Нас всех словно околдовала эта печальная баллада. Квинн наклонился и поцеловал Томми в щеку. Тот сидел молча, уставившись в ноты, Жасмин положила руку ему на плечо:
– Это было чудесно. Пэтси, когда писала эту песню, знала, что ее ждет.
А потом Квинн увлек Нэша в столовую. Мы с Моной пошли за ними, хотя нужды в нашем присутствии при их разговоре не было.
Я видел, что Нэш понял Квинна с первого слова и загорелся идеей занять должность смотрителя. Я видел, что он втайне мечтал об этом. Нэш только выжидал, когда можно будет обратиться к Квинну с таким предложением.
Тем временем в гостиной Жасмин попросила Томми еще раз сыграть песню Пэтси.
– Но ты ведь на самом деле не видела призрак Пэтси? – спросил ее Томми.
– Нет, что ты, – постаралась успокоить его Жасмин. – Я просто была не в духе, не знаю, что на меня нашло. Не надо бояться призрака Пэтси, не думай о нем. И потом, если увидишь какого-нибудь призрака, просто перекрести его, и он исчезнет. А теперь сыграй еще раз эту песню. А я спою вместе с тобой.
– Сыграй, Томми, – попросил я. – Играй и пой. Если душа Пэтси блуждает где-то по округе, твое пение утешит ее.
Парадная дверь была открыта, я вышел, спустился с крыльца и пошел в темноту, за дом, в сторону бунгало, в котором жили Большая Рамона, Жасмин и Клем.
Воздух был теплым и влажным. Окна бунгало приветливо светились в темноте. На крыльце в кресле-качалке сидел Клем и курил ароматную сигару. Я махнул ему, чтобы он не вставал из-за меня, и пошел дальше, вдоль болота.
До меня долетала песня Томми, я негромко, шепотом подпевал ему. Я старался представить, какой была Пэтси в свои лучшие дни. Кантри-певица с пышной шевелюрой, в кожаном пиджаке с бахромой, в юбке и сапогах исполняла песни собственного сочинения. Такой мне описал ее Квинн. Скрепя сердце, он признал, что пела она действительно хорошо. Даже тетушка Куин как-то сказала мне, правда с некоторыми оговорками, что Пэтси умела петь. Увы и ах, но ни одна душа на ферме Блэквуд не любила Пэтси.
Я же лишь мельком ее видел. Страдающая, исполненная ненависти, она сидела на диване в белой ночной рубашке и понимала, что уже никогда не выйдет на сцену. Пэтси, которую видел я, кричала на сиделку Сайнди, чтобы та сделала ей еще один укол. Всей своей измученной, изуродованной душой она ненавидела Квинна. Пэтси заразилась смертельной болезнью через шприцы с наркотиками, и ее не волновало, кто будет следующим.
И Квинн убил ее именно так, как описал шерифу.
Я шел вдоль болота. Мой вампирский слух улавливал все звуки. Нэш сменил Томми за фортепьяно, его исполнение было гораздо богаче и экспрессивнее. Они пели дуэтом. Жасмин плакала.
– Ах, какая неподдельная печаль в этой песне, – шептала она.
Черная ночь окружила меня со всех сторон. Я отрешился от музыки.
Это болото было самым диким и ненасытным местом, лишенным пасторальной соразмерности и гармонии. Оно пожирало и уничтожало. Здесь невозможно было найти тихий уголок – болото дышало смертью. Таким мне и описывал его Квинн. Но я и сам хорошо это знал.
Давным-давно мои новообращенные дети, Клодия и Луи, убийца и трус, утопили меня в таком же болоте. А я – омерзительное и сильное существо – выжил в стоячей, зловонной жиже. Я выжил и вернулся, чтобы отомстить.
Но я не думал об этом.
Меня не волновало, как долго я иду вдоль болота.
Я не спешил.
Все мои мысли занимала только Пэтси.
Отдельные четкие звуки ночи смешивались с низким гулом теплого ветра. Луна была высоко, ее свет временами прорывался в болотную темень и делал контрастным царящий там хаос.
Я то и дело останавливался и смотрел на звезды.
Они были такими притягательными в небе над безлюдной землей. И, как обычно, я их ненавидел. Что хорошего в том, чтобы затеряться во вселенной? Только глупец, чьи предки вкладывали какой-то смысл в расположение этих далеких и безразличных к нам, горящих холодным огнем точек, может чувствовать себя уютно, обитая на крохотной, бесконечно вращающейся частичке космической пыли.
Так что пусть они себе светятся над сельским пейзажем, над дубовой рощицей справа от болота и над освещенными домами смертных за моей спиной.
В ту ночь моя душа была с болотом. Она была с Пэтси.
Я шел дальше. Я не очень хорошо знал ту часть фермы Блэквуд, которая граничила с болотом, но хотел изучить ее получше. Я старался держаться как можно ближе к воде и при этом не соскользнуть в болото.
Вскоре я понял, что Мона где-то рядом. Она очень старалась не обнаружить себя, но я услышал ее, почуял запах духов, сохранившийся на платьях тетушки Куин. До сих пор я не обращал на него внимания.
А чуть позже я почувствовал, что Квинн тоже с нами. Они с Моной держались позади меня. Я не понимал, почему они решили пойти за мной.
Я попытался увидеть, что таится в зловонном мраке.
Меня накрыла волна ледяного холода и сбежала вниз по спине, тот же холод я ощутил при первой встрече с Роуан.
