Из предосторожности Кристина попросила шофера остановиться за светофором, на многолюдной улице. «Не стоит такой горилле показывать свой подъезд!»
Несмотря на солнечное убранство улиц и ликование птичьего народа, на душе оставалась тревога. Она торопилась домой, то и дело оглядываясь по сторонам, но, кажется, никому не было дела до нее.
Кристина свернула во двор. Взглянула на свои окна. Каким теплом повеяло от них, от родных окон!
С другого конца двора прямо ей навстречу выехал серого цвета «ниссан». Ей показалось на миг, что она уже видела сегодня эту машину, но где, не могла вспомнить. Впрочем, мало ли таких машин в городе? Стоит забивать голову?
«Ниссан» остановился у нее за спиной, когда она открывала парадную дверь. Она ловко скользнула в подъезд и посетовала, что лифт не дожидается ее на первом этаже.
Уже приполз, громыхая и лязгая, мозолистый труженик-лифт, а владелец «ниссана» явно не торопился. От сердца отлегло.
Он вбежал, когда Кристина уже собиралась прикрыть за собой деревянные дверки, и добродушно крикнул: «Подождите меня!»
В тусклом освещении подъезда он оказался невысоким парнем в спортивной куртке, джинсах и кроссовках. При ближайшем рассмотрении «парню» можно было дать не менее сорока лет. Он прикрыл дверки.
— Четвертый, — обронила она, как во сне, потому что видела, как нерешительно поднимается его рука.
Цифра «4» давно стерлась, и «парень» долго искал нужную кнопку. Кристина ему не мешала. Она расстегнула сумочку в поисках носового платка, так как перед этим громко шмыгнула носом.
Наконец его длинный палец вдавил кнопку и приклеился к ней.
По мелькнувшим в воздухе голубым буквам она окончательно убедилась, что угодила в ловушку.
Явно страдающий одышкой, стонущий и вздыхающий, старый хрыч лифт поперся вверх.
«Парень» встал к ней спиной, наскоро расстегнул куртку, будто изнывая от жары, и почему-то схватился за сердце.
Промедление было смерти подобно.
— Не двигаться! Я стреляю! — неожиданно громко сказала она и ткнула его в спину дамским револьвером. От неожиданности он вздрогнул, но быстро взял себя в руки.
— Хорошо. Не двигаюсь, — осклабился Фан.
Лифт остановился.
— Так и будем стоять, красавица? — он повернулся к ней в профиль.
— Выходите! — махнула она револьвером.
И в тот же миг прогремел выстрел. В первую секунду Кристина не поняла, что произошло. Невыносимая боль полоснула ее под ребрами. Повалившись на бок, она все же успела спустить курок и видела, как тот дернулся, но самого выстрела уже не расслышала — в ушах зашумело, а потом вдруг все неожиданно стихло. И только странная, трепетная мысль прорвалась сквозь гаснущее сознание: «А Колька уже читает…» Она улыбнулась и уронила отяжелевшую голову на плечо.
Что касается Фана, на этот раз пронесло — пуля едва задела мочку уха.
Они так и стояли на четвертом этаже. Действовать надо было быстро. Он стал шарить в карманах ее пальто. В левый карман уже натекло, он вынул окровавленную руку, выругался. Продолжил поиски, приговаривая: «Откуда узнала, сучка? Откуда узнала?»
Драгоценный клочок бумажки он обнаружил в сумочке.
Но в тот же миг лифт поехал вниз. Кто-то вызвал его на первом этаже. Фана охватила паника. Он метался по кабинке, рыча и матерясь, и только между вторым и первым этажом сообразил нажать кнопку «Стоп». А затем цифру «5».
Вверх было ехать куда веселее. Он старался не смотреть на труп. Это зрелище никогда не доставляло ему удовольствия. Тем более Фан нервничал. В этот раз выходило не так ловко..
Но главные трудности ждали его впереди.
На пятом этаже он нарвался на старушку. Она тщательно, на три замка закрывала дверь своей квартиры и поэтому не поспела к лифту. Как только Фан хлопнул железной дверью, лифт умчался вниз.
Бабулька с неподдельным интересом посмотрела на него.
Он понял, что фоторобот для ментовки уже готов. Но «замочить» старушку не мог по объективным причинам — сейчас лифт придет на первый этаж и уж больше не поднимется вверх. Ему на первый этаж нельзя!
Он добежал до второго, перепрыгивая целые пролеты лестницы. Распахнул окно. Двор пуст. Его «ниссан» совсем рядом. Но высота здесь не такая, как в доме Стародубцева. Здесь круче — все-таки «сталинский» дом!
Наконец на первом этаже кто-то помянул Бога.
Фан уперся ногами в раму, держась обеими руками за косяк, и прыгнул в сторону, в черный, подтаявший сугроб. Пятки обожгло, правую ногу подвернул, так что искры из глаз посыпались.
Сделав шаг к машине, услышал за спиной: «Стой, гад!» Выстрелил не глядя. Уже отъезжая, бросил взгляд в сторону проклятого подъезда — мужчина в сером пальто лежал ничком, перекрыв своим телом весело журчавший ручеек.
Старушка на пятом этаже не дождалась лифта. Она позвонила в две соседние квартиры. Двери долго не открывались. Наконец из одной высунулся испуганный нос в очках.
— Вы слышали? Стреляли… — Старушка растерянно развела руками. — Может, убили кого? Надо бы посмотреть.
