Это был по-настоящему пугающий момент. Потому что, в то время как лицо Майкла озаряла искренняя радостная улыбка, лицо его супруги излучало нечто близкое к ярости. Вся жизнь Роуан сжалась в пружину за этой яростью, и я вновь был зачарован ее эмоциональным состоянием.
Очень неохотно, словно пребывая в сомнамбулическом состоянии, она позволила мне взять ее за руку. Тело ее напряглось. Как бы там ни было, я подвел ее к лестнице и пошел вперед, чтобы указать дорогу. Мона жестом пригласила Роуан подниматься за мной, а сама откинула назад волосы и с несчастным видом пошла следом.
Задняя гостиная была идеальной комнатой для подобного рода собраний – никаких книг, только широкий обтянутый бархатом диван и множество вполне приличных кресел эпохи королевы Анны. Конечно, там были инкрустированное дерево и позолота, и великолепные обои в бежевых и темно-красных разводах, и ковер, в рисунке которого причудливо переплетались гирлянды цветов, и полотна импрессионистов в широких резных рамах, похожие на окна в очень далекий, полный солнечного света мир. В общем, это была хорошая комната.
Войдя в гостиную, я тут же выключил верхний свет и зажег две менее яркие угловые лампы. В комнате воцарился полумрак, но от этого она не стала менее комфортной. Я предложил всем сесть.
Сияющий от счастья Майкл смотрел на Мону.
– Дорогая, ты выглядишь просто великолепно. Моя прекрасная, моя восхитительная девочка, – словно вознося молитву, твердил он.
– Спасибо, дядя Майкл, я люблю тебя, – печальным тоном ответила Мона и начала яростно тереть глаза, как будто эти люди намеревались вернуть ее в прежнее безысходное состояние.
Квинн не пошевелился и не произнес ни слова. Его самые худшие предчувствия были связаны непосредственно с Роуан.
Ее тоже будто парализовало, только глаза вдруг переметнулись с Моны на меня.
Действовать следовало быстро.
– Отлично, вы сами во всем убедились, – сказал я, переводя взгляд с Роуан на Майкла и обратно. – От чего бы ни страдала Мона, теперь она излечилась, болезнь отступила. Она дееспособна и полна сил. Если вы думаете, что я намерен объяснять, как это произошло, или вообще беседовать на эту тему, вы ошибаетесь. Можете называть меня Распутиным или кем-то еще хуже – мне это безразлично.
Веки Роуан дрогнули, но выражение лица не изменилось.
Скрытая глубоко внутри неистовая ярость Роуан оставалась для меня загадкой. Единственное, что я мог уловить, – это страх, порожденный жуткими событиями в ее прошлом. Я не мог постичь всю его глубину, на это просто не было времени, а кроме того, мешало ее смятение.
Надо было стоять на своем.
– Вы не получите ответы сейчас, – продолжил я. – Можете злиться на меня. Не возражаю. Пройдет много лет, и однажды вечером Мона, возможно, решит объяснить вам, что с ней произошло, но сейчас вам придется смириться с фактами. Вам больше не нужно о ней волноваться. Мона в состоянии сама за себя отвечать.
– Не подумайте, что я неблагодарная, – заговорила Мона. Глаза ее подернулись кровавой пленкой, и она тут же промокнула их носовым платком. – Вы знаете, что я ценю вашу заботу. Просто так здорово почувствовать свободу.
Роуан снова сфокусировала свое внимание на Моне. Если она и заподозрила, посредством каких сил свершилось это чудо, то не подала виду.
– У тебя изменился голос, – сказала Роуан. – Твои волосы, твоя кожа… Что-то тут не так.
Она снова перевела взгляд на меня, потом пристально посмотрела на Квинна.
– Встреча окончена, – сказал я. – Поверьте, я не хочу быть невежливым, но вы узнали все, что вам было необходимо. Очевидно, что вам известен номер телефона этой квартиры, по нему вы нас и нашли. Теперь вы знаете, где мы остановились.
Я встал.
Квинн и Мона последовали моему примеру, но Роуан и Майкл не пошевелились. В их тандеме главной была Роуан, но через минуту Майкл все же встал, поскольку, несмотря на поведение Роуан, оставаться в кресле было невежливо. Этот мужчина был таким милым, что даже в тех непростых обстоятельствах не хотел никого обидеть, особенно Мону, или послужить причиной дискомфорта для кого бы то ни было.
Майкл просто не видел нас так, как видела Роуан. Он не смотрел на внешность людей. Он смотрел им в глаза. Он изучал Квинна, но не его физические данные. Майкла даже не волновало то, что Квинн такой высокий. Он искал в людях доброту и неизменно ее находил, излучая при этом и собственную доброту, вполне органично сочетавшуюся с его физическими данными. Красота Майкла была суровой, а его спокойная и непоказная уверенность в себе могла происходить только от невероятной физической силы.
– Милая, тебе что-нибудь нужно? – спросил он Мону.
– Мне потребуются кое-какие деньги, – ответила она.
Мона игнорировала испытующий взгляд Роуан.
– Конечно, я больше не наследница. Никто не хотел заводить об этом речь, когда я умирала, но я знала об этом не один год. В любом случае я должна отойти в сторону. Наследница состояния Мэйфейров должна родить ребенка. Ни для кого из нас не секрет, что я больше не способна на это. Но я хочу получить кое- что. Речь не о фамильных миллиардах. Ничего такого. Я говорю о средствах, которые оградят меня от нищеты. Это ведь не проблема.
