– Убирайтесь с глаз долой, – сказал я. – Жасмин, пожалуйста, зажги весь свет и выпроводи их из комнаты. Пэтси ушла, я выбился из сил! Я видел крылья ангелов. Могу я теперь немного поспать?
– Уходите отсюда, Тарквиний Блэквуд и Мона Мэйфейр! – приказала Жасмин. – Благодарение Господу, Пэтси ушла! Я чувствую это. Бедное дитя, она просто заблудилась, а теперь нашла дорогу и отправилась на Небеса. Я отнесу эти сапоги Аллену. Аллен у нас мастер по обуви. Он вычистит эти сапоги. А теперь вы, двое, уходите. Вы слышали, что вам сказали? Он выбился из сил. Оставьте его в покое. Лестат, я принесу тебе одеяло.
Аминь.
Я задремал.
Джулиен горячо зашептал мне на ухо по-французски:
– Я буду преследовать тебя, куда бы ты ни пошел, к чему бы ты ни стремился, я буду рядом, пока безумие не уничтожит тебя! Суета сует, все в мире суета. Все дела твои тщетны, тобой движут гордыня и жажда славы! Ты думаешь, ангелы не знают, что ты делаешь и ради кого?
– О, да! – прошептал я. – Злобный призрак, ты ведь думал, что поймал меня между двух миров? Не там ли ты обитаешь и наблюдаешь за тем, как души пролетают мимо тебя? Разве ты что-то сделал для Пэтси? А ведь она, да и Квинн – твои отпрыски. А Мона? Ты же совокуплялся в этом самом доме с предком Пэтси – или я ошибаюсь? Ты не признаешь своих отпрысков, если они тебе не по вкусу, ты безжалостный астральный попрошайка…
Приятная человеческая усталость унесла мое сознание далеко от звенящей наковальни между двух миров, подальше от небесных потоков. Adieu, моя бедная обреченная на страдания Пэтси. Да, я сделал это, поцеловав ее, сделал, шагнув к ней навстречу. И она улетела. Разве это плохо? Разве я поступил плохо? Кто-нибудь скажет, что плохо? Эй, Хуанито, я совершил хороший поступок? Изгнание Гоблина – хороший поступок? Я погрузился в безмятежный сон. Ярко освещенная комната охраняла мой покой.
Что хорошего я мог сделать для Моны и Квинна?
Через два часа меня разбудил бой часов. Я не знал, в какой части дома они находятся и как выглядят, да меня это и не волновало. В спальне тетушки Куин было спокойно, словно хозяйка поделилась с этой комнатой чистотой и щедростью своей души.
Ко мне вернулись силы. Порочные мелкие клетки моего тела сделали свое грязное дело. Если меня и посещали во сне кошмары, я их не помнил.
Лестат снова стал Лестатом. Но кому это было интересно? Вам интересно?
Я сел.
Джулиен расположился возле небольшого круглого столика между кроватью и дверью в гардеробную. За этим столом обычно ела тетушка Куин. Джулиен был в своем щегольском смокинге. Он курил тонкую черную сигарету. Стелла в прелестном белом платьице сидела на диване. Она играла с одной из тряпичных будуарных куколок тетушки Куин.
– Bonjour, Лестат, – сказала Стелла. – Наконец-то проснулся мой прекрасный Эндимион.
– Все, что ты делаешь, – по-французски сказал Джулиен, – ты делаешь ради себя. Ты хочешь, чтобы эти смертные любили тебя. Хочешь купаться в их слепом обожании. Твоя жажда быть любимым сравнима с твоей жаждой крови. Тебе надоело убивать?
– Твой вопрос лишен смысла. Будучи мертвым, ты должен знать, что к чему, – ответил ему я. – У мертвых всегда есть преимущество перед другими. А у тебя нет ни одного. Ты болтаешься в коридорах потустороннего мира. Я знаю тебе цену.
Джулиен криво улыбнулся.
– Ну и каков твой мерзкий план? – поинтересовался он. – Забросишь меня на Небеса, как проделал это с Пэтси?
– Хм. Почему, собственно, меня должно волновать твое спасение? – спросил я. – Я же сказал, что начал к тебе привыкать. Откуда бы ты ни являлся, я чувствую себя избранным, когда ты удостаиваешь меня своими посещениями. И не забывай о Стелле. Свидание с ней – истинное наслаждение.
– О, ты такой милый, – сказала Стелла и обеими руками подняла куколку. – Знаешь, душка, ты являешь собой эксцентрическую проблему.
– Пожалуйста, объясни, – попросил я. – Ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем философствующие дети.
– Только не думай, что я способна на философские умозаключения.
Стелла нахмурилась и одновременно улыбнулась. Кукла шлепнулась ей на подол. Стелла чуть ссутулилась, а потом медленно расслабилась.
– Вот что я о тебе думаю, душка, – сказала она. – У тебя есть совесть, но нет души, чтобы ее подкрепить. Я бы сказала – уникальный случай.
Неприятная дрожь пробежала по моему телу.
– И где же моя душа, Стелла? – спросил я.
Она, казалось, растерялась, но потом ответила:
– Запуталась! Запуталась, как мошка в паучьих сетях! Но твоя совесть летает сама по себе, без души. Это просто удивительно!
Джулиен улыбнулся.
– Мы найдем способ разорвать эту паутину.
– О, так ты намерен спасти мою душу? – поинтересовался я.
