— И еще, — не обращая внимания на ее хохот, продолжал Балуев, — постарайтесь узнать, где находится склад…
— Ксюхин склад? — перебила его Лиза. — Так я ведь была у нее на складе! — И по секрету сообщила: — Комбинацию себе присмотрела! На складе же все дешево!
— Где это? — не дал ей похвастаться своими покупками Гена.
Она назвала точный адрес, а он тут же прикинул в уме: «Территория Поликарпа. Наш человек был связан с человеком Поликарпа? Или это чистая случайность? Надо проверить. Но для начала нужен телефон этого Миши «Д».
— Так вы не забудете о моей просьбе? — напомнил он на прощание.
— «Не забывается такое никогда!» — пропела Лиза, и они пожали друг другу руки, как товарищи по борьбе.
На всякий случай, чтобы не терзаться потом, он посетил общежитие пединститута. Догадка Степаниды подтвердилась. Вчера Ксения сюда ночевать не приезжала.
На посещение склада времени уже не оставалось, да и небезопасно было так, с наскоку лезть в дела чужой организации.
Он приехал домой. Принял душ. Переоделся. Марина, как это ни странно, была на редкость предупредительна. Она уже знала о его отъезде, потому что билеты на самолет привезли на дом.
По такому случаю она превозмогла брезгливость и пожарила курицу. Для детей был настоящий праздник. Они не на шутку разошлись. Марина покрикивала на них, а Гена смотрел на это детское счастье сквозь слезы. Но ссориться перед дорогой не хотелось. И так чувствовал вину за ночь, проведенную вне дома.
Под занавес она сунула ему традиционный списочек.
— Нет, — покачал он головой. — Мне будет некогда ходить по магазинам.
— Ну и Бог с ним! — вздохнула она.
А когда ступил за порог, бросилась к нему на шею и разрыдалась:
— Не бросай меня!
— Что ты выдумала? — Гена расцеловал на прощание жену и осторожно снял ее руки с шеи.
При въезде в аэропорт прямо в машину позвонила Кристина.
— Ты летишь в Москву?
— Да.
— Будешь заниматься делом Андрея?
— Насколько это будет в моих силах. Володя мне дал всего один день на Москву.
— Тогда слушай внимательно. У меня есть в Москве один старый приятель, детский поэт. Его зовут Женя Истомин. Он тебе поможет. Я ему позвоню. Запиши адрес. — Она продиктовала.
— Неплохо устроился твой друг! Это почти центр!
— Будет лучше, если ты не поедешь в гостиницу, а остановишься прямо у него.
— А это удобно?
— Удобно. И еще. Я думала: как убийца нашел Андрея? Ведь тот наверняка скрывался.
— Какие у тебя мысли на этот счет?
— Институт.
— Я тоже так думаю.
— Но вряд ли он посещал занятия. Он ведь не был самоубийцей.
— Так-так, — заинтересовался Геннадий.
— Значит, кто-то его выдал. Я не знаю, кто ему сдавал комнату. Но зато знаю человека, которому он отдавал для издания свою рукопись, а тот наверняка имел телефон Андрея. — Она продиктовала еще одну фамилию. — Его адрес найдет через институт Истомин.
— Отлично! — воскликнул Балуев. — Денек завтрашний будет не из легких!
— Удачи тебе! — пожелала на прощание Кристина.
Повесив трубку, Кристина прислушалась к тому, что творилось в квартире. Из детской доносились какие-то бабахающие звуки.
Сына она застала за интереснейшим занятием. Он в костюме маленького чикоши стоял посреди комнаты с игрушечным охотничьим ружьем и стрелял резиновыми присосками не по мишени, а по акулам, кальмарам, муренам, плывущим по стенам и потолку. Выстрелы не были особо громкими, но характерный звук был Кристине не приятен.
— Откуда это у тебя? — удивилась она и ружью, и одежде.
— Папа привез! — похвастался Колька и покрутился перед ней, совсем как девчонка. Она еще не успела взглянуть на то, что Володя привез оттуда. Об этом она обычно узнавала в последнюю очередь, потому что все эти подарки становились поперек горла.
— Очень хорошо, — сказала Кристина, — но папа спит, а ты шумишь. Потерпи немного.
— Ладно, — согласился Колька, сразу повесив нос.
Первые дни после очередного возвращения Володи проходили обычно в тягостной атмосфере отчужденности. Они почти не разговаривали друг с другом. Со временем все приходило в норму, а пока надо было терпеть.
Колька, воспользовавшись тем, что мать задумалась, выскользнул из детской с ружьем на плече и на цыпочках прокрался по длинному коридору к двери отцовского кабинета. Он приник к ней ухом, но ничего не услышал. Тогда осторожно заглянул внутрь.
Он увидел только двух зубастых великанов — могучие шкафы ручной работы со старинными фолиантами.
Колька раскрыл дверь пошире и просунул голову.
Отец спал на диване, накрывшись пледом. Такой большой и страшный. Колька видел его ступни в черных носках, волосатую руку поверх пледа и половину лица: не до конца затянутый веком глаз с какой-то хитрой, игривой щелкой, высокий бледный лоб, переносица и растрепанные, как у Незнайки, русо-седые волосы.
— Папа спит, — произнес он вслух, негромко, но довольно отчетливо.
