– А что там насчет яда? – поинтересовался я. – Оберон говорил, что Эша и Морриган медленно травили взбунтовавшиеся дети.
Стирлинг кивнул.
– В их крови и в тканях обнаружили несколько примесей. По-видимому, им давали мышьяк, кумадин и еще какие-то редкие химикаты, которые влияют на мускулатуру.
Дозировка была бы смертельной для человека, но это уже особый разговор. Возможно, использовали и другие яды, которые не смогли долго просуществовать в их организмах. Еще обнаружили огромное количество бензодиазепина.
– Силас негодяй, – прошептала Мона.
– Оберон и Миравиль рассказывали еще что-нибудь о жизни на острове? – спросил Квинн. – Мне кажется, чем больше Мона узнает об этом, тем лучше она будет себя чувствовать.
– К черту все это, – тихо сказала Мона.
– Да, они оба много говорили, – мягко ответил Стирлинг. – И адвокаты Эша из Нью-Йорка тоже не молчали. Талтосы прекрасно жили около четырех лет, пока этот подлец Родриго не захватил остров. Оберон с большим удовольствием рассказывал об их путешествиях, об учебе. Миравиль все больше становится похожей на неразумное дитя, и это заметно нервирует Оберона.
– Где они сейчас? – спросил Квинн.
– В Мэйфейровском центре. Сегодня после обеда они дали Роуан согласие пройти тесты.
– О, это замечательно – они дали согласие! – сказала Мона. – И как я об этом не подумала? Двух мертвых ей мало! Одна Лоркин ее не удовлетворяет. Ей необходимо получить еще двух живых! В этом вся Роуан. Она не сказала, что бедные детки неважно выглядят? Или она просто всадила им по игле в руку и швырнула на носилки? Хотела бы я противостоять Роуан, но у меня не хватит духу. Так что пускай Талтосы исчезнут в лабораториях и секретных отделах Мэйфейровского центра. Прощай, милая безобидная Миравиль! Увижу ли я тебя когда-нибудь? Прощай, язвительный Оберон, не раздражай медсестер своими шуточками, иначе они сделают твою жизнь невыносимой. Кто я, Дитя Крови, такая, чтобы получить право встречаться с этими странными, несовременными существами? Что я могу для них сделать? Разве только выпустить в мир, где они, несомненно, тут же станут жертвами коварных людей, подобных наркобарону Родриго!
– Мона, никто не собирается запирать Миравиль и Оберона в Мэйфейровском центре, – сказал Квинн. – Мы можем за этим проследить. Роуан не станет делать из них пленников. Ты снова без всяких на то причин объявляешь ее врагом. Если хочешь, мы прямо сейчас можем отправиться в Центр и встретиться с ними. Никто нам не помешает.
– Наивный! – Мона ласково улыбнулась Квинну. – Ты думаешь, что знаешь Роуан, но на самом деле ты совсем ее не знаешь. И возлюбленный босс околдован ею, так же как и Эш Тэмплтон, который отрекся ради нее от своего рода и не смог спасти своих детей, потому что Морриган ревновала его к ней. О темнота, о жалкое невежество! Лестат, у нее вместо сердца кусок льда!
– Ты используешь Роуан как молниеотвод, – спокойно заметил Квинн. – В чем она теперь перед тобой провинилась? Объявила, что Эш и Морриган мертвы? Лестат тоже говорил, что они умерли. Успокойся. Хватит об этом.
Мона затрясла головой, она не могла остановиться:
– Где поминки? Где похороны? Где цветы? Где оплакивающие покойных родственники? Они похоронят Эша и Морриган в фамильном склепе?
Я потянулся к Моне и взял ее за руку.
– Офелия, – нежно сказал я, – к чему им теперь цветы и поцелуи? «Ужели ум девицы молодой не крепче жизни старика седого?» Успокойся, прелесть моя.
Мона ответила мне строчкой из Шекспира:
– «Тоску и грусть, страданья, самый ад – все в красоту она преобразила».
– Нет, вернись, не сдавайся.
Мона закрыла глаза. Все молчали. Я ощущал ее дыхание.
– Стирлинг, расскажи ей, как все прошло, – осторожно попросил я. – Опиши забавную часть.
– После дня, проведенного с теткой Оскар и Долли-Джин, выслушав все их истории о ходячих младенцах с болота, Оберон и Миравиль, с вашего позволения, были готовы к госпитализации. И кажется, Майкл Карри очень обрадовался их отъезду.
– И они ни разу не попытались сбежать из дома? – спросила Мона.
– По всему периметру дома выставлена охрана, – признался Стирлинг. – Но, Мона, как можно отпускать этих двоих в мир людей без присмотра? Да, Скрытый народ просуществовал около пяти лет, Оберон и Миравиль рассказывали удивительные истории, но сама идея жизни на острове с самого начала была утопией. Мятеж Силаса длился два года. Правление Родриго – еще два. Вот что мы имеем.
– Хорошо. А что же ждет их в будущем? – спросила Мона.
– Оберон полностью доверил свою судьбу Роуан, а после знакомства с Майклом и экскурсии по дому на Первой улице, после общения с теткой Оскар и Долли-Джин захотел, чтобы Миравиль последовала его примеру. Можно сказать, что Оберон связал свое будущее и будущее своей сестры с Мэйфейровским медицинским центром. Вот так обстоят дела.
– Что-нибудь слышно о Лоркин? – спросил я.
– Нет, – покачал головой Стирлинг, – ничего. Только Роуан знает, где она и что с ней. Майкл не в курсе.