– Мне безразлично, куда она отправится, после того как покинет Землю, – ответил Джулиен. – Разве я не говорил тебе об этом? У меня вызывает отвращение телесная оболочка, черная кровь, которая поддерживает в ней жизнь, аппетит, который движет ею, и всепоглощающая гордыня, которая побудила эту оболочку овладеть моей племянницей.
– Ты перевозбудился, – заметил я. – Здесь ребенок. Ты преследовал какую-то цель, прихватив ее сюда в качестве свидетеля. Веди себя прилично в ее присутствии.
Дверная ручка повернулась.
Призраки исчезли. Какие застенчивые!
Кукла упала на диван. Вид у нее был покинутый, и она безжизненно смотрела перед собой большими нарисованными глазами.
В спальню вошли Квинн и Мона. Так как система кондиционирования в особняке Блэквудов работала исправно, Квинн переоделся в свитер крупной вязки и простые широкие брюки. Мона по-прежнему оставалась в роскошном черном платье, которое подчеркивало слабое свечение ее бледной кожи. Шею Моны украшала очень большая камея из великолепного бело-голубого сардоникса.
– Можем мы теперь поговорить? – вежливо поинтересовался Квинн, с тревогой посмотрел на Мону и снова перевел взгляд на меня.
Я понял, что Квинн был абсолютно честен, когда говорил мне о своей любви к Моне. Несчастья Моны – на самом же деле сама Мона, была она счастлива или нет – вытесняли из сердца Квинна его собственные горести и печали. Она милосердно не давала ему, по крайней мере до сих пор, скорбеть из-за потери тетушки Куин и его двойника – Гоблина. Как бы ни поступила со мной эта маленькая скорпионша, его любовь к ней была милостью Божьей.
Чем еще объяснить легкость, с которой он воспринял мой… как бы это сказать… суетный захват великолепной кровати тетушки Куин?
Я подтянулся повыше, сел, облокотившись на подушки, с комфортом вытянул ноги и только тогда согласно кивнул.
Редко мне приходилось видеть свои ступни в черных носках. Я практически не обращал на них внимания. Для двадцать первого века они, пожалуй, были маловаты. Какая незадача! Но шесть футов все еще считаются приличным ростом.
– Я хочу, чтобы ты знал: я обожал тетушку Куин, – поспешил заверить я. – Я спал поверх покрывала. Я испытал потрясение.
– Возлюбленный босс, ты прекрасно здесь смотришься, – любезно заметил Квинн. – Пусть это будет твоя комната в доме. Ты знал мою тетю. Она спала целыми днями. Жалюзи за этими великолепными бархатными шторами наглухо закрыты.
После этих слов Квинна я почувствовал громадное облегчение и мысленно дал ему знать об этом.
Он присел на скамью возле туалетного столика, спиной к круглому зеркалу с мягкой подсветкой. Мона расположилась на диване, возле куклы, которую оставил там призрак Стеллы.
– Ты отдохнул? – поинтересовалась она, изображая создание с хорошими манерами.
– Сделай что-нибудь полезное, – пренебрежительно отозвался я, – возьми эту куклу и усади так, чтобы она не выглядела брошенной и несчастной.
– О да, конечно, – кивнула Мона, как будто и не побывала в лапах смерти.
Она усадила куклу спиной к мягкому подлокотнику кресла, скрестила ей ножки, а маленькие ручки положила на подол. Кукла с благодарностью смотрела на меня.
– Что там с тобой было, Лестат? – спросил Квинн, в его вопросе чувствовалась забота.
– Не скажу точно, – ответил я. – Кажется, какие-то силы хотели вместе с ней забрать и меня. Когда она начала подниматься, мы были вместе. Но я смог вырваться. Не уверен. Временами я видел ангелов. Это страшно. Не могу говорить об этом. Не хочу переживать это заново. Но Пэтси ушла – это главное.
– Я видел Свет, – сказал Квинн. – Точно видел! Ошибки быть не может. Но душу Пэтси я не заметил.
Квинн говорил искренне, без всякой рисовки.
– Я тоже его видела, – сказала банши[23]. – А еще ты с кем-то дрался, ругался по-французски и кричал что-то про дядю Джулиена.
– Теперь это не имеет значения, – сказал я, глядя на Квинна. – Как я уже сказал, мне не хочется заново это переживать.
– Почему ты это сделал? – с уважением спросил Квинн.
– О чем ты, черт возьми? – удивился я. – Я должен был – ты так не считаешь?
– Я это понимаю, – сказал Квинн. – Но почему ты? Это я убил Пэтси. А ты отправился туда один и вызвал к себе духа Пэтси. Ты подвел ее к Свету. Ты вступил в борьбу. Почему ты это сделал?
– Для тебя, полагаю. – Я пожал плечами. – А может, я посчитал, что никто другой не сможет это сделать. Или для Жасмин, потому что обещал избавить ее от призрака. Или для Пэтси. Да, пожалуй, все же для Пэтси. – Я призадумался. – Вы оба так молоды для Крови. Вы так мало видели. Я видел, как воют мертвые, покидая Землю. Я видел их души в пустоте между царствами. Когда Мона сказала, что Пэтси не знает о собственной смерти, я принял решение и пошел на болото.
– И еще была песня, – сказала маленькая гарпия, глядя на Квинна. – Томми сыграл ирландскую песню, она была такая печальная.
– Кстати о песнях. Я выполнил свое обещание, – сказал Квинн. – Ну, точнее, начал выполнять. Я позвонил агенту Пэтси, разбудил среди ночи. Мы собираемся переиздать все ее записи, сделать спецрелиз – все, что она хотела выпустить. Агент очень разволновался, узнав, что она умерла, и с трудом держал себя в руках.