«Нос» кивнул и выбрался наружу. Но любопытных внизу и без того было достаточно.
— Мужчина дышит! — обнаружил кто-то, перевернув на спину человека в сером пальто.
— А женщина, кажется, того… — произнес другой, побывав в кабинке лифта.
— Не входите в лифт! — строго приказал третий. — Милиция приедет, а следы затоптаны!
— А кто вызвал милицию?
Оказалось никто, а вот в «Скорую помощь» позвонили.
Старушка, доковыляв до первого этажа, только качала головой, приговаривая:
— Вот до чего дожила! В родном подъезде убивают! — и тут же поставила в известность присутствующих: — А эту женщину я знаю. Она с четвертого этажа. У нее еще маленький сын. Надо бы подняться.
«Нос» бросился наверх. Ему открыла Катя.
— Там… ваша… сестра в лифте лежит!
Фраза получилась абсурдная, но она сразу догадалась, о ком идет речь, и побежала вниз, крикнув Кольке:
— Я сейчас приду!
Возле лифта стоял неусыпный страж с толстым брюхом, с трудом запихнутым в шерстяной пуловер, побитый молью, и строго-настрого запрещал гражданам топтаться.
У Кати брызнули слезы. Она растерялась.
«Нос» близоруко сунул под нос «пуловеру» указательный палец и возопил:
— По какому праву? Женщину необходимо перенести в дом!
— Только после милиции! — насупился «пуловер».
— Может, она еще жива?
— Не смешите людей! Взгляните на нее! Дохлее не придумаешь!
— Как вы смеете? Вы… Вы… — «Нос» не находил подходящего слова для «пуловера» и готов был в него вцепиться.
— Не надо, — жалобно попросила Катя, сморкаясь в носовой платок, и пояснила: — Там наверху ее сын.
— Ничего страшного, — не отставал «нос». — Скажите мальчику, что мама тяжело больна!
— Он все уже понимает! — замотала головой девушка и снова залилась слезами.
— И вообще не суйтесь не в свое дело! — с удовольствием хлестнул противника «пуловер».
— Как не стыдно — над трупом! — вмешалась сердобольная старушка и, явно отдавая предпочтение «носу», напомнила «пуловеру»: — Вы ведь взрослый мужчина!
Но не старушка угомонила спорщиков, а подоспевшая бригада «скорой помощи».
Человек в сером пальто, еще дышавший пять минут назад, скончался.
Отодвинув толстое брюхо в пуловере, молоденький светловолосый врач шагнул в лифт и присел на корточки. Он приподнял пальцами веки Кристины, взял бледную руку. Потом крикнул кому-то в проем парадной двери:
— Пульс прощупывается! Быстро — в машину!
Недавние спорщики помогли переложить Кристину на носилки, погрузить в салон. А там уже началась возня:
— Готовьте капельницу! Живо! Кислород!
Фан просчитался. Он не учел, что Кристина высокого роста, и, стреляя через спину, не смог скорректировать полет пули. И пуля не достала до сердца, ушла под ребра.
Фан никогда не стрелял дважды в один объект, убивал с первого выстрела.
Хромая, доплелся он до двери и сунул в замочную скважину ключ.
Квартира пропахла табачным дымом и уксусом. С утра варил пельмени и разлил бутылку с уксусом. Дурной, видно, знак! Воняло беспощадно. Сколько ни открывал на кухне окно, запах не выветривался!
Он поднес к потрескавшимся губам носик чайника и надолго присосался к нему.
Потом прошел в комнату, повалился на кровать. Закрыл глаза. Нога уже гудела.
«Некогда разлеживаться!» — сказал он себе.
Поднял с пола недочитанный детективчик в бумажном переплете и на обратной, чистой стороне обложки начеркал карандашом целое послание:
«Шурин!
Я делаю ноги. Меня накрыла баба Мишкольца. Как проведала, сучка, ума не приложу! Короче, я ее «замочил»! Но меня сфотографировали, поэтому оставаться в городе опасно. Подамся на родину. Если понадоблюсь, звони — телефон у тебя есть.
Фан».
И внизу еще приписал: «Не вздумай трогать Его без меня! Он — мой!»
Книгу с посланием он бросил на стол, а карандаш отшвырнул в угол.
Не меняя позы, все так же лежа на животе, он уснул ровно на двадцать минут, как Штирлиц. С той лишь разницей, что у Штирлица не болела при этом нога.
Через двадцать минут он встал, сполоснул холодной водой лицо и спустился вниз, к машине.
Поздним вечером того же дня Фан въехал в родной город.
Катя объяснила ему все сбивчиво, очень волновалась, плакала. Упомянула, что ей надо готовиться к сессии и совсем нет времени сидеть с Колькой.
Но ему некогда было выслушивать ее жалобы. Выяснив адрес больницы, в которую увезли Кристину, Мишкольц прервал разговор и кинулся в кабинет Балуева.
Они выбежали из офиса и каждый сел в свою машину. Машины разъехались в разные стороны. Гена только успел крикнуть ему из окошка:
— Я дождусь тебя!
Мишкольц помчался в больницу, а Балуев к нему домой. Труп мужчины в сером пальто еще не увезли в морг, когда Геннадий затесался в толпу зевак, которых тщетно отгоняли милиционеры:
— Граждане, разойдитесь! Что вы, трупов не видели?