– Мне нравится, когда все так – тихая ночь и только мы, – говорит он, и вместо ответа я обнимаю его и знаю: он поймет, что я согласна.
В пятницу у меня два заявления на выпуск под залог и одна явка в Королевском суде Белмарша. Я никуда не захожу выпить и в четыре направляюсь сразу домой, остановившись по дороге, только чтобы забрать из офиса документы на понедельник. Мы с Хлоей быстро обговариваем по телефону дело Мадлен. Я чуть не спрашиваю у нее, как дела у Патрика, но замолкаю прежде, чем слова успевают сорваться с языка, а она словно бы не замечает паузу.
Еще один тихий вечер. Матильда рано ложится спать, а мы смотрим несколько новых серий. Может, с нами все еще будет хорошо. Хотя в душе я сомневаюсь в этом, но не позволяю себе думать по-другому.
Глава 18
Карл работает большую часть выходных, так что утром в субботу я отвожу Матильду в бассейн, и все не так плохо, как я думала. Здесь достаточно стульев, поэтому можно посидеть и посмотреть на плавающих. Все очень дружелюбные. Утром в воскресенье мы идем в парк Хэмпстед-Хит, поскольку стоит солнечная погода. Матильда лазает по большим дубам рядом со входом в Кенвуд. Я фотографирую ее, держащуюся за нижние ветки, как обезьянка. Потом они пинает осыпавшиеся и собравшиеся в кучку под деревьями листья.
– Мне нравится лазать по деревьям вместе с тобой, – говорит она. – Папа никогда не позволяет мне забираться слишком высоко.
Мгновение я гадаю, нужно ли остановить ее, но она так наслаждается процессом, что мне не хочется портить веселье.
– Только постарайся не упасть, – предупреждаю я. – Мы же не хотим рассердить папу.
Матильда хихикает, и я подавляю укол вины. Мы идем на холм к лавочке с кофе, и впервые она открыта. Я заказываю себе флэт-уайт, а Матильда пытается выбрать между горячим шоколадом и мороженым.
– Сейчас слишком холодно для мороженого, – говорю я, и она мгновение раздумывает над этим.
– Для мороженого никогда не бывает слишком холодно, – отвечает дочка.
Дама в киоске смеется и дает ей два шарика шоколадного мороженого в рожке. Мы возвращаемся к дубам, и я смеюсь, увидев испачканное лицо Матильды. Стираю салфеткой с ее щек самые жирные пятна. Матильда начинает носиться кругами, прочь от меня и обратно ко мне, хватает меня за руки и кружит, а потом подкидывает в воздух горки листьев. Я тоже их подкидываю, а она бегает и ловит их.
– Закрой глаза, – говорит Матильда.
– Зачем?
– Хочу поиграть в прятки. Я прячусь, а ты будешь меня искать.
– Ладно. – Я закрываю лицо руками.
– Обещай, что не будешь подсматривать. Теперь тебе нужно досчитать до ста.
– Это слишком долго, милая. Может до пятидесяти?
– Папа всегда так делает. Это не честно. Я не успею спрятаться, если ты будешь считать только до пятидесяти, – возражает она.
Я колеблюсь, не желая нарушать наше взаимопонимание.
– Как насчет семидесяти пяти? – спрашиваю я.
– Сто. Пожалуйста, мама. – Она так растягивает слоги, что я больше не могу отказывать ей.
– Ладно, сто. Но не уходи слишком далеко, – говорю я.
– Обещаю. Обещаешь не подсматривать?
– Обещаю. Один, два, три… – начинаю я считать.
Матильда хихикает и хватает меня за ноги, секунду обнимая. А потом я слышу, как она убегает по листьям прочь.
Двадцать три, двадцать четыре…
– Ты все еще считаешь, мамочка? Не слышу тебя. – Она все еще смеется, я слышу ее где-то позади себя. Не думаю, что искать придется долго.
– Тридцать один, тридцать два, – кричу я.
Ее шаги удаляются, шуршание листьев становится все тише и тише. Я больше не слышу ее дыхание.
Сорок восемь, сорок девять. Я быстро оглядываюсь.
– Мама! Я вижу, что ты подсматриваешь! – слышу я голос дочери, но не вижу ее.
Снова закрываю глаза ладонями. Я слышу шорох шагов, когда мимо меня проносятся дети, взрослые, собака. Они тоже смеются.
Пятьдесят шесть, пятьдесят семь…
Мне начинает становиться скучно. Я уже вечность не считала до ста, и на это уходит больше времени, чем я могла бы предположить. Не хочу стоять с закрытыми глазами, не видя солнце, голубое небо и лицо Матильды.
Но я пообещала.
Шестьдесят семь, шестьдесят восемь…
Другие органы чувств навострились. Меня окружает осень. Легкий запах огня и затхлость гниющих листьев, жужжание самолета далеко в небесах, направляющегося на север Лондона к одному из аэропортов. Внутри, скорее всего, пахнет стылостью, пото́м и ногами, ноткой аммиака из туалета. Пассажиры выглядывают из иллюминаторов, отмечая достопримечательности – Уэмбли, Кенвуд-хаус, Хит, массу зелени и деревьев внизу, слишком далеко внизу, чтобы разглядеть движущиеся точки людей и собак, бегающих по Парламентскому холму.
Девяносто девять.
– Я иду искать, кто не спрятался, я не виновата, – кричу я.