Тогда она использовала свою силу, чтобы понять, кто я. Источник этого холода был где-то рядом.
Я остановился, повернулся лицом к болоту и сразу обнаружил прямо перед собой женскую фигуру. Она стояла так близко, что я легко мог до нее дотянуться.
Вся в тине, фигура была неподвижной и безжизненной, как кипарис, на который она облокотилась. Женщина насквозь промокла, волосы, подобно ручейкам воды, струились по плечам на грязную ночную рубашку. Она смотрела на меня невидящими глазами.
Это была Пэтси Блэквуд.
Обессилевшая, безмолвная, страдающая.
– Где она?! – шепнул Квинн. Он стоял за моим левым плечом. – Где? Пэтси, где ты?
– Тихо, – шикнул я.
Я не отрываясь смотрел в ее печальные глаза, исполненные боли и муки. Рот приоткрыт, мокрые пряди волос падают на лицо.
– Пэтси, – сказал я, – девочка, все твои беды на этой земле кончились.
Я видел, как ее брови медленно сошлись к переносице. Мне показалось, что я услышал глубокий вздох.
– Тебе лучше уйти, прекрасная девочка, – продолжил я. – Тебя ждет божественное сияние. Не надо тебе скитаться по этому мрачному королевству. Не превращай мрак в свой дом, если можешь обратиться к Свету. Тебе нечего здесь искать и не о чем скорбеть. Уходи. Повернись спиной к этому месту и к этой жизни и молись, чтобы перед тобой открылись Врата.
Что-то мелькнуло в ее лице. Она больше не хмурилась, и мне показалось, что она задрожала.
– Иди, милая, – сказал я. – Свет ждет тебя. А здесь, в этом мире, Квинн соберет все песни, которые ты написала, и они разойдутся по всему свету – каждый твой сингл, каждая песня, и старая, и новая. Разве не прекрасно оставить после себя все эти чудесные песни. Их любят, Пэтси, это твой дар людям.
Ее рот открылся, но она не издала ни звука. Бледные щеки блестели от болотной воды, ночная рубашка изодрана, исцарапанные руки измазаны грязью. Она попыталась сжать кулаки, но не смогла.
Я услышал, как вскрикнула Мона, почувствовал, как вокруг меня всколыхнулся сырой воздух. Квинн шепотом каялся в том, что убил ее, и клятвенно обещал подарить жизнь ее песням.
Я не заметил никаких перемен в агонизирующем призраке Пэтси, разве что она немного приподняла правую руку. Губы ее дрогнули, она произнесла обрывок какого-то слова. Я его не расслышал. Мы склонились друг к другу…
«… Люби меня, люби по-настоящему, без оглядки, люби Пэтси!..»
Я шагнул через зловещую пустоту – это было равносильно переходу в другой мир – и поцеловал ее влажные, пахнущие болотной тиной губы. Невероятной силы поток энергии поднялся из самых моих глубин и ворвался в нее. Он понес Пэтси далеко-далеко, вверх, прочь от земли, ее силуэт поблек, засветился ярким светом и начал рассеиваться…
– К Свету, Пэтси! – завопила Мона.
Ветер подхватил и унес прочь ее крик.
Девочка-подросток с фермы бренчит на гитаре, энергично бьет по струнам: Gloria! Она притопывает в такт музыке, слышатся восторженные крики толпы, и вдруг – обжигающая вспышка: ангелы, бесчисленные невидимые монстры, крылья… Нет, я не видел это, да, видел! Gloria! Я цепляюсь за траву, пытаюсь проникнуть в глубь земли… Дядя Джулиен улыбается, манит меня рукой. Gloria! «Это самая рискованная игра. Ты не святой Хуан Диего, ты знаешь об этом». Нет-нет, я не пойду с тобой! Пэтси, ее розовая кожа, руки воздеты к небу, слепящий свет… Она поет: «Gloria in Excelsis Deo!»[21]
Темно. Все кончено. Я оторвался от нее. Остался в этом мире. Я чувствую траву у себя под ногами.
Я шепчу: «Laudamus te. Benedicimus te. Adoramus te. In Gloria Dei Patris!»[22]
Открыв глаза, я обнаружил, что лежу на земле. Мона прижимала к груди мою голову, рядом на коленях стоял Квинн.
Глава 23
Порой мне хочется, чтобы меня воспринимали как супергероя.
Не обращая никакого внимания на Квинна и Мону (особенно на Мону), я вернулся в дом, прошел на кухню и сообщил Жасмин о том, что душа Пэтси, можно не сомневаться, покинула Землю, что я выдохся, что мне необходимо выспаться на кровати тетушки Куин и мне безразлично, как на это посмотрят другие.
Взволнованный Жером выскочил из-за своего детского столика и закричал:
– Значит, я ее никогда не увижу! Мама, я ее никогда не увижу!
– Я все тебе растолкую, сядь на место!
Жасмин, не задавая лишних вопросов, с уверенностью истинной домоправительницы провела меня через холл и впустила в святая святых. Она бормотала что-то о том, что два часа назад Мона перерыла все шкафы в спальне, но сейчас там полный порядок. Я театрально рухнул на кровать и растянулся на розовом атласном покрывале под розовым балдахином. Закрыл глаза и позволил Жасмин стянуть с меня перепачканные грязью сапоги, потому что это доставляло ей удовольствие, и закрыть полог над кроватью.
И сразу услышал тихий голос Квинна:
– Лестат, позволь, мы с Моной побудем рядом с тобой. Мы так благодарны за то, что ты сделал.