– О, потрясающе! – нервно воскликнула Мона, губы у нее дрожали. – Не удивлюсь, если она решила прооперировать Лоркин живьем.
– Прекрати, – спокойно сказал я. – На руках Лоркин кровь других. Она была пособницей Родриго, а тот лишил жизни Эша и Морриган! Хватит об этом.
– Аминь, – сказал Квинн. – Мне редко встречались существа более устрашающего вида, чем Лоркин. Как поступит с ней Роуан? Передаст ее людям из Управления по борьбе с наркотиками? Думаешь, Лоркин не сможет от них ускользнуть? Роуан над законом, как и мы.
Мона покачала головой. Казалось, этот разговор вытягивал из нее последние силы.
– А Майкл? – Голос ее зазвенел от нервного напряжения, лицо было по-прежнему мертвенно-бледным, взгляд жестким от боли. – Как все это отразилось на моем возлюбленном Майкле? Он догадывается, что Роуан за его спиной кружит голову великому Лестату?
– Началось, – мрачно констатировал Квинн. – И ты, та девочка, которая затащила Майкла в постель и родила от него Морриган, теперь нападаешь на Роуан из-за нескольких поцелуев? Очнись, Мона!
Мона смерила его убийственным взглядом.
– Ты никогда не обижал меня! – прошептала она.
Этот диалог шокировал Стирлинга.
– Вы недооцениваете любовь Майкла и Роуан, и вы об этом знаете, – несколько порывисто заметил он. – Я не стану делиться с вами чужими признаниями. Просто не могу.
Достаточно будет сказать, что Роуан всем сердцем любит Майкла. Да, в Нью-Йорке, повстречав Эша Тэплтона, она испытала великое искушение. У нее не было сил устоять, а этот мудрый бессмертный понял бы ее… Но она устояла. И она не станет ломать свою жизнь ради кого бы то ни было теперь.
– Это правда, – сказал я.
Квинн потянулся к Моне, и она милостиво позволила ему поцеловать себя.
– Где сейчас Майкл? – спросила она, стараясь не встречаться со мной взглядом.
– Спит, – ответил Стирлинг. – После того как Роуан примчалась домой и увезла с собой Оберона и Миравиль, Майкл поднялся наверх, рухнул в кровать и уснул, как убитый. Я не думаю, что тетка Оскар, которая перед своим отъездом посмотрела ему прямо в глаза и объявила «отцом проклятого потомства», поспособствовала его душевному спокойствию.
Мона мгновенно превратилась в настоящую фурию. (Но этот диагноз лучше, чем умалишенная.) Глаза ее налились кровавыми слезами.
– Только этого Майклу не хватало! Да как эта карга смеет пророчить подобное! Готова поспорить – Долли-Джин тоже вцепилась в эту кость. Долли никогда не упустит такую возможность из своих ловких ручонок.
– Да уж, – подтвердил Стирлинг. – Она сказала, что рассыпала чудесный желтый порошок вокруг его кровати. Думаю, это было последней каплей для Майкла.
– Знаете, в мои золотые времена, – затараторила снова близкая к истерике Мона, – когда я была назначена наследницей легата Мэйфейров, когда я разгуливала в ковбойских шляпах, в шортах и рубахах с широкими рукавами, летала в самолете компании, который стоил миллионы, и ела столько мороженого, сколько душе хотелось, я мечтала о собственной радиостанции. И одну из программ я мечтала отдать Долли-Джин: ей бы звонили разные люди из провинции, рассказывали бы о том, как они живут, делились бы своей деревенской мудростью. Я хотела и старушке Эвелин подарить программу…
Ты ведь знаешь бабушку Эвелин, Стирлинг?
Лестат, старушка Эвелин – копилка слухов и домыслов.
Я планировала назначить приз любому, кто действительно сможет понять ее. Знаете, я рассчитывала на звонки сплетников, которые будут отвечать на ее выдумки той же монетой. У нас была бы часовая программа сплетен. Им бы я тоже выдавала призы. Черт возьми, почему нет? А еще у меня был бы «Час Майкла Карри» – на эту программу звонили бы люди с историями об Ирландском канале, пели бы в эфире вместе с Майклом ирландские песни. И конечно же, у меня была бы своя программа. Все об экономике, мировых направлениях в архитектуре и музыке… – Она вздохнула. – У меня были планы на каждого чокнутого в нашем семействе. Мечты остались мечтами, болезнь помешала. Но Долли-Джин еще кусается. А Майкл… жена изменяет ему с тобой, и никто не может за него заступиться.
– Мона, прекрати! – взмолился Квинн.
Моя боль никого не интересовала, кроме меня самого. Мона снова побледнела, глаза утратили блеск, она впала в транс… Но только на секунду.
– И вы знаете, что самое ужасное? – Мона прищурилась, словно не могла припомнить, о чем хотела сказать. – О да, вампиры. Я говорю о настоящих вампирах. У них нет своих веб-сайтов.
– Пусть так все и остается, – сказал Квинн. – Им не следует заводить сайты.
– Вам пора поохотиться, – сказал я. – Вы оба проголодались. Отправляйтесь на север, пройдитесь по придорожным кабакам. Посвятите ночь охоте. А завтра, я не сомневаюсь, Роуан будет готова допустить нас к телам Эша и Морриган. И с Миравиль и Обероном мы тоже сможем повидаться.
Мона, ничего не понимая, посмотрела на меня.
– Да, отличное предложение, – прошептала она. – Очередная интермедия. Какая-то часть меня не хочет больше видеть Роуан и Майкла. Не хочет снова ув