село, Лидице, было полностью разрушено в отместку за убийство Гейдриха: мужчин расстреляли на месте, женщин увезли в немецкий концлагерь Равенсбрюк, а детей отравили газом в Хелмно.[551]
Нацистская политика полного истребления польских евреев в Генерал-губернаторстве теперь получила название «Операция “Рейнхард”» как дань памяти Гейдриха. Упоминание об убийстве делало из немцев жертв и позволяло преподносить массовое уничтожение евреев как расплату. Согласно нацистскому мировоззрению, убийство Гейдриха в мае 1942 года сыграло такую же роль, что и провозглашение войны Америкой в декабре 1941 года: оно подняло дух праведной солидарности среди якобы жертв нападения (нацистов) и отвлекало внимание от действительных источников немецких трудностей и политики. Гейдрих стал выдающейся «жертвой» мнимого международного еврейского заговора, на котором и лежала ответственность за войну.[552]
Евреев уничтожали, потому что Гитлер сделал это целью войны, но даже после того, как он обнародовал свои желания, время их смерти зависело от того, как немцы воспринимали течение войны и связанные с этим экономические приоритеты. У евреев было больше шансов погибнуть, когда немцев беспокоил вопрос нехватки продовольствия, и меньше шансов погибнуть, когда немцев беспокоила нехватка рабочей силы.
Гитлер озвучил свое решение убить всех евреев вскоре после того, как объявил, что советских военнопленных нужно использовать как рабочую силу, а не убивать их. В начале 1942 года выжившие советские военнопленные были интегрированы в состав рабочей силы в Германии, а Ганс Франк преуспел в организации колониальной польской экономики в своем Генерал-губернаторстве. С немедленно гарантированными поставками рабочей силы продовольствие стало главным поводом для беспокойства как в Рейхе, так и в оккупированной Польше. Герингу пришлось объявить об урезании продуктовых пайков для немцев Рейха в апреле 1942 года; в том году в Рейхе действительно значительно снизилось среднее потребление калорий. Франк со своей стороны был обеспокоен улучшением поставок продовольствия своему польскому рабочему классу.[553]
Таким образом, летом 1942 года экономические соображения — как их понимали немцы — скорее ускорили, чем затормозили план уничтожения всех польских евреев. Когда главным предметом беспокойства стало продовольствие, а не рабочая сила, евреи превратились в «дармоедов», и даже те, кто работал на благо немецкой экономики и Вермахта, подверглись опасности. К концу 1942 года Ганс Франк снова захотел рабочей силы больше, чем продовольствия, и поэтому решил оставшихся евреев держать в живых. К тому времени большинство польских евреев уже погибли. Немецкая экономика была подобна натянутому канату, по которому евреев заставляли ходить босиком, с завязанными глазами и без страховочной сетки внизу. Только этот канат и отделял их от смерти; он был кровавым и предательским и не мог не подвести их.[554]
Строительство фабрики смерти в Треблинке было завершено 11 июля 1942 года. Через восемь дней, 19 июля 1942 года, Гиммлер приказал закончить «переселение всего еврейского населения Генерал-губернаторства к 31 декабря 1942 года». Это касалось прежде всего Варшавы.[555]
В Варшаве 22 июля 1942 года специалист Глобочника по «переселению» Герман Гёфле и его СС-группа по зачистке гетто проинструктировали Полицию безопасности в Варшаве, а затем нанесли визит Адаму Чернякову — главе юденрата. Гёфле сказал Чернякову, что тот на следующий день должен привести пять тысяч евреев на перевалочный пункт, называемый «Умшлагплац». Черняков, знавший о других чистках в гетто Люблинского округа, кажется, догадался, что затевается. Вместо того, чтобы принять ответственность за часть работы по координации уничтожения своих соплеменников, он покончил с собой. После смерти Чернякова немцы прибегли к обману, приказав еврейской полиции повесить объявления, обещавшие хлеб и повидло тем, кто придет на Умшлагплац. Первая партия из приблизительно пяти тысяч евреев отправилась из Варшавы в Треблинку 23 июля. По воспоминаниям Блюмы Б., голодающие люди сделали бы все что угодно за кусок еды, «даже если знаешь, что тебя убьют».[556]
Так началась операция в Варшавском гетто, которую немцы назвали «Большой операцией». Гёфле и его команда расположились в этом гетто по адресу Железная, 103. Как они делали в других городах и городках Люблинского, Краковского округов и дистрикта Галиция в Генерал-губернаторстве, они вместе с местной Полицией безопасности теперь прибегли к принуждению. С помощью нескольких сотен «травников» и примерно двух тысяч еврейских полицейских немцы устраивали облавы в Варшавском гетто почти ежедневно в течение последующих двух месяцев. Когда самых голодных увезли, еврейская полиция принялась за группы беспомощных: сирот, бедняков, бездомных и заключенных. У стариков и маленьких детей вообще не было никаких шансов. Дети до пятнадцати лет полностью исчезли из гетто. Совсем малышей, больных, калек и стариков немцы расстреливали на месте.[557]
Поначалу еврейские полицейские могли справляться с работой с минимальным наблюдением со стороны немцев. После нескольких дней депортаций голодных и беспомощных немцы применили в Варшавском гетто тот же самый метод, что и в других местах: неожиданное оцепление здания или части улицы, проверка документов и депортация всех евреев, которые годились к работам. Еврейская полиция под присмотром немецкой полиции провела первое оцепление 29 июля 1942 года. Немцы решали, какие территории надо зачистить в какое время; еврейские полицейские на рассвете вскрывали заклеенный конверт с инструкциями о том, где в тот день должна пройти зачистка. В целом, ради выполнения квоты немцы проводили по две операции ежедневно.[558]
Отбор для работы сохранял некоторым людям жизнь, но разрушал коллективный дух сопротивления. Хотя немцы были далеки от точности в своих наблюдениях за разницей между зарегистрированными работниками и другими, отбор создавал принципиальное социальное разделение между евреями, у которых были документы, и теми, у кого их не было, и вызывал всеобщую обеспокоенность по поводу личной безопасности. Люди полагали, что они и их семьи могут оставаться в гетто, имея правильную работу и правильные документы. Такая приватизация надежды была приговором для чувства солидарности. Имеющаяся энергия расходовалась на охоту за документами, а не на координацию действий по сопротивлению. Никто (пока) не пытался вырвать монополию силы внутри гетто из рук немецкой и еврейской полиции. Пока не было группы евреев, желающих сопротивляться еврейской полиции, облавы и депортации могли продолжаться под немецким надзором, но при довольно ограниченном немецком контингенте.