К концу лета зачастили дожди. Город выглядел хмурым и безрадостным. Правда, люди снова, в который уж раз за последние годы, радовались переменам. Открылась возможность свободно торговать, организовывались товарищества с ограниченной ответственностью. Магазины и рынки стали заполняться товаром. Армия «челноков» пополнялась с каждым днем за счет разных слоев общества, в основном «сокращенцев». Короче, люди сметливые и проворные, восприимчивые ко всему новому, богатели.
Володя радовался происходящему. Круг его покупателей ширился.
Теперь он уже не сидел в директорском кресле захудалого магазинчика в безлюдном переулке. У него был свой офис с секретарем-машинисткой и толковым помощником.
Его рабочий день включал объезд собственных владений — Мишкольц считал своим долгом побывать в каждом магазине и посетить мастерскую. Обедал в самом дорогом ресторане города. Иногда брал с собой Кристину. Специально для них готовили кошерную, «чистую» пищу. После обеда возвращался в свой офис. Выслушивал отчеты секретарши и помощника и приступал к текущим делам. Бывало, засиживался до ночи.
В один из таких затяжных рабочих дней к нему в офис явилось некое создание, длинноволосый юноша в заплатанных джинсах и выгоревшей футболке «адидас». На плече у парня висела холщовая сумка, с какими часто можно встретить художника или студента-архитектора.
Он робко поздоровался и вдруг завороженно уставился в одну точку. Мишкольц сразу сообразил, что так привлекло внимание парня.
Володя сидел, развалившись в кресле, пиджак повесил на плечики в шкаф, рукава белоснежной рубахи закатал выше локтя, в пепельницу положил запонки, чтобы не возникло желания курить — в очередной раз бросил.
Вот на эти запонки и уставился длинноволосый. От них и в самом деле трудно было глаз оторвать — платиновые, с крупными изумрудами в обрамлении мелких бриллиантов.
«Не ограбить ли он меня пришел?» — усмехнулся Мишкольц. До этих запонок много было охотников. Один «крутой» банкир предлагал ему за них сто тысяч долларов наличными, хотя они стоили гораздо меньше. Володя отвечал коротко: «Не продаются».
— Я вас слушаю, — обратился он к юноше, который, судя по всему, собирался превратиться в монументальное украшение его офиса.
— Высший пилотаж! — с сумасшедшим блеском в глазах произнес гость, ткнув пальцем в запонки, после чего представился: — Данила Охлопков, архитектор и свободный художник.
— Чем обязан? — пожал протянутую ему руку Мишкольц.
Не говоря больше ни слова, Данила вытащил из своей сумки три свернутых в трубочку холста и расстелил их перед Володей.
Это были очень красочные и не лишенные вкуса полотна, но слишком уж подражательные.
— Ваши? — спросил Володя.
Данила только радостно кивнул в ответ.
— Сальвадор Дали, подправленный Матиссом, — улыбнулся коллекционер и меценат. — Хотите продать?
— Не совсем так, — застенчиво улыбнулся Охлопков. — Это вроде моей визитной карточки. Я же по другому вопросу. — Он сделал паузу и без дальних заходов сообщил: — Я хочу открыть художественный салон.
— Похвально. Но уже имеется один салон, принадлежащий Союзу художников. И, насколько я знаю, он не дает большой прибыли. — Мишкольц сгреб запонки в ящик стола и закурил. Парень ему не нравился, но он никогда не судил о людях по первому впечатлению.
Данила тем временем снова свернул холсты и продолжил:
— Мой салон будет сильно отличаться от того. Во-первых, нетрадиционная живопись, сориентированная на потребительский вкус. Во-вторых, я не собираюсь ограничиваться картинами и эстампами. В салоне будут продаваться декоративная посуда, светильники, люстры, мебель. В-третьих, специальный отдел украшений из недорогих камней. И еще отдел для художников — кисти, краски, подрамники, холсты…
— Это уже другой разговор. — Мишкольц загасил сигарету, сделав три затяжки. — Но для вашего замысла потребуется помещение с огромным торговым залом.
— С помещением нет проблем, — откликнулся тот. — Знаете бывший купеческий дом?
— Это рядом с музыкальным училищем?
— Верно. Памятник деревянного зодчества прошлого века, — пояснил Охлопков. — Месяц назад мы с ребятами его реставрировали, но горисполком нам до сих пор не заплатил ни копейки. Вчера я договорился в горисполкоме, что вместо зарплаты мы арендуем дом под художественный салон сроком на три месяца.
— Недурно. — Мишкольцу нравились предприимчивые люди. — Неужели обошлось без взятки?
— Так не бывает, — развел руками Данила.
— Откуда же деньги у бедных художников?
— Пришлось расплачиваться будущим товаром.
— Значит, товар закупать не надо?
— Что вы! Художники, ювелиры, краснодеревщики готовы отдать на реализацию гору продукции. Можем открыться хоть завтра.
— Что же вы медлите?
— Вы будто не знаете! — уже без стеснения посмотрел тот в глаза Мишкольцу. — Мне нужна «крыша». Потому я и пришел к вам.
— Почему ко мне? — изобразил удивление Володя.
— Дружок посоветовал, Генка Балуев.
