Ненавижу такие дела. Из показаний потерпевшей ясно: то, что началось с пьяного веселья, переросло в ужасный ужас, шок от которого просачивается даже сквозь формальность заявления. На протяжении всего слушания ответчик сидит с ухмылкой, отчего хочется как следует ему врезать. Его надменное высокомерие не оставляет сомнений: он знал, чего хочет, и добился этого, вопреки всем искренним «нет». Надеюсь, медицинское заключение о травмах потерпевшей убедит присяжных: обоюдным согласием тут и не пахнет. Грубый секс в моей жизни случался, но чтобы потом накладывать швы… Судя по возражению защиты, ответчик заявит, мол, они оба набрались так, что ее ран не заметили. На это я отвечу, что если присяжные не верят, что потерпевшая сказала категоричное «нет» – мол, сейчас она сожалеет об этом и врет, чтобы себя обелить, – им следует исходить из того, что если она была слишком пьяна, чтобы не заметить обширный разрыв в области анального отверстия, то она была и слишком пьяна для того, чтобы дать согласие на секс. Так или иначе, говнюка я засажу.
Выходные пролетают быстро. Карл на конференции, но не по сексуальной зависимости, о которой он рассказывал, а на другой, посвященной зависимости от порнографии в Интернете. Свободное место появилось в последнюю минуту. Я фотографирую Матильду на качелях, с горячим шоколадом в парковом кафе, и пересылаю фото Карлу, чтобы невинный образ защитил его от ужасов, о которых ему предстоит слушать. Звонит его мать, и мы болтаем о том, что ей делать с Матильдой в следующие выходные, когда она будет за ней присматривать.
– Я прослежу, чтобы в холодильнике были продукты, и план питания оставлю, тогда вам не придется об этом беспокоиться, – говорю я.
– Это лишнее. С готовкой на нас двоих я точно справлюсь. Матильду нужно куда-то вести? По выходным у нее есть какие-то занятия? Мне трудно следить за вашим расписанием, – признается она.
– Один раз можно и пропустить. Давайте не будем ничего усложнять.
Карлу это не понравится, но я думаю, не стоит заставлять его маму вести Матильду на плавание.
– Спасибо. Пожалуй, так будет проще.
– Определенно. Я и сама стараюсь не ходить в бассейн, – смеюсь я.
– Да, Карл мне рассказывал. – Свекровь в ответ не смеется, и я быстро заканчиваю разговор. Пусть Карл сам с ней общается и проверяет, подходят ли ей наши планы.
Понедельник быстро сменяется вторником и так далее; у меня еще одно пятидневное разбирательство в суде короны в Хэрроу, еще одно групповое ограбление. Патрик шлет мне свежие новости, и в отношении дела Мадлен у меня появляется осторожный оптимизм: фактов у нас даже больше, чем я надеялась. В пятницу присяжные так спешат осудить грабителей, что, даже с учетом оглашения приговора (шесть лет, сурово, но справедливо) и последующей беседы с клиентом, я освобождаюсь уже к трем часам. И Роберт, и Санкар прислали эсэмэски с приглашением выпить, но я с удовольствием отказываюсь. Я еду домой и хочу провести пятницу с Матильдой.
Мы едим пиццу, смотрим мультфильм про панду – фантастического мастера боевых искусств. Матильда счастлива, и я, если честно, тоже. Телефон молчал всю неделю – ни угроз, ни обвинений от анонима не приходило. Что бы ни говорил Патрик, это как-то связано с ним. Пусть косвенно, но преследователь достиг своей цели: нет близкого общения с Патриком – нет проблем. На этой неделе нет.
Уложив Матильду, я собираюсь в поездку. Карл на срочном вызове по звонку одного из пациентов. Прием он проводит в кабинете, который арендует в клинике нетрадиционной медицины в Тафнелл-парке. Бедняга Карл вынужден держать все свои профессиональные свидетельства дома на стене. Вот сможет повесить их на работе – в кабинете, где не будет другого психотерапевта, – он почувствует, что наконец добился успеха. Я его понимаю. Получить отдельный стол в конторе было очень важно. Я до сих пор помню, как радовалась, впервые увидев свое имя на вывеске конторы. Именно тогда я почувствовала себя полноправным специалистом.
Я оглядываю висящие в шкафу платья и достаю одно – платье с запа́хом, которое всегда мне нравилось. Карл его не одобряет – наверное, из-за длины, – но, думаю, оно мне идет. Снова вспоминаю, как радовалась, когда получила должность. Это чувство мне знакомо, а Карлу нет. Его уволили по сокращению штата, а моя карьера пошла в гору. Он обрастает клиентами и групповую терапию начал удачно, но по-прежнему делит кабинет с ароматерапевтом и рейкистом. Все свидетельства его профессиональных достижений вывешены лишь у нас на кухне.
Я вынимаю платье с запа́хом из сумки и вешаю обратно в шкаф. Потом я достаю платье, которое пару лет назад Карл подарил мне на Рождество. Тогда после праздничного ужина мы несколько часов ругались. «Когда мне такое носить?! – орала я. – Ты совсем не знаешь меня!» Короткое платье оскорбляло мою расплывшуюся от беременности фигуру, беспощадный ярко-красный цвет подчеркивал каждый ее изъян.
«Оно тебе подойдет. Нужно же пробовать что-то новое», – заявил Карл, шокированный моей злостью. «Не указывай мне!» – гаркнула я и прорыдала остаток вечера.
