— Я хочу помочь вам избавиться от проблем.
— Что вы имеете в виду? — сделала она большие глаза.
«Принц» покинул своих обожателей, и толпа понемногу стала рассеиваться.
— Для начала неплохо бы куда-нибудь уединиться, потому что разговор предстоит серьезный, интимного характера.
— Я не желаю ни о чем с вами разговаривать! — отрезала Анхелика.
— Думаю, ваш муж проявит большее внимание к этой проблеме, — выдал он ключевую фразу.
Телеведущая лишилась дара речи. Она только хлопала ресницами и, казалось, вот-вот расплачется.
«Тебя еще никто не шантажировал, цыпочка! — говорил его взгляд. — Что ж, к этому надо привыкнуть, как к прививке от оспы на левой руке».
— Если мы так и будем стоять, нас, пожалуй, попросят спеть дуэтом, — усмехнулся Балуев.
— Следуйте за мной! — вдруг скомандовала она, будто проходила практику в милицейском участке.
Она повела его куда-то вдоль эстрады, и вскоре он увидел едва приметную дверь с табличкой «Служебный вход».
Он обернулся, нашел глазами Федю. Тот стоял, подпирая стену, скрестив руки на груди, и неотступно следил за ними.
Гена помахал ему рукой, давая понять, что миссия Феди на этом окончена.
Лика шла все вперед и вперед, не оглядываясь. «А походка у нее солдатская!» — отметил Балуев.
Они прошествовали по узкому административному коридору и остановились перед обтянутой кожей директорской дверью.
— Одну секунду! — кивнула она и вошла внутрь.
Что происходило там, он не слышал, но через какое-то время из кабинета вышла полная женщина средних лет, поздоровалась с ним и окинула взглядом с ног до головы, сально при этом улыбаясь.
— Можете войти, — промяукала она и удалилась.
Кабинет оказался крохотным. В нем едва размещались стол, кресло, шкаф и небольшой кожаный диванчик. Было тесно, как в гробу, и воздуха не хватало.
Анхелика сидела на диванчике, закинув ногу на ногу— дискотечные брюки-клеш позволяли ей выстраивать и не такие композиции, и нервно попыхивала сигаретой. Гена сел рядом и тоже закурил.
— Хорошо здесь будет после нас, — с улыбкой заметил он.
— Ничего. Проветрит, — пробурчала недовольно Анхелика. И, посмотрев на часы, начальственным тоном произнесла: — Что у вас там? Выкладывайте. Я тороплюсь.
— Наша первая встреча, к сожалению, носила спонтанный характер, — начал Балуев издалека. — Мы могли бы договориться на месте, если бы я знал, с кем имею дело.
— А я, представьте, до сих пор не знаю, с кем приходится лясы точить!
Он представился.
— Это мне ни о чем не говорит! — продолжала она в том же духе.
— А фамилия Мишкольц — говорит? — раскрыл он свои карты.
Она внимательно посмотрела на него, будто только что увидела, и сказала уже более ровным голосом:
— С этого надо было начинать. Я вспомнила. Вы, кажется, его помощник? — Анхелика хмыкнула. — Не понимаю, зачем в таком случае вам понадобилась моя фотография?
— Это моя страсть — коллекционирование красивых женщин. — Фраза получилась двусмысленной и пошловатой, хотя он вовсе не собирался придавать ей такой смысл.
— Могу предложить вам обмен, — уже мягче улыбнулась она. — Я подарю вам точно такую же фотографию, но без подписи.
— С удовольствием, — ответил он с такой же улыбкой, — но прежде хочу задать вам пару вопросов.
— Хорошо, — согласилась она, — но предупреждаю — я не потерплю, если вы начнете копаться в постельном белье.
— У меня нет такой привычки.
— Верится с большим трудом. Хотите выпить?
Он не отказался. Анхелика бесцеремонно распахнула директорский бар. Вытащила оттуда наполовину опорожненную бутылку армянского коньяка и два граненых стакана. Налила по полстакана. Протянула Балуеву его порцию. Снова уселась в той же позе на диван. Отпила глоток и решительно вступила в игру:
— Валяйте ваши вопросы!
Балуев не заставил себя ждать.
— Куда уехал Гордеев?
— Ну, вы даете! Я сама бы хотела это знать! Мудак! Другого слова не подберешь! Позвонил мне в тот самый день, когда мы с вами столкнулись в его квартире…
— Позавчера? — удивился Геннадий. — Он был в городе?
— Мне показалось, что звонок междугородний. И лучшего времени он не нашел, как позвонить в обед, прекрасно зная, что Андроник часто обедает дома. Андроник — это мой муж, — пояснила телеведущая. — Естественно, я, как дура, набрала в рот воды, не смея ничего сказать при муже. Гордеев меня порадовал — он, видите ли, пустился в бега, и у него на квартире может быть обыск, и вдруг он вспомнил про мою фотографию! Как вам это нравится? Съезди, говорит, и возьми ее в серванте. Хорошо, что у меня еще хранился ключ от его квартиры — мы ведь уже месяца два как расстались…
— Он так и сказал: возьми в серванте? — перебил ее Гена.
— Точно так. А что?
— Странно. Фотокарточку я обнаружил на диване.
Анхелика присвистнула.
