– Ты, наверное, гадаешь, почему я хочу с тобой поговорить, – замечает она.
– Ну да, наверное.
Я осматриваю сад, сосредоточиваюсь на маленьком мальчике с шариком в руках, отчаянно пытаясь смотреть на что-либо, кроме нее.
– Видишь ли, Элисон… Боже, трудно это говорить… Дело в том, что я знаю. И знаю, что ты знаешь. Он должен был рассказать тебе.
Бездна зияет перед мной, но я смотрю ей прямо в глаза.
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь. – Но моими словами можно было бы колоть лед.
– Да ладно тебе, это уже в прошлом. Думаю, Патрик позаботился об этом, когда бросился под поезд.
Я вздрагиваю, не могу удержаться.
– Что он сказал тебе? – спрашиваю я. Нет смысла отрицать.
– Что у вас был роман. Что отношения с тобой были самыми значимыми в его жизни. – Она качает головой, словно пораженная этими словами. – Он был очень одиноким, наверное, в тот момент я не поняла. Была слишком пьяна…
– Боже… – говорю я.
– Наверное, он сказал тебе, что не делал этого, что все было не так?
Я ничего не говорю, но наклоняю голову, подтверждая ее слова.
– Это все правда. Но я не знала, что это так плохо повлияет на Патрика, – говорит она. – Если бы я знала…
– Ты бы все равно сдала его полиции?
Она смотрит на руки и теребит митенки. У нее на пальце обручальное кольцо, простое серебряное кольцо.
– Да, наверное, сдала бы, – говорит она, – то есть можно было по-разному рассматривать произошедшее. Но мне казалось правильным рассказать полиции, и я обговорила это с психотерапевтом, и он ясно дал мне понять, что если я считаю это изнасилованием, то так оно и есть. У наших поступков есть последствия – Патрик знал, что я уязвима из-за проблем с мужем.
Я показываю на ее руку:
– У тебя обручальное кольцо.
– Мой муж очень заботливый. Теперь он видит, какой вред нанес. Мои поступки, пьянство, необычное поведение – все это было криком о помощи. Он переживает из-за того, что случилось со мной, и потому вернулся ко мне, – говорит она.
– Так вы больше не разводитесь?
– Не знаю. Но мы вместе пойдем к психологу.
– Хорошо, это хорошо, – говорю я. Не знаю, стоит ли спрашивать, но не могу удержаться. Делаю глубокий вздох. – Хочешь поговорить о том, что произошло с Патриком?
Она опускает голову.
– Во многом это была и моя вина, – говорит Кэролайн. – Я напилась. Никто не заставлял меня пить вино, никто не заставлял идти в сад. Я хотела поцеловать его, хотела большего. А потом вдруг нет. А он не останавливался. Он тоже был пьян. Но я сказала «нет», а он не слышал, поэтому у меня не было выбора, мне пришлось сказать «да».
Я тянусь к ее руке, и через мгновение она берет ее. Ее пальцы холодны.
Она продолжает:
– И потом нас арестовали. Это был самый унизительный момент в моей жизни… нас утащили в полицейский участок. Я поспала и, проснувшись, поняла, что́ должна сделать. И тогда я заявила об изнасиловании…
Холод ее руки передается и мне, и я мягко отстраняюсь.
– Я собралась отказаться от своих слов почти сразу же, как только произнесла их. Но потом пошла к психотерапевту. Я не была уверена, что поступила правильно, но он помог мне почувствовать себя лучше. Я собиралась отозвать заявление, но он помог мне понять, что я права. Если я считаю это изнасилованием, так оно и есть. У наших поступков есть последствия. Знаю, я повторяю эту фразу, но это любимая фраза моего психотерапевта, и я думаю, неплохо помнить об этом.
Холодок из ладоней распространяется по рукам и по телу. Ноги приросли к земле, в ушах звенит. Чувствую, что что-то упускаю в ее словах.
