Коленька спит без задних ног, только носом посапывает.
Кристина откладывает книжку.
В это время в холле щелкнул замок и зажегся свет.
«Неужели? — подумала Кристина. — Не может такого быть. Всего неделя прошла, как он уехал».
— Вова, ты? — тихо позвала она.
Никто не ответил.
Кристина спрыгнула на пол. Даже тапки не стала надевать — пошла босиком. Выключила в детской свет. Прошла по коридору и очутилась в холле. Сердце остановилось.
Возле трюмо с бронзовым подсвечником стояла незнакомая женщина и смотрелась в зеркало.
Кристина никогда ее раньше не видела, но сразу догадалась, кто это.
— Вы — Наташа? — спросила она.
— Да, — кивнула та и скривила рот.
— Откуда у вас ключ?
— Не догадываешься?
— Володя?..
— Догадливая.
Кристина попыталась собраться с мыслями, но мысли расползались, как черви после дождя.
— Но зачем? Не понимаю… — в растерянности произнесла она.
— Затем, что ты больше здесь не живешь, потаскуха! — завизжала незнакомка. — Выметайся со своим ублюдком!
Кристина пошатнулась. Сжала кулаки. Приказала себе держаться спокойно.
— Это должен сказать мне Володя, а не вы. Ведь это его сын…
Та не дала ей договорить и наотмашь ударила по лицу.
— Выметайся, сука!
Кристина устояла на ногах лишь благодаря стене. Если бы она закричала, стала звать на помощь или просто заплакала, та набросилась бы на нее и разорвала на куски. Хладнокровие, с которым Кристина приняла удар, остановило взбесившуюся женщину.
— Поздравляю. Вы меня ударили, — все так же спокойно констатировала хозяйка квартиры и добавила: — А теперь смотрите, что будет!
Она, как тигрица, кинулась на обескураженную Наташу и повалила ее на пол. От неожиданности та даже забыла, что надо сопротивляться. Кристина придавила ее своим телом и, вцепившись в волосы, стала бить головой о стену.
Наташа потеряла сознание.
Кристина знала, что делать дальше. Она прокручивала это уже много раз. Она поднялась. Взяла с трюмо массивный бронзовый подсвечник.
От первого удара по голове Наташа только охнула, и струйка крови потекла у нее по лицу.
Кристина работала подсвечником до изнеможения, пока лицо соперницы не превратилось в сплошное кровавое месиво. Она никак не могла остановиться — ей казалось, что Наташа все так же кривит рот.
Она пришла в себя от шума морского прибоя. По потолку и стенам холла плыли осьминоги, кальмары, мурены. Кристина подняла голову. Коленька, в ночной рубашке, босой, с ужасом смотрел на мать, протягивая ей недочитанную книгу «Волшебник Изумрудного города».
— Мама! Мама! — тряс он ее за плечо. — Телефон звонит!
Кристина открыла глаза: в окне сияло солнце и горел верхний свет, который она не выключила с вечера.
— Мама, звонят! — с округлившимися глазами повторял Коленька.
И действительно, в гостиной не умолкал телефон.
Спросонья ей показалось, что это междугородний звонок, она соскочила с кровати и бросилась в гостиную, не обратив внимания на влажную от пота подушку.
«Вечно, как он уезжает, мне снится всякий вздор! — говорила она себе на ходу. — Вошла бы она у меня! Как же! Дверь на задвижке и цепочке!» Так прокомментировав собственный сон, Кристина наконец подняла трубку.
— Это Гена Балуев, — представился взволнованный мужской голос. — Прости, что поднял в такую рань.
— Что-то случилось? — сразу сообразила она.
— Случилось. — Он выдержал паузу и пояснил: — Не могу по телефону. Надо срочно связаться с Володей…
Теперь молчала она.
— Кристина, ты меня слышишь? Алло!
— Да.
— Надо срочно связаться с Володей.
— Ты же знаешь, я туда ему не звоню.
— Придется сделать исключение.
— И не проси. — Его настойчивость ее унижала.
— Ну, подожди, Кристина! Я к тебе сейчас подъеду и все объясню. Это, между прочим, тебя тоже касается…
— Приезжай, — прервала она его. Было ясно — случилось что-то из ряда вон выходящее. — Я сварю тебе кофе, но звонить туда будешь сам.
Он хлопнул дверью телефонной будки — звонить из дома считал небезопасным в сложившейся ситуации — и направился к белоснежному, как саван, «рено».
Геннадий Балуев не первый год был помощником одного из самых влиятельных людей в городе. Несмотря на свои двадцать восемь лет, он познал уже многое в этой жизни. Его ценили за быстрый, цепкий ум, уважали за простоту и нестервозность — качества, редкие среди людей, имеющих деньги и власть.
Всегда спокойный, уверенный в себе, сегодня он был выбит из колеи. Желваки беспрерывно играли на его скуластом лице. Торчащий в разные стороны ежик светлых волос и синие круги под глазами говорили о беспокойно проведенной ночи.
— Поехали к ней! — бросил он шоферу, совсем молодому парню, заспанному и зевающему от души. — Хватит спать! — поморщился Балуев.
«Деревенщина неотесанная! Никогда рот не прикроет!» — выругался он про себя.
Парень завел мотор.
— Следи за дорогой. Гололед, — предупредил хозяин.
