– Я вижу, что не все здесь ясно, – говорю я. – Но ты поставил себя в очень плохое положение.
Мне даже не хочется наезжать на него за то, что трахнул кого-то другого. Думаю, это уже в прошлом.
– Это не должно было произойти, – говорит Патрик. – Даже если бы не было этих последствий. Знаю, тебе это не нравится, и я не хочу делать тебе больно. Ненавижу делать тебе больно. Ты лучшее, что есть в моей жизни.
На мгновение мое сердце подскакивает, но потом реальность сказанного им доходит до меня. Я замужем за другим мужчиной. У меня есть дочь. У нас с Патриком не те отношения, которые я назвала бы значительными, даже учитывая всю эту драму и суматоху. Он получал от них удовольствие, и я тоже, пусть и в другом смысле. Для меня они стали утешением и укрытием, облегчением, что кто-то хочет меня, а не отталкивает. Но лучшее в моей жизни? Это в любом случае не Патрик. Это только Матильда. Я снова смотрю на него. Такое впечатление, что между нами открылась пропасть, бездна, которую не пересечь. Столкнувшись с потерей своей репутации, Патрик уже сам на себя не похож, съежившийся, небритый. Если все обернется для него не лучшим образом, он потеряет свободу и карьеру. Мне хочется посочувствовать ему, но мысль о том, через что прошла Кэролайн, засела в моей голове.
– Пожалуйста, Элисон, скажи, что поддержишь меня. Мне сейчас очень нужен друг, – говорит он.
Задумавшись на секунду, я беру его за руку, пытаясь не отдернуть свою при прикосновении его пальцев. Потом встаю и ухожу.
На пути в контору я покупаю сигареты и курю, стоя в дверном проходе. Это все стресс, нахожу я себе оправдание. Если когда и покупать сигареты, то сейчас. Но дым попадает мне в нос, отчего глаза начинают слезиться, и внезапно все вызывает у меня отвращение: и запах, и вкус – все. Я беру пачку и комкаю ее, а потом выкидываю в ближайший мусорный бак.
Вернувшись в офис, я несколько часов работаю над документами и в три говорю Марку, что мне нужно домой. Пишу Карлу, чтобы сообщить, что заберу Матильду, и он рад. Говорит, что сможет тогда принять еще одного клиента. Потом я выключаю телефон. Не хочу, чтобы мне присылали угрозы с неизвестного номера. Я еду на метро в Холлоуэй и снова иду в «Вэйтроуз», но в этот раз быстрее, пробегая по рядам как профессионал. Ни стейка, ни овощей для соблазнения, просто обычная стряпня дома: ингредиенты для рыбного пирога и лазаньи и шоколадный торт, который мы с Матильдой можем приготовить вместе, почти так же, как она с мамой Карла.
Когда я прихожу за ней, Матильда рада меня видеть. Я болтаю с мамами, ждущими у ворот. Атмосфера здесь дружелюбная и расслабленная. Теперь я не могу вспомнить, почему я так сильно их ненавидела, почему считала их такими ужасными. Они приветливые. Милая женщина в очках и большом джемпере рассказывает, как ее дочери Сальме нравится играть с Матильдой, и предлагает организовать им встречу, чтобы они поиграли вместе. Мы обсуждаем нашу общую ненависть к клубам по плаванию, и она смеется, когда я пародирую миссис Андерсон.
Она кладет руку на мою и говорит:
– Не знаю, как у тебя это получается – работать и заботиться о Матильде одновременно. – Она так открыто это говорит, так искренне, что в этот раз мне не хочется скривиться, услышав такое клише.
Я понимаю, что в горле засел ком, и несколько раз кашляю, чтобы прочистить его, прежде чем говорю:
– Нелегко, но Карл очень помогает.
– Она милая девочка, – говорит мама Сальмы.
– Спасибо, – отвечаю я со всей искренностью.
Дети начинают выходить из школы, и мы с этой мамой расходимся на поиски своих дочерей, но, прежде чем уйти, она говорит:
– Кстати, меня зовут Рания, было приятно поболтать.
– Мне тоже. Я Элисон.
– Некоторые из нас собираются через несколько недель сходить вместе в ресторан. Хочешь пойти? – спрашивает она.
Инстинкт немедленно подсказывает мне отказаться, но тут появляется что-то другое: маленький зеленый росток на морозе. Уже так давно…
– Да, хочу. Знаю, я редко бываю… – говорю я.
– Значит, еще больше причин прийти. Нам бы хотелось познакомиться с тобой получше, – говорит Рания. – Кажется, у меня есть твоя электронная почта. Я и тебе пришлю приглашение.
– Спасибо, это очень мило. – И так и есть. Я говорю серьезно. Ее открытость растапливает что-то во мне.
– У тебя есть WhatsApp? Знаешь, там есть группа класса.
Я качаю головой, улыбаюсь, и мороз снова возвращается. Я сразу же, через несколько дней, удалила приложение, потому что вечное нытье о пропавших носках и домашнем задании лишало меня воли к жизни.
– Не могу винить тебя, это ужасно раздражает, – говорит Рания, и лед снова тает.
– Это было чересчур, постоянно все эти уведомления, – замечаю я, и она смеется.
– Я выключила уведомления, – говорит она, – но не говори никому об этом.
Мне почти хочется обнять ее. Такое впечатление, что это мой первый нормальный разговор за много месяцев. Я столько времени потратила на мучения из-за дурацких мужчин, стресс из-за правил школьных ворот. Больше никогда.