Я щупаю ткань, прикладываю платье к себе. Бирки на месте, не сорванные со дня, когда я впервые достала платье из упаковки. А оно не так ужасно, как мне помнится. В мыслях мелькает, что такое платье может понравиться Патрику. При чем тут Патрик? Я же думаю о Карле. Хочу, чтобы он сделал мне комплимент, показал, что ценит меня. Я раздеваюсь, натягиваю платье и морщусь от его тесноты. Оно впрямь не так плохо, как я думала. Удачный покрой подчеркивает мои достоинства, а от недостатков отвлекает внимание блеск красного шелка. Я кручусь перед зеркалом – выгляжу очень даже ничего, – потом снимаю платье, кладу в сумку и надеваю пижаму. Уже почти десять – я пишу Карлу, спрашивая, скоро ли он будет дома.
«Да, скоро, – отвечает он. – Прости, у нас небольшое ЧП. Не жди меня. XX».
«Хорошо, – пишу я. – Спокойной ночи. ХХ». Пусть задерживается – главное, чтобы до завтра вернулся. Какое-то время я провожу за чтением книги – триллера о нездоровом браке, в котором все рушится, – и улыбаюсь. Это больше не наша история. Мы уезжаем на романтический уик-энд. Я засыпаю с улыбкой на губах, выпускаю книгу из рук, и она падает на пол.
– Давай на машине поедем, – говорит Карл следующим утром, когда мы лежим в постели.
– Зачем? На поезде куда быстрее. Если поедем на машине, пробок не избежать, а мне в них сидеть совершенно не улыбается.
– Мне лучше на машине. Больше драгоценных минут на общение с тобой. – Карл наклоняется и целует меня.
– Сидение в пробках – та еще драгоценность. Сплошное раздражение.
– Пробок может и не быть. Машину поведем по очереди, – говорит Карл.
– Ну да, пожалуй. – Заморачиваться не хочется, но в эти выходные придется.
– Нормально получится, – уверяет Карл. – Я не слишком устал и за руль сесть смогу.
– Во сколько ты вчера вернулся?
– После часа. Клиент был в ужасном состоянии. На грани суицида, знаешь ли. Я не мог его бросить. – Карл выглядит встревоженным.
Про суицид не знаю, чему очень рада. Звучит ужасно, о чем я говорю Карлу.
– Да, Элисон, это ужасно. Боюсь, мне никогда к такому не привыкнуть.
– Надеюсь, привыкать тебе не придется. По крайней мере, ты сумел ему помочь.
– Хорошо, если помог. Наверняка-то не скажешь. Я очень за него беспокоюсь.
– Ты сделал все, что было в твоих силах, и, я уверена, свою работу сделал великолепно. Не забывай, что тебе тоже нужно отдыхать, – говорю я, встревожившись, что поездка может отмениться.
Карл вздыхает:
– У него есть мой телефон. По крайней мере, к концу сессии ему стало легче.
– Вот и хорошо. Уверена, у него все образуется, – говорю я.
Вместо ответа Карл поворачивается и обнимает меня. Мы лежим так несколько минут, пока я не вспоминаю о скором приезде его матери. Мы встаем, идем под душ, кормим Матильду завтраком. Насчет поездки на машине я больше не спорю. Встретив свекровь, я целую ее и ухожу в гостиную: пусть Карл сам проводит ей инструктаж. Нет, мы с ней ладим, но ценные указания ей лучше получить от Карла. Я сижу на диване, пока не заходят Карл с матерью. За ними вбегает Матильда и прыгает бабушке на колени.
– Осторожно, милая, не так сильно! – Моя свекровь улыбается, но только губами.
– Прости, бабуля! – Матильда соскакивает с ее коленей и подбегает к Карлу.
Тот кружит ее и усаживает рядом с собой.
– Так, Матильда, ты будешь слушаться бабушку. Будешь кушать все, что она даст, и спать, когда она скажет, да? – спрашивает он.
Матильда кивает, кусая губы, потом не выдерживает.
– Надолго вы уезжаете? – спрашивает она.
– Мы же объясняли тебе. Только на одну ночь, – успокаивает ее Карл.
– А поговорить с вами я смогу?
– Если захочешь. Звони в любое время. Попроси бабушку и звони.
Вскоре после этого мы уезжаем. Тянуть резину несправедливо. Мать Карла нервничает все сильнее – поправляет диванные подушки, дергает занавески, добиваясь идеала. Когда я выхожу из гостиной, она расставляет украшения на каминной полке – сначала большие, потом маленькие. Матильда провожает нас до двери и обнимает обоих. Я стараюсь не замерять время объятий: мне ведь только показалось, что на Карле дочка висит дольше, чем на мне. «Ей будет полезно, – твержу себе я. – Пусть общается с родственниками». Да и со свекровью я всегда ладила. Просто некоторые рассказы Карла слегка… беспокоят, но если он рад доверить ей Матильду, то и я тоже.
– Они ведь справятся, да? – спрашиваю я, включаю поворотник и выезжаю на дорогу.
– Будем надеяться, – говорит Карл. – Ты ведь не передумала?
– Вовсе нет, просто…
– Идея была твоя, – резко напоминает Карл.
– Знаю, что моя. Только ведь…
– Хватит об этом. У них обеих все будет в порядке. Я же нормальным вырос, значит, мать у меня адекватная, – говорит он куда мягче.
Я не отвечаю. Чем ближе к Северной кольцевой, тем плотнее поток транспорта, и мне нужно сосредоточиться. Едва самый сложный отрезок остается позади, я поворачиваюсь к Карлу спросить о конференции, состоявшейся на прошлой неделе, но он заснул у окна, положив под голову «подушку» из шарфа. С одной стороны, я рада, пусть выспится, с другой – терпение у меня тает. Будить его не хочется – надеюсь, Карл проснется сам, чтобы сменить меня за рулем. Но он даже не шевелится, хотя при таком количестве транспорта поездка растягивается на три с лишним часа.