Ехали молча. Наконец шофер осмелился спросить:
— Что ж это будет, Геннадий Сергеевич? Война?
Балуев не удостоил его ответом. Скорее всего, потому, что не слышал вопроса. Геннадий Сергеевич напряженно думал, пытаясь осмыслить происшедшее.
Он просил, умолял, чуть ли не стоял перед шефом на коленях неделю назад. «Вова, тебе нельзя сейчас ехать! Стар что-то замышляет. У меня верные сведения. Он обязательно воспользуется твоим отъездом из города». Шеф снисходительно улыбнулся и похлопал его по плечу: «У меня с ним пакт о ненападении. Пусть только сунется». — «И что тогда?» Шефу явно не понравился этот вопрос. Он нервно натянул свои перчатки, хмыкнул и пошел прочь. У самой двери обернулся и бросил ему: «Не надо, Гена, осложнять».
На следующий день, повинуясь своей недавно появившейся прихоти — она давала знать о себе раз в два месяца, — шеф отправился на родину своих предков, в Венгрию. Его нельзя беспокоить, когда он там, и поэтому никто, кроме Кристины, не знает номера местного телефона.
Неделю назад Балуев пытался поговорить на ту же тему с Кристиной, как ни тягостен был для нее этот разговор. Вот уже семь лет Кристина — любовница шефа, но Володя не только делит с ней постель. Она его помощница, советчица в делах, правая рука, а он, Балуев, — левая.
Кристина тогда сразу вспыхнула — но умеет баба держать себя в руках! — потупила взор и пролепетала: «Я не могу просить, чтобы он остался. Володя неверно меня поймет…»
Черт бы подрал их любовные коллизии! У шефа в Венгрии живут жена и старший сын. Сколько это может продолжаться? Не в первый раз Гена задавался таким вопросом. Зачем он столько лет содержит эту, свою первую, которую не любит, которая ему чужая? Пора бы уже разобраться в собственных чувствах! Ведь не маленький! Балуев слишком уважал Кристину, чтобы судить об этом объективно.
«Да что я, в самом деле, привязался к нему? — в который уже раз остановил себя Гена. — Мне бы со своей благоверной разобраться!»
С женой, Мариной, накануне опять повздорил. Задолбала его ее вегетарианская пища! Он и так в последние дни весь на нервах. Приходит домой голодный как волк, а она его капустой свежей кормит. За козла его держит? Дети голодными бегают — мама, видите ли, ударилась в гороскопы и народную медицину. Проводит лечебное голодание, убрала из рациона все животное. «Скоро одуванчиками питаться будем!»
От жены он вновь возвращается к тяжелым думам о делах.
О том, что Стародубцев, их опасный сосед, что-то замышляет, он узнал из верных рук. Человек, который сообщил ему это, работает у Стародубцева, и Балуев поклялся, что имя его никто не будет знать, пока он жив, даже шеф. Но и до этой малоприятной информации у Геннадия Сергеевича имелись свои опасения насчет Стара, о которых он докладывал шефу месяц назад. Балуева тогда насторожило убийство поэта. «Зачем? — недоумевал Гена. — Можно было обойтись без крови. Да, безусловно, он здорово навредил всем. Но сделал это, не подумав, от отчаяния. Парень сильно нуждался. Ему надо было протянуть руку. Найти теплое местечко, и он тогда не только бы заявление забрал, а в ногах бы у нас валялся! Стар поторопился».
Шеф выслушал своего помощника, как всегда, с надменной улыбкой.
— Где доказательства, что люди Стара пришили поэта? Ты проводил расследование?
— Нет, — опустил глаза Гена — не выносил, когда на него смотрели, подозревая во лжи. — Но я знаю точно, — твердо заявил он.
Лицо шефа помрачнело. Он задумался, а потом спросил:
— Зачем, по-твоему, он это сделал?
— Хотел нас припугнуть. — Гена сам не знал, как у него вырвалось такое.
— Каким образом?
— Поэт был его старым, школьным другом.
— Да, я что-то слышал об этом, — припомнил шеф.
— Стар как бы показал нам: вот, смотрите — я могу расправиться даже с близким мне человеком, а значит, способен на все.
— Не лишено смысла, — согласился шеф. — Вполне допускаю, что у нашего друга синдром Иеффая. Древний герой запугал врагов тем, что принес в жертву собственную дочь. — Шеф любил углубляться в иудейские древности, но рассказ на библейские темы закончил прозаично: — Не верю, Гена. У меня с ним пакт о ненападении.
— Мало ли примеров в истории, — пожал плечами Балуев.
Шеф не желал больше говорить на эту тему. Аудиенция была закончена. Гена направился к двери, и в спину ему прозвучало:
— Кристине — ни слова об убийстве Кулибина. Она ничего не должна знать.
— Хорошо, — пообещал помощник, удивленный даже не тем, что это, оказывается, тайна, сколько тем, что шеф помнит фамилию поэта.
— Геннадий Сергеевич, прибыли! — Шофер улыбнулся: сам, мол, спишь, а меня ругаешь!
Он настолько ушел в себя, что не заметил, как они приехали и с минуту простояли перед домом Кристины.
В Венгрию весна приходит куда раньше, чем на древнюю, историческую родину мадьяр. Они были не дураки, эти древние венгры, когда тысячу лет назад покинули Урал и потопали в Центральную Европу.