Мы с Матильдой идем домой, держась за руки. Я готовлю рыбный пирог, пока Матильда рисует собак и пишет историю о слоне для своего домашнего задания. Когда она заканчивает, я позволяю ей поиграть на айпаде. Я сварила яйца, чтобы положить их в пирог, и стою, засунув руки под кран, снимаю скорлупу. Я собираюсь нарезать их на четвертинки, но потом вспоминаю о машинке для резки яиц, которую мама Карла подарила мне на Рождество три года назад, когда Матильда еще была в детском саду и ей нужно было готовить обед каждый день. Я развернула коробочку, которую она мне дала: внутри машинка для резки яиц и формочки-динозавры для сэндвичей, а также милые маленькие пластиковые контейнеры для фруктов. Послание звучало так громко, что чуть ли не оглушило меня. Я натянула на себя улыбку и запихнула открытую коробку в шкаф кладовки.
Теперь я роюсь в этой кладовке, отчаянно надеясь, что она еще там, спрятанная за средствами для мытья и пластиковыми пакетами. Я вытаскиваю все оттуда, и вот они, домашние дела, которые я избегала все это время. Коробочка покрыта слоем пыли, но внутри все предметы всё равно что новые. Я вытаскиваю машинку для резки яиц и достаю ее из упаковки, а потом отношу на кухню.
– Что ты делаешь, мама? – спрашивает Матильда, отрывая взгляд от iPad.
– Это машинка для нарезки яиц, – отвечаю я. – Я положу кусочки яиц в рыбный пирог.
– Звучит вкусно. Люблю яйца. Могу я помочь?
– Конечно, мне просто нужно понять, как все это работает.
Мы стоим рядом друг с другом у разделочной доски, а перед нами лежит маленькое белое приспособление. Я беру яйцо, сваренное вкрутую, и кладу на дно машинки для резки, а потом нажимаю на верхнюю часть с проволокой. Мгновение кажется, что ничего не произошло, яйцо все такое же идеально овальное, как и раньше, но, когда я беру его в руку, оно разваливается на тонкие идеальные дольки и золотистый желток.
– Это круто, – говорит Матильда, и я киваю.
Не могу поверить, что так долго противилась этому.
– Могу я сделать все остальное? – спрашивает она, и я снова киваю, уступая ей место.
Она разрезает еще три яйца, и каждый раз создается иллюзия, что они все еще целые, прежде чем они разваливаются на части. Мы доделываем пирог и выпекаем его, пока картошка сверху не становится золотистой и не образуются горки кашицы и белого соуса, а в воздухе не повисает аромат копченой рыбы.
Когда все готово, я вытаскиваю пирог остывать и тогда включаю телефон. Хочу понять, скоро ли вернется Карл. Это, наверное, должно его впечатлить: домашнее задание выполнено, ужин приготовлен. Я оставляю Матильду с планшетом на кухне и иду в гостиную. Плечи напряглись в ожидании новых сообщений. Угрожающих анонимок или посланий от Патрика. Но ничего нет. На меня наваливается облегчение, и плечи расслабляются. Я сажусь на диван, чтобы проверить электронную почту. И опять ничего значимого. Ничего пугающего. Обычные рабочие моменты, вот и все. Я закрываю глаза и откидываюсь на диван, радуясь, что вечер не испорчен. Телефон гудит, сообщая, что у меня есть голосовое сообщение. Я смотрю на экран, снова напрягаясь, но это Карл: «Вернусь примерно к восьми, не ждите меня, ужинайте без меня, скоро увидимся».
Я иду на кухню, чтобы сварить замороженный горох. Мы с Матильдой едим наш рыбный пирог за столом и остатки накрываем пищевой пленкой. Дочь рассказывает об игре, в которую играла с друзьями, а я – о приглашении на обед с другими мамами, и она радуется, а я неплохо справляюсь, беззаботно говорю и смеюсь, не показываю никаких признаков беспокойства. Но они есть, ситуация с Патриком вплетается в ткань нашего разговора.
Уложив Матильду спать, я тоже иду в постель. Возможно, еще слишком рано, но я замерзла и устала. Шок отступает, как и ощущение нереальности происходящего, которое преследовало меня весь день, какими бы утешительными и домашними ни были мои занятия. Я знаю, где я: в своей кровати, в своем доме, моя дочь спит за соседней дверью, а мой муж должен вернуться в любую минуту. Когда я слышу, как поворачивается ключ в замке, я ощущаю облегчение, ведь теперь мы все здесь, под одной крышей.
– Прости, я задержался, – говорит Карл, садясь на край кровати рядом со мной. – Рыбный пирог пахнет вкусно.
Я улыбаюсь ему, и он идет вниз, чтобы поесть, а я пока что проверяю телефон. Ничего. Он возвращается с ужином и ест, а я ставлю телефон на беззвучный режим.
– Хочешь посмотреть телевизор? – спрашивает Карл. – Новые диски?
Я удивлена, но довольна. В последний раз мы не ругались, когда смотрели «Прослушку».
– Конечно. Что ты хочешь посмотреть?
– Какой-нибудь скандинавский нуар. Я принесу ноутбук.
Мы садимся вместе, опираясь на подушки в ореоле света от ноутбука Карла. Сериал с субтитрами, так что мне нужно сосредоточиться, и вскоре он захватывает меня. В конце серии, не говоря ни слова, мы переходим к следующей. Потом уже почти наступает полночь, и я слишком устала, чтобы что-то еще смотреть, но Карл не возражает, и мы лежим рядом, на одну ночь позабыв споры.