— Бесконечная история! Надо ждать еще одного шантажиста в ближайшее время!
— Не стоит так убиваться, — успокоил ее Геннадий. — Если бы этот некто рассчитывал на шантаж, то не оставил бы фотографию.
— Тоже верно, — согласилась Анхелика, и лицо ее просветлело. — Ну вот, собственно, и все. Задавайте второй и последний вопрос… — Она сделала ударение на слове «последний».
— Кто такой Фан? — Балуев не очень-то надеялся получить ответ на этот вопрос, потому что девчонка показалась ему слишком легкомысленной, чтобы быть посвященной в дела организации, возглавляемой Карпиди.
— Вы не знаете Фана? — Она удивилась не меньше, чем он ее осведомленности. — Бросьте меня разыгрывать! Если из-за этого вы стащили мою фотографию, то это глупо. О Фане вам мог бы рассказать любой авторитет.
Он понимал, что Анхелика права, но те, к кому он мог бы прийти за консультацией, были сейчас вне игры.
— И все-таки я пришел к вам.
— Неужели вы ничего не слышали о неудачной попытке ограбления бизнесмена Стародубцева? Ладно, я тогда была еще босячкой, мне об этом рассказывал муж, а вы-то что, газет не читали в то время? Ведь об этом писали.
— Как настоящее имя Фана?
— Афанасий Романцев.
Он поразился легкой разгадке А.Р. Конечно, он слышал такую фамилию и читал об ограблении Стара, когда тот был еще никем, но сам-то Балуев тогда жил совсем в другом измерении. И столбцы криминальной хроники его не волновали, как не волновала и не захватывала вообще детективная литература.
Дмитрий Сергеевич вернулся в родной город с мешками долларов. Он их не заработал и не выиграл в рулетку.
Это были деньги московской фирмы по продаже компьютеров, в которой он проработал несколько лет и занимал должность заместителя директора. Это были не отмытые деньги, не зафиксированные ни в каких документах. О них знали только три человека — директор, он и старший бухгалтер, женщина уже преклонных лет.
Он быстро сообразил, что к чему, когда директор фирмы распрощался с жизнью в подъезде собственного дома. Конкуренты недвусмысленно предлагали «убраться по-хорошему». Рынок сбыта казался огромным, но места всем уже не хватало.
Встать во главе фирмы было равносильно самоубийству, и он это чувствовал, как никто другой. Всем, что имелось на счетах, он едва расплатился с поставщиками и налоговой инспекцией. Потом объявил о закрытии фирмы.
Но эти денежки он присвоил себе, заткнув рот старухе бухгалтерше тысчонкой баксов.
В Москве, как ему казалось, оставаться опасно, но вышло все наоборот. Куда опасней оказалось возвращаться в родной город.
Долларами он набил два дивана в своей квартире. Не сдавать же их в банк, в самом деле! Так можно и засветиться!
В те времена Стар еще не обзавелся охраной. Ведь и это может вызвать подозрения. Он наивно полагался на милицию. Исправно платил одному милицейскому чину. Его квартира находилась, таким образом, под присмотром.
Одного только не учел Дмитрий Сергеевич. Оказывается, об этих не отмытых деньгах знает еще один человек. Родной брат убитого директора фирмы, Анастас Карпиди, известный в городе под кличкой Поликарп.
Поликарп позвонил Стародубцеву через несколько дней после его возвращения и все устроил наилучшим образом.
— Здравствуй, здравствуй, голуба! — прохрипел басом грек. — Изрядно потрудился? Все успел припрятать?
— Не понимаю, о чем вы?
— Сейчас поймешь, мухомор-поганка, — эта присказка обычно заменяла Поликарпу мат. — Кто давал моему брату деньги под фирму? Ты или я? Так по какому праву ты сорвал весь банк? А кто будет делиться?
— У меня ничего нет! — закричал Стародубцев.
— Ишь как запищал, когда за яйца дернули! Я вообще человек не вредный, голуба. Оставил бы тебя в покое, если б ты не вел себя, как последнее дерьмо! Почему я тебя не видел на похоронах и на поминках? Покойников боишься, или некогда было? Я, конечно, понимаю, мухомор-поганка, что такую сумму надо ухитриться спрятать. Тут ты молодец. А как быть со всем остальным? Брат столько для тебя сделал, приблизил к себе, а ты даже не соизволил проводить его в последний путь. Я занимался похоронами в Москве! Вот этого я тебе, голуба, не забуду! Так что давай договоримся по-людски. Тебе — половина, и мне — половина.
— Я у вас ничего не брал! И нет у меня никаких денег!
— Это последнее твое слово?
— Да!
— Тогда не удивляйся… — На этой загадочной фразе Карпиди положил трубку.
Для проведения операции Поликарп выбрал троих самых надежных ребят, имевших не по одной судимости, которым разбойное нападение не было в диковинку. Заплатить обещал щедро — пятую часть от всей суммы.
Резиденция Карпиди находилась прямо на кладбище, в убогой сторожке, под вывеской «Изготовление памятников». Там, прямо на кладбище, и началась подготовка к операции.
Главным в группе захвата был назначен Фан, как самый старший и самый опытный. Он всегда угрюмо смотрел из-под внушительного надбровья, подчас казалось, что у Фана вовсе нет глаз, только широкие, густые, сероватого оттенка брови.