– Совсем не проблема, – очаровательно улыбнулся Майкл и пожал плечами.
Этот мужчина был невероятно притягателен. Он хотел обнять Мону, но главной была Роуан, а Роуан так и не встала с кресла.
– Я прав, Роуан? – спросил он.
Он несколько нервно оглядел комнату, на секунду задержал взгляд на полотне гениального импрессиониста, которое висело над диваном у меня за спиной, а потом дружелюбно посмотрел на меня.
Майкл не ломал голову над причиной разительных перемен в состоянии Моны. Но он даже думать не хотел, что за этим стоит нечто зловещее или дьявольское. Было просто поразительно то, как он это принимал. И только в момент, когда его сбила с толку супруга, Майкл ослабил свою привычную защиту, и я наконец понял: он принимал Мону такой, какой она стала, потому что безумно хотел, чтобы ее выздоровление было правдой. Он считал, что на ней лежало проклятие. А теперь свершилось чудо. И ему было не важно, кто сотворил это чудо. Будь то святой Хуан Диего, святой Лестат… – Да кто угодно! Его устраивал любой вариант.
Я мог наплести ему, что мы накачали Мону липидами и ключевой водой, – он поверил бы всему. В школе Майкл не утруждал себя изучением естественных наук.
Но Роуан Мэйфейр не могла вдруг перестать быть гениальным ученым. Она не могла игнорировать тот факт, что выздоровление Моны физически невозможно. Ее воспоминания были настолько болезненными, что не порождали какие-то определенные картины или образы людей, а только смутные ощущения и всепоглощающее чувство вины.
Она сидела в кресле, молча, неподвижно. Ее осуждающий, гневный взгляд попеременно останавливался то на мне, то на Моне.
У меня было ощущение, возможно неверное, что ею движет любознательность ученого, но…
Мона направилась к Роуан. Опрометчивый поступок.
Я подал знак Квинну, он попытался ее остановить, но Мона увернулась.
Она была исполнена решимости и все же держалась настороженно, словно Роуан была дикой кошкой с острыми когтями. Мне все это не нравилось. Мона загородила собой Роуан, и я больше не мог ее видеть, но я знал, что между ними осталось всего несколько дюймов… Это было уже совсем скверно.
Мона склонилась вперед и развела перед собой руки, видимо намереваясь обнять или поцеловать Роуан.
Роуан с такой скоростью отпрянула от нее, что опрокинула кресло, на котором сидела, а потом налетела на стол и стоящий рядом с ним торшер. Столкновение, глухой стук, лязг, шорох – и она припечаталась спиной к стене.
Майкл стремительно бросился к Роуан, не понимая, что, собственно, произошло.
Мона отступила в центр гостиной.
– О господи! – чуть слышно прошептала она.
Квинн подошел к ней сзади, крепко прижал к себе и поцеловал в щеку.
Роуан не двигалась. Сердце ее бешено колотилось, рот был открыт, а глаза зажмурены, как будто она вот-вот закричит.
Ее сковал ужас, казалось, она видит перед собой омерзительное гигантское насекомое. Это была самая резкая реакция смертного на вампира из тех, что мне приходилось видеть. Роуан была в панике.
Я знал, что смогу успокоить ее, – мне уже приходилось преодолевать барьер, разделяющий живых и бессмертных, и не вызывать при этом панику, – и был полон решимости сделать это сейчас. А это действительно требовало решимости.
– Все хорошо, дорогая, все хорошо. – Я двинулся к Роуан настолько быстро, насколько хватало смелости. – Бесценная моя, милая.
Мои руки скользнули Роуан за спину, я подхватил ее и пронес мимо ошарашенного Квинна к дверям. Тело Роуан, хвала Всевышнему, постепенно расслаблялось.
– Я держу тебя, моя хорошая, держу тебя, мое сокровище, – шептал я и целовал ее в ухо. – Я держу тебя, моя драгоценная. – Мы начали спускаться по лестнице, тело Роуан обмякло. – Я не отпущу тебя, милая, тебе ничто не грозит, да, да, да. – Голова Роуан опустилась мне на грудь, она хватала ртом воздух и слабо цеплялась пальцами за мою рубашку. – Я понимаю, милая, – говорил я, – но ты в безопасности, с тобой ничего не случится, я обещаю тебе, даю слово. И Майкл тоже здесь, он с тобой, все хорошо, милая, ты знаешь, я говорю правду, все будет хорошо.
Я видел, как мои слова проникали в ее мозг, преодолевая преграды воспоминаний, вины, бегства от действительности. Я видел, что она чувствует и от чего не может избавиться, а может только чуть отодвинуться в сторону, видел всю правду, которая пугала ее.
Майкл держался рядом, и, как только мы спустились во двор, он без видимых усилий принял у меня Роуан. Она так же безвольно упала ему на руки.
Я, ничуть не смущаясь, поцеловал Роуан в щеку, губы мои замерли, ее рука нашла мою, наши пальцы сплелись. «Узри мою любовь, о прекрасное создание!» Паника все еще была сильна, и Роуан не могла вымолвить ни слова. А я продолжал шептать ей на ухо и целовал, целовал нежную щеку. Я гладил ее волосы, она цеплялась за меня, но постепенно напряжен