Никакой реакции. Отец не шелохнулся, «зубастые» шкафы хранили молчание. Тогда Колька громко вздохнул, еще раз нарушив покой мебельных великанов, и осторожно прикрыл за собой дверь.
Мишкольц не спал. Он лежал уже несколько часов с закрытыми глазами, но провалиться в сон мешали докучливые мысли, от них уже пухла голова.
Утренний разговор с помощником окончательно выбил его из седла.
Впрочем, он и раньше сомневался, что Стародубцев участвовал в последних кровавых делах. Но о том, что здесь замешана какая-то третья сила, об этом приходилось думать впервые.
Лето выдалось жарким, и кое у кого в связи с этим произошло разжижение мозгов. Так думал Володя.
Первой жертвой зноя пал Соколов. Тот самый, с брюшком, на тоненьких ногах, который в свое время хотел устроить на «круге» голосование в пользу Мишкольца и обливался вонючим потом в страхе, что боссом сделают его.
С тех пор он здорово переменился. Не в плане физиологии — брюшко осталось брюшком, а ножки — ножками, а в плане своей значительности.
Соколов прибрал к рукам всю вотчину Кривцуна, оставшуюся фактически без хозяина. Недотепа сынок годился разве что для разведения бабочек в ботаническом саду. Соколов сделал его своим помощником, дабы избежать обвинений в вероломстве.
Война с конкурентами научила его многому. Он оброс охраной. Открыл даже секцию карате для своих «мальчиков». Спонсировал бои собак. И вообще стал «крутым».
В организации фактически утвердилось двоевластие. Официальным боссом считался Шалун. И до поры до времени это его вполне устраивало. Мишкольц оказался человеком без амбиций, полностью ушедшим в свой бизнес, в свое хобби, в свою религию, в своих женщин и в своих сыновей. Обособленность эта немного раздражала, но не настолько, чтобы предъявлять ювелиру претензии.
И все-таки их предъявили. Соколов около года обхаживал Шалуна. Тот же долго не мог ему простить поминок Черепа, когда там, наверху, в казино, его, Шалуна, не ставили ни в грош и не брали в расчет. И только Мишкольц протянул ему руку.
И все же они спелись и объединили свои усилия, чтобы ослабить влияние Мишкольца.
В конце августа Шалун созвал всех на «круг» по поводу одного крупного должника, к тому же разорившегося.
— Без меня никак нельзя обойтись? — спросил его но телефону Володя. Не любил он подобных сборищ. Они тяготили его так же, как в свое время комсомольские собрания в институте.
— Нужен твой совет, — настаивал Шалун. — Вопрос жизни и смерти. Ты же понимаешь?
Он приехал в казино на пятнадцать минут позже условленного времени: «Пусть подождут моего совета!»
Его провели в банкетный зал. В добрые времена здесь устраивал оргии с цыганами Кручинин.
Кроме Шалуна и Соколова были еще человек семь: банкиры, бизнесмены, боевики.
— При Круче ты не имел привычки опаздывать, — усмехнулся в свои буденновские усы Шалун.
Мишкольц промолчал, потому что сразу почувствовал повышенный интерес к своей персоне, и еще потому, что впервые с тех пор, как они поделили власть, Шалун позволил себе в отношении его подобный тон.
Они не стали специально для Мишкольца объяснять, что к чему, а продолжили обсуждение.
«Меня сюда пригласили не за советом», — понял Володя.
Однако в деле с должником разобрался сразу. Парень владел двумя магазинами, набрал кредитов и прогорел. Он должен был и банкирам, и бизнесменам, и даже лично Шалуну. Они забрали у него магазины, но это не покрыло и половины долгов. К тому же оказалось, что он еще должен кому-то из людей Поликарпа. Это взбесило всех окончательно. Боевики требовали ликвидировать парня, банкиры и бизнесмены считали, что нужно подставить его с неоплаченным счетом или товаром. Такие махинации были не в новинку, а уж дальше дело прокуратуры разбираться с ним. Тогда уж он будет должником государства.
— Но и в том, и в другом случае вы не учтете интересов Поликарпа, — вмешался в их спор Мишкольц.
— А на кой хрен нам их учитывать? — взвился Шалун, и два его близко посаженных глаза словно превратились в один, горящий злостью и ненавистью.
— Тогда Поликарп будет считать тебя своим должником, — спокойно разъяснил Володя, глядя мимо него. — Ты хочешь еще одну войну?
Тут же все стихло, буря улеглась, люди как-то разом сникли. Для них слово «война» не было пустым звуком.
— Что ты предлагаешь? — спросил Соколов.
— Выход очень прост, — улыбнулся Мишкольц. — Пусть все, кому он должен, остановят проценты и зафиксируют определенную сумму…
— Ему негде взять денег! Он полный банкрот! — вновь заголосили присутствующие, а Шалун добавил:
— Надо приходить вовремя!
— Я в курсе, что он банкрот, — продолжал Володя, пропустив мимо ушей дополнение Шалуна. — В течение года он со всеми расплатится — последовательно, как брал деньги.
— Что за сказки ты нам рассказываешь? — засмеялся Соколов.
— Это не сказки, если он год поработает на меня, повозит камни из карьера. Работа опасная, но прибыльная. Отдыхать я ему не дам.