— Ясно. — Мишкольц надолго задумался, а потом неожиданно указал пальцем на картину, висящую у него за спиной. На ней был изображен особняк в стиле «модерн», обнесенный каменным забором с чугунным литьем. А над забором сквозь чугунные прутья к темным окнам особняка пробивалась дикорастущая сирень. В этой картине поражали странная бледность стен дома и неба, зловещая темнота в окнах рядом с буйно цветущей, живой сиренью. — Кто это? — устроил экзамен свободному художнику Володя.
Тот вгляделся в картину, близоруко прищурив глаза.
— Кто-то из «Мира искусства», — предположил Данила. — Если не ошибаюсь, Бенуа.
После этого они ударили по рукам. Прозорливый Мишкольц почему-то не догадался, что его помощник Геннадий Балуев проинформировал Охлопкова на предмет любимой картины шефа.
Через неделю художественный салон открылся. О нем сразу заговорили по местному радио и телевидению, стали писать в газетах. Охлопков привлек в салон самые разнообразные творческие силы, в большинстве своем незаурядные.
Люди сначала приходили из простого любопытства, как на выставку. Потом очень быстро, словно в ожидании каких-то катаклизмов, стали все раскупать.
Данила постригся и больше не надевал джинсы и футболку. Бывший купеческий дом он арендовал на год.
Охлопков стал появляться в казино, и сам Кручинин однажды похлопал его по плечу: «Мы с тобой горы свернем, Данила-мастер!»
Он больше не рисовал ни под Дали, ни под Матисса. Им овладела другая страсть, и аппетиты с каждым днем разрастались. Ему уже тесновато было в купеческом доме, и он присмотрел себе еще одно здание, буквально в трехстах метрах от первого, и тоже памятник деревянного зодчества.
— Нет! — неожиданно заявил Мишкольц. — Этот дом тебе нельзя брать в аренду.
— Но почему? — не понимал Данила. — Я уже договорился в горисполкоме. Нет проблем.
— Проблемы у тебя появятся, даже очень скоро. — Володю бесило, что тот ничего не понимает. Он приказал себе успокоиться. Все разъяснил единственной фразой: — Дом стоит не на нашей территории.
Охлопков промолчал и больше не заикался о своем замысле.
Об открытии второго салона Володя узнал от помощника.
— Он что, спятил? — прищурил глаза шеф. Хотелось курить, но он перестал бы себя уважать. — Как пить дать, начнется заваруха! Надо позвонить Круче.
— Круча дал ему «добро», — промычал Балуев, опустив голову, и добавил: — Не ожидал я от Даньки такой прыти.
— Они оба свихнулись! — закричал Мишкольц.
Гена никогда не видел его в таком состоянии. Он соскочил с места и быстро заходил по кабинету. Потом снова сел. Достал из ящика заготовленную на всякий случай пачку «Мальборо». Открыл ее. Вытряхнул на стол все сигареты. Взял их в оба кулака и разломал пополам.
— Они еще очень пожалеют об этом, — тихо произнес Володя.
Больше он никогда не курил.
Данила Охлопков подвернулся вовремя. Круча находился в состоянии боевой готовности.
Соседнюю организацию возглавлял некий Потапов, бывший спортсмен, известный только в узких спортивных кругах.
Организация у него была не очень солидная и никогда в расчет не бралась. Потапова даже забывали приглашать на «круг», когда решались какие-то общие вопросы среди организаций. Могущественному соседу, Кручинину, он не досаждал, и Кручинин с ним особо не церемонился.
Возмутило же Кручу следующее. Почти на самой границе с его территорией открылся двухэтажный шоп. В советское время в этом здании размещались ателье и магазин тканей. Но вот уже год, как швейников оттуда выгнали, и кто-то затеял там полную реконструкцию и европейский ремонт. Круча с интересом наблюдал, что будет дальше. А дальше началась ожесточенная конкуренция. Первый этаж магазина был отдан под спиртные напитки и деликатесы, второй — под меха и золото.
Хозяин шопа завез такие сорта вин, водки, пива, коньяка и прочего, каких горожане в глаза не видывали, а только читали о них, кто в импортных журналах, а кто в переводах из мировой литературы.
Хозяин шопа не боялся диких цен. Вся продукция его магазина отличалась высоким качеством, и слухи об этом тут же распространились по городу. Шопу не потребовалось дополнительной рекламы. Возле него рядами выстраивались иномарки. Здесь теперь отоваривалась вся городская бизнес-элита.
Хозяином шопа оказался никому не известный Дмитрий Сергеевич Стародубцев. Он легко договорился с Потаповым, заплатил ему мзду, стал членом его организации, исправно отчислял полагающиеся проценты с прибыли.
Откуда взялась эта темная лошадка? Где он раньше был, этот Стародубцев? Почему обратился к Потапову, а не к нему? Такими вопросами мучился Круча, и ненависть к конкуренту росла в нем день ото дня.
Оказалось, что Стародубцев не такая уж темная лошадка. Год назад на него было совершено разбойное нападение, но он, к сожалению, вышел сухим из воды. Значит, кто-то в городе еще год назад пронюхал об этом бизнесмене и о его сбережениях?