Открываю глаза и оглядываюсь. Матильды нигде не видно. Я обхожу деревья, запомнив, где я стояла и считала. Это центральная точка моих поисков. Я иду дальше, заглядывая за деревья, пытаясь заметить вспышку зелено-серебристой куртки Матильды. Тут ее нет. Я иду по диагонали, все еще ищу и смеюсь тому, как хорошо она спряталась.
– Ты слишком хорошо спряталась, Матильда. Не могу тебя найти, – говорю я, и отвечает мне только шум ветра в деревьях.
Сердце учащенно бьется, подключается адреналин азарта. Одно дерево, второе, все сливаются в одно, простирая ко мне свои конечности. «Возможно, она прячется за мной», – говорит одно. «Нет, за мной», – говорит другое. Такое впечатление, что с одного ствола на меня смотрит лицо, а с другого – ухмыляющаяся рожица. Я делаю глубокий вдох и перестаю бежать. Оглядываюсь. Деревья не живые, не в этом смысле. Они не какая-нибудь злобная сила, которая поглотила Матильду.
И все же я ее не вижу.
– Матильда, Матильда, – зову я. – Пора выходить. Ты выиграла.
Ответа нет. Не выбегает из-за кустов светловолосая девочка. Я кручусь вокруг своей оси, дыхание становится все учащеннее, и что-то сжимает мое горло.
– Матильда! Матильда!
Ко мне подбегает мужчина в спортивном костюме.
– Вы ищите собаку? Я видел спаниеля вот там, – показывает он. – Возможно, он потерялся.
– Не собаку, нет, а дочь. Мы играли в прятки. – Мне трудно говорить. На меня находит настоящая паника, пронзает страх.
– Как она выглядит?
– Она примерно такого роста, – говорю я, показывая на уровень талии. – Светло-русые волосы. Она должна быть где-то здесь. Я только закрыла глаза, чтобы досчитать до ста.
Мужчина начинает бегать вокруг деревьев, выкрикивая имя Матильды. К нему присоединяется еще один спортсмен. Две женщины, выгуливающие собак, видят суматоху и спрашивают меня о происходящем. Я пытаюсь объяснить.
– Прошло меньше двух минут. Я стояла с закрытыми глазами меньше двух минут. Она так хотела, чтобы мы правильно сыграли в игру… не стоило ее слушать.
– Не волнуйтесь, милая. Мы найдем ее. Она, скорее всего, пошла в Кенвуд, – говорит одна из женщин. – Ее зовут Матильда, да?
Они направляются к железным воротам в поместье Кенвуд, и я слышу, как они зовут Матильду по имени. Бегун кричит слева от меня. К нам присоединяется все больше людей: бегуны, собачники, две монахини и одна девочка с кроссовками на платформе и жирно подведенными глазами. Они разошлись по разным сторонам, осматривают кусты и кричат. Я застряла посередине на последнем месте, где видела ее, где она обняла меня, прежде чем убежать. Я вытаскиваю телефон из кармана и начинаю писать Карлу:
«Не могу найти Матильду».
Смотрю на слова и сглатываю кислую желчь, поднимающуюся по горлу. Потом удаляю сообщение. Скоро она найдется. Не нужно волновать Карла.
Мимо меня проезжает маленькая машинка с двумя парковыми рейнджерами. Они останавливаются, как только видят всю эту суматоху, и говорят с одним из ищущих, который показывает на меня. Я бегу к ним, чуть ли не плача при виде их зеленой формы, которая дает мне надежду. Они слушают меня и связываются с кем-то по рации. Я кручусь на месте, пытаясь найти след Матильды. Один из мужчин кладет ладонь на мою руку, чтобы привлечь мое внимание, и я едва не ударяю его.
– Мне нужно найти ее. Отпустите меня.
– Пожалуйста, можете точно сказать, во что она была одета, – спрашивает он, приближая свое лицо ко мне. Наверное, его голос должен успокаивать, но меня останавливает именно его взгляд.
– Я уже сказала вам. Синие джинсы, розовые кроссовки, серебристо-зеленая куртка.
– Как серебристо-зеленая?
– Что вы имеете в виду? Простите, простите, знаю: вы вынуждены спросить. Зеленая внизу, серебряная сверху. Капюшон серебряный, – говорю я, отгоняя свой страх, чистый ужас, что моя дочь превратилась в перечисление одежды.
Проходят минуты. Я не знаю, нужно оставаться на месте или отправиться в Кенвуд, пробравшись через кусты по периметру забора. Я была бы рада царапинам от веток на коже, ударам листьев по лицу. Но, если я уйду, она не сможет меня найти. Здесь я видела ее в последний раз. Возможно, она ушла по тенистым дорожкам и запуталась, учитывая, как легко там потеряться и оказаться среди густого подлеска. Я сама там потерялась, когда искала старое место для дуэлей – хранилище для льда. Хранилище для льда…
– А могла она уйти к хранилищу для льда? Возможно, она оказалась где-то в ловушке? – говорю я парковому рейнджеру, все еще стоящему рядом со мной.
Он говорит по рации, но поворачивается, чтобы выслушать.
– Полицейский патруль уже в пути. Мы проверим все возможные места.
Слово «полицейский» бьет меня в живот. Никто не говорит мне перестать паниковать, что я преувеличиваю и Матильда скоро вернется. Вызывают полицию и организовывают систематические поисковые отряды. К горлу подкатывает желчь, обжигающая и кислая.
Вскоре прибывает полиция. Офицеров трое: двое молодых и одна постарше. У нее короткие седые волосы и приятная округлость лица, хотя по блеску в глазах я понимаю, что она ничего не упустит.