– Звучит ужасно, – говорю я и думаю о том, что Патрик говорил мне об анонимности, но не хочу произносить эти слова. Так нечестно. Возможно, что-то в этом есть, но мне кажется, она говорит правду.
– Так и было. На самом деле. А потом я узнала, что Патрик покончил с собой. Но, кажется, другая девушка дала показания. И все попало в газеты. Его карьера была окончена. – Она прикрывает рот ладонью, а ее плечи опускаются.
Я сижу не двигаясь, засунув руки в карманы. И не говорю ничего.
– О, прости, Элисон. Тебе не обязательно слушать все это. – Она всматривается в меня. – Но ты тоже выглядишь не очень. Должно быть тебе тяжело.
Возможно, она врет, но я точно знаю, каким был Патрик. И не сомневаюсь ни на секунду, что Алексия говорила правду. Он всегда балансировал на краю того, что приемлемо, даже со мной. Действительно, размытые границы. Я выдыхаю.
– Да, это так. Но я согласна с твоим терапевтом – ты поступила правильно. У наших поступков есть последствия. – И, произнося эти слова, я понимаю, что упустила.
Я знаю эту фразу. Я слышала ее только вчера. В голове все кружится, а Кэролайн продолжает говорить:
– Я не разведусь, говорю тебе, если это возможно. Я не готова со всем этим разбираться.
– А у меня может не быть выбора, – говорю я. – Мой брак просто разваливается.
– Мне жаль, – сочувствует она.
И тут до меня доходит.
– Знаешь что, мне бы не помешал психотерапевт. Возможно, это именно то, что нужно мне, нам. Как зовут твоего? Кажется, он неплох.
– У меня есть визитка, – говорит она. Достает сумочку, роется в ней и вытаскивает кошелек. Найдя визитку, протягивает ее мне. – Он хорош, уверена, он поможет тебе.
– Спасибо, – благодарю я. Беру карточку и прячу в карман пальто, даже не прочитав. – Я обязательно над этим подумаю.
Кэролайн смотрит на телефон.
– Мне пора. Нужно спешить в Саутворк, – говорит она. – Может, еще встретимся? Пообедаем вместе?
Я киваю и соглашаюсь. Может, мы даже так и сделаем, хотя я сомневаюсь. Она разок касается моего плеча и уходит, а я прислушиваюсь к ее шагам.
Я еще некоторое время сижу за столиком, прежде чем вернуться в офис. Я мечусь между подозрением и уверенностью. Ответ написан на маленькой визитке в кармане. Мне хочется проигнорировать ее, притвориться, что все нормально, но я не уверена, что смогу и дальше вести себя как ни в чем не бывало. Оказавшись в комнате, я сажусь за стол и делаю глубокие вдохи.
Я потеряю дочь. Во многих отношениях я уже потеряла ее. Если не наберусь храбрости. Знаю, что я плохо поступила с Карлом, но и он поступил со мной ужасно: лгал мне, шпионил за мной и дразнил меня под защитой анонимности. Неужели я хочу, чтобы такой человек воспитывал мою дочь? Возможно, я могла бы забрать ее из школы и сбежать вместе с ней? Если мы отправимся на север Шотландии, на один из островов, он никогда не найдет ее. Мы могли бы отправиться в Новую Зеландию или Австралию – я уже и раньше подумывала об этом. Будучи барристером, я могу получить разрешение эмигрировать. Но он меня остановит. У него есть чем мне пригрозить.
Еще один глубокий вдох, и время пришло. Я достаю визитку и читаю ее. Перечитываю. Кладу на стол параллельно краю. Кладу ладони по ее сторонам, сжимаю их в кулаки так, что белеют костяшки. Пришло время бороться.
Глава 25
Слова танцуют перед моими глазами.
