— Как?
— Похоже, это не Стар.
— Такое же предположение утром высказала Кристина.
— Я решила последить за ней, когда поняла, что это не Стар. Глупо, конечно. Мишкольца я отвергла сразу, но я ведь не знала, что Кристина его… жена.
— А как ты поняла, что это не Стар?
Они теперь абсолютно доверяли друг другу, и Кулибина рассказала ему все — и про то, как Стародубцев уговаривал ее поехать в Москву, и про то, как виделась с Андреем за несколько часов до его гибели.
— Ты не заметила, за вами никто не следил?
— Не поверишь — мы были на Красной площади совершенно одни. Ночью. Падал снег. Вокруг ни души. Тишина, а потом бой курантов.
— А в кабаке вы тоже были одни?
— Нет. Там сидел народ. Немного, правда…
— Ты, конечно, никого не запомнила?
— Что ты хочешь? Почти месяц прошел. Ты собираешься в Москву?
— Не знаю. Надо будет обговорить это с шефом, когда он приедет.
— Еще вопросы будут? — улыбнулась она.
— Послушай, а почему ты стояла внизу? Почему сразу не поднялась к Андрею?
Она заерзала на табурете. Видно было, что вопрос Гены ее смутил.
— Понимаешь… Мы не виделись пять лет. Жили в одном городе… — Ей было трудно говорить.
— Все понятно. Не объясняй.
Но Светлану уже понесло:
— Я ни за что не решилась бы на это, но Стародубцев настаивал. Я стояла внизу и курила. Сама не знаю, чего ждала. Меня будто приклеили к этой забитой подъездной двери. Смотрела на единственное светящееся окно и ждала. Вдруг свет погас. «Ну, вот, дождалась! — подумала я тогда. — Он лег спать!» Я сказала себе: докурю сигарету и поднимусь наверх. Но минуты через три дверь подъезда открылась, и я увидела Андрея. Он тоже посмотрел в мою сторону, но не узнал, я пошла за ним.
— А теперь вспомни, пожалуйста, когда ты курила, никто мимо тебя не проходил?
— Ничего себе! — аж присвистнула она. — Было мне тогда дело до кого-нибудь?
Светлана задумалась. Потом вышла в холл. Принесла оттуда зеленую пачку «Данхилла» и закурила.
— Не мешай только, — попросила она. Глубоко затянулась. Закрыла глаза. Не торопясь, выпустила дым в потолок. — Помню старуху с девочкой лет двенадцати. Они явно гуляли перед сном. Обсуждали какой-то очередной сериал. Потом из дома, у которого я стояла, из соседнего подъезда вышел мужик. Странный какой-то, вышел, перекрестился. В таком длинном темном пальто. Впрочем, в таких пол-Москвы ходит. Потом была компашка подвыпивших парней, четверо, кажется. Очень шумные! Они, кстати, заметили светящееся окно в квартире Андрея. «Монах-отшельник, наверно, живет!» — сказал один из них, и тут они стали орать: «Монах! Монах! В задницу — трах!» Я тогда испугалась. Думала, сейчас начнут приставать, но меня-то они как раз не заметили. Кажется, все…
— А когда пошла за ним, сзади никто не шел?
— За мной? Ночью там, конечно, жутковато. Все такое необитаемое. Узкие горбатые переулки… Я бы услышала, если б кто-нибудь шел.
— На всякий случай напиши мне адрес того дома и название кабака, в котором вы сидели.
— Могу еще написать телефон следователя Гришина, который ведет его дело.
— Валяй!
Она аккуратно сложила листочек вчетверо и передала ему с хитрой усмешкой.
— Смотри, чтоб Марина не нашла, а то узнает по почерку!
Он не обратил на эти слова внимания, потому что пребывал сейчас не здесь, а там, где в горбатых переулках притаился убийца. Убийца был уверен, что Андрей вернется домой в эту ночь. А ее он или не знал, или не брал в расчет. Если не шел за ней следом, значит… Что это значит?
— Кто из людей Стара следил за Андреем в Москве?
— В такие дела меня не посвящают. Дима просто сообщил, что его выследили, и все.
— А может быть, что этот человек не знал тебя?
— А почему бы и нет? Какое ему дело до директора магазина?
Балуев хотел добавить: «Но ты ведь не только директор, ты еще и бывшая любовница босса!» — но вовремя сдержался.
— Ты тоже могла не знать в лицо этого человека?
— Конечно.
— Давай прикинем, — предложил он. — Нарисуй мне этот переулок. — Гена развернул листок бумаги, который она ему подала.
И тут же на нем возник узкий канальчик с четырехугольниками-домами по обе стороны.
— Одним концом переулок упирается в бульвар. — Она перерезала канальчик более широким каналом. — А другой его конец раздваивается, то есть переходит в два разных переулка. — Светлана обозначила их четкими линиями: один, под углом девяносто градусов, — вниз, а другой, под углом сто двадцать, — вверх. — Дом Андрея выходил на бульвар, но окно его смотрело в переулок. Я стояла у дома напротив. Он, кстати, более обитаем. Там светилось несколько окон.
— Сколько времени приблизительно ты проторчала там?
— Думаю, минут сорок. Дело шло к полуночи. На часы я не смотрела.
— Куда направлялся Андрей?
— Он выбежал в киоск за сигаретами.
— Начерти его маршрут.