Карл Бейли – психотерапевт
Семейные отношения / сексуальная зависимость
Он был психотерапевтом Кэролайн. Он был психотерапевтом Кэролайн Напьер, и, по ее собственным словам, именно он поддержал обвинения против Патрика. Когда она рассказала ему о том, что произошло, он уже точно знал, кто такой Патрик, и, вместе того чтобы быть объективным, вместо того чтобы отказаться консультировать ее из-за конфликта интересов, он дал ей свой совет. Он радостно поддержал ее обвинение в изнасиловании, несомненно, руководствуясь своими собственными причинами не любить Патрика, а не желанием поддержать клиента. По мне пробегает холодок, когда я осознаю, как много Карл знает, как далеко простирается его власть.
Я хватаю сломанную сумку на колесиках, стоящую у стены, и бросаю ее на пол. Открываю и смотрю на швы, в поисках дыр или порванных мест, любых проделанных отверстий. В панике я переворачиваю ее и осматриваю снаружи. Вот оно – то, что я ищу. Дырочка в верхней части, достаточно маленькая, чтобы не обратить на нее внимания, но достаточно большая для его целей. Я снова кладу сумку на широкую часть и разрываю шов, раздвигаю края обеими руками. Вот она, маленькая и черная. Красная точка света. Камера. Миниатюрная камера, объектив которой торчит из дырки в сумке. Я достаю устройство из специальной ниши, сделанной для него, и бегу вон из кабинета.
Я выбегаю из конторы, пробираюсь мимо Роберта, захлопываю дверь перед лицом Марка. Я расталкиваю пешеходов и несусь к автобусу. Кто-то кричит на меня, но я игнорирую их. Автобуса нет, но есть такси.
– В Арчуэй, пожалуйста, – говорю я, и водитель нажимает на газ.
Я прижимаю ноги к полу, словно бы пытаясь ускорить такси.
Мне уже не важно, что у Карла на меня есть. Какие-то грязные фотографии, видео? И что? Так, черт побери, что? Патрик был моим наставником-солиситором, не оппонентом. Мы оба взрослые люди. По всему миру миллениалы показывают свое тело в соцсетях – и я смогу с этим справиться. Я не позволю Карлу воспитывать мою дочь. Я трудный человек, помешанный на себе. Я врала, изменяла и курила часы наполет, которые могла бы проводить с дочкой, играя с ней, читая ей. Быть ей мамой. Но я не извращенка. Это ненормально: знать о моем романе все это время и ничего не говорить, шпионить за мной и воспользоваться такой возможностью, чтобы отомстить мужчине, трахающему его жену.
Карл, наверное, испытал чистую радость, когда Кэролайн рассказала ему о случившемся. Он, наверное, наклонился вперед, такой заботливый и готовый помочь, и спросил: «Как его зовут? Да, ужасная ситуация. Точно изнасилование. Точно». В душе он бы смеялся до колик, думая о нанесенном вреде. И не то чтобы он был совсем не прав, помогая в такой ситуации. Он не знал, что кто-то еще выдвинет обвинение, но ему было все равно.
Карл не был рукой правосудия, он просто пакостил, тянул за веревочки моей жизни из-за кулис.
Мы встаем в пробку в Хайбери-Корнер, и я пытаюсь взять под контроль свое нетерпение. Карл не знает, что я приеду. Его там может не быть. Но если его там нет, я буду сидеть и ждать, а когда он приедет, я скажу ему отослать письма. Скажу, что остаюсь дома, и он не может меня вышвырнуть, что я буду мамой Матильды, и он не сможет меня остановить. Я пообещаю сообщить о нем его начальникам, потому что он действует нечестно и не сообщил о конфликте интересов, я расскажу полиции о его шантаже, о том, что он незаконно установил шпионскую программу на мой телефон и снимал меня в моем доме без разрешения. Он спрятал камеру в моей сумке на колесиках. В моей чертовой сумке на колесиках, предмете, который, как он знал, я всегда ношу с собой. И одному только Богу известно, сколько камер он расставил по дому.