— Маршрут довольно путаный. Сначала он двигался по тому переулку, который идет вверх. Потом… Примерно так… — От верхнего «канальчика» она провела еще три, друг за другом. Два крохотных, третий, наоборот, длинный, спускавшийся вниз. В конце его Светлана нарисовала жирную точку. — Это коммерческий киоск, — пояснила она.
— А теперь покажи, куда двигались четверо подвыпивших парней.
— Они вышли на бульвар. Я даже видела, как они перешли на противоположную сторону, потому что стояла лицом к бульвару.
— А этот странный мужик в пальто?
— Он — в обратную сторону.
— Вниз или вверх?
— Не знаю. Я стояла к нему спиной. Услышала, как хлопнула подъездная дверь, обернулась. Он стоит лицом к двери, крестится. Потом пошел. Я отвернулась. Да там и не увидишь, кто куда сворачивает. Переулок горбатый. Погоди-ка! — Она коснулась лба ладонью, что-то припоминая. — Я, кажется, немного напутала! Вначале были парни, а потом вышел этот. Точно! Он появился, когда в кулибинском окне погас свет!
— А вот это уже кое-что! Он видел тебя?
— По-моему, да. Я стояла совсем близко.
— Ты его разглядела?
— Мне было не до этого. Андрей выключил свет. Я сильно расстроилась. Запомнила только длинное темное пальто.
— На голове что?
— Ничего. Он держал что-то в руке. Возможно, шапку.
— Волосы? Какие волосы?
Они оба вдруг возбудились от неожиданного открытия.
— Не помню, Гена! — чуть не закричала она. — Не помню.
— Когда вы с Андреем стояли у киоска, никого не видели? Этот не появлялся?
— Не обратила внимания. По-моему, кто-то прошел сзади, когда я рассматривала витрину киоска, но я не обернулась.
— А в кабаке?
— Там его точно не было.
— Вспомни этого человека, Света! Прошу тебя, вспомни! Очень важно.
Она опустила голову над столом, разглядывая кофейную гущу на дне своей чашки, и пробормотала:
— Маленького роста, худой. А может, пальто до полу его стройнило? Лица совсем не помню.
— Было темно?
— Да, но он как раз стоял на свету — лампа над подъездом, и он лицом к лампе… Крестится… Длинные пальцы. Да-да, это бросилось в глаза! Маленький ростом, а пальцы длиннющие! Вспомнила! Очень коротко острижен, почти как ты. А вот волосы, по-моему, темные или рыжие. И еще. Очень выпуклый лоб. Прямо нависает над носом. А нос, кажется, не очень крупный. Впрочем, не помню…
Геннадий задумался, барабаня пальцами по столу. Потом обратился к ней:
— Света, давай начистоту. В вашей организации все тебя знают. Все в курсе твоей связи со Стародубцевым. Ты — другое дело. Ты не обязана помнить всех в лицо.
— Допустим, — согласилась она.
— Допустим, — повторил он за ней, — что этот богобоязненный человек в длинном пальто — убийца. Допустим, он выследил Андрея. Знал, что тот имеет привычку ходить по ночам в коммерческий киоск, и ждал его в ту ночь в подъезде дома, у которого стояла ты. Тебя, скорее всего, он не видел. Ты подошла позже. Погасший свет в окне Андрея был ему сигналом. Он решил опередить его, потому что, как ты утверждаешь, следить за кем-то ночью в переулках невозможно. Значит, он просто решил подстраховаться — занять наблюдательный пост где-то в районе киоска. И так, по-видимому, и сделал. Но при выходе из подъезда его подстерегала первая неожиданность. Зачем он крестился — Бог его знает! Предположим, он не разглядел твоего лица. И дальше все делал по плану. Но у киоска он не мог не понять, что Андрей уже не один. У киоска он разглядел тебя лучше.
— И что с того?
— А то, что это его не остановило. Он не изменил своего плана и, если бы ты вернулась с Андреем…
— Понятно. Ты хочешь сказать…
— Вот именно, я хочу сказать, что это был не человек Стара.
— Или кто-то из новеньких. Не забывай, что уже полгода, как мы с Димой расстались. А бывших любовниц босса не обязательно знать в лицо.
— Логично.
— А тебе не кажется, Гена, что кто-то третий хочет втиснуться между нами и вами? — Она первая произнесла это вслух. Что-то подобное уже проносилось в голове у Балуева за время этого ночного дознания, но в устах Светланы прозвучало как открытие.
— А как же быть с заявлением Стародубцева о войне? — напомнил он Кулибиной ее же слова.
— Не знаю, Гена. Честно, не знаю. Стар ведет себя довольно странно. С ним что-то происходит. Я это почувствовала еще до разрыва. Мне порой кажется, что он сильно болен. Ты понимаешь? Болен душевно. Чего можно ждать от такого человека? Вот и с Андреем. Когда я набросилась на него по телефону, он отрезал: «Не твоего ума дело!» — а у меня в кабинете полностью отрицал свою причастность к гибели Андрея. Почему, спрашивается, не отрицал сразу?
— Действительно, странно. Хотя на меня он всегда производил впечатление человека более чем нормального.
Балуев признался себе, что ему неприятен разговор о ее бывшем любовнике. Во всяком случае, намного неприятнее, чем о бывшем муже. Может, потому, что один мертв, а другой жив? Или потому, что ее связь со Стародубцевым куда свежее?
Они расстались, когда уже начало светать. Договорились, что в экстренном случае Светлана позвонит ему из автомата